Я стояла у кованых ворот и не могла заставить себя нажать на кнопку звонка. За этими воротами начиналась моя новая жизнь. Или её конец.
Август выдался жарким. Солнце палило так, что асфальт плавился под ногами. А я стояла в своём лучшем платье, с единственной сумкой, и смотрела на дом, в котором мне предстояло прожить целый месяц.
Двухэтажный особняк с белыми колоннами. Терраса, увитая виноградом. Сад с розами. Я никогда не была в таких домах. Даже близко не подходила. И вот теперь должна войти туда как гостья.
Как невеста.
Кирилл обещал встретить меня у ворот. Но его машины не было. Я набрала его номер. Длинные гудки. Сбросил или просто не услышал?
Я посмотрела на свой браслет. Тонкий, серебряный, с гравировкой «Верю в тебя». Единственная вещь, которая осталась мне от матери. Её оставили вместе со мной у дверей детского дома двадцать пять лет назад.
Я не знала, кто она. Не знала, почему бросила. Но этот браслет носила всегда. Он напоминал мне о том, что кто-то когда-то верил в меня. Хотя бы один человек.
И вот сейчас мне очень нужна была эта вера.
Три дня назад я сидела в кабинете Инны Борисовны Астаховой и слушала её условия. Мать Кирилла. Владелица сети ресторанов «Олива». Женщина, которая решала всё в этой семье.
- Вы хотите замуж за моего сына? - она смотрела на меня так, будто я была пятном на её дорогом ковре.
- Я люблю Кирилла, - ответила я.
- Любовь, - она усмехнулась. - Красивое слово. Им часто прикрывают совсем другие чувства. Жадность, например. Или расчёт.
Я хотела встать и уйти. Но заставила себя остаться. Ради Кирилла. Ради нас.
- Я не охотница за деньгами.
- Все так говорят. А потом выясняется, что любовь куда-то испаряется, когда заканчиваются деньги на карте.
Инна Борисовна откинулась в кресле и сложила руки на груди. Дорогие кольца на её пальцах блеснули в свете настольной лампы.
- У меня есть предложение. Вы проживёте месяц в нашем доме. Как гостья. Я посмотрю на вас. Узнаю вас. И если пойму, что вы на самом деле любите моего сына, а не его счета, то благословлю ваш брак.
Месяц. Тридцать дней под одной крышей с этой женщиной. Тридцать дней проверок, допросов, косых взглядов.
- А если я откажусь?
- Тогда свадьбы не будет. Кирилл меня послушает. Он всегда меня слушает.
Это прозвучало как угроза. И я поняла, что она не шутит. Инна Борисовна Астахова привыкла получать то, что хочет. А сейчас она хотела избавиться от меня.
Кирилл уговаривал меня согласиться.
- Это ради нас, Вера, - говорил он, держа мои руки в своих. - Мама просто хочет тебя узнать. Она не злая. Просто защищает семью. Ты её покоришь. Я уверен.
Он крутил на мизинце старое кольцо. Широкое, потёртое, явно не его размера. Это кольцо принадлежало его отцу. Борис Петрович отдал его сыну после инфаркта два года назад. «На счастье», сказал он тогда.
Я смотрела на это кольцо и думала о том, что Кирилл верит в свою мать. Он не видит того, что вижу я. Не понимает, что это не знакомство. Это испытание. И она сделает всё, чтобы я его провалила.
Но я согласилась. Потому что любила его. И потому что не привыкла отступать.
Двадцать пять лет я справлялась сама. Без семьи. Без поддержки. Без денег. Выросла в детском доме. Работала с шестнадцати лет. Официанткой, продавщицей, уборщицей. Откладывала каждую копейку на курсы бухгалтеров. Мечтала о нормальной жизни.
И вот восемь месяцев назад в ресторан «Олива» зашёл Кирилл. Он пришёл проверить работу персонала. А ушёл с моим номером телефона.
Наше первое свидание было в парке. Мы гуляли три часа и говорили обо всём на свете. Он не спрашивал, где я живу и на какой машине езжу. Его интересовала я. Не моя анкета.
Через месяц он поцеловал меня. Через три сказал, что любит. Через шесть сделал предложение.
А через неделю его мать вызвала меня «на разговор».
И вот я здесь. Стою у ворот её дома. И не могу нажать на звонок.
***
Ворота открылись сами. Я вздрогнула и шагнула назад. Из калитки вышла женщина лет шестидесяти в простом синем платье.
- Вы Вера? - спросила она. - Меня зовут Зина. Я работаю в этом доме. Проходите, вас ждут.
Она не улыбалась. Но и враждебности в её голосе не было. Просто усталость человека, который слишком много видел.
Я пошла за ней по дорожке, выложенной светлым камнем. Газон был идеально подстрижен. Розы цвели так ярко, будто их только что покрасили. Всё здесь было красивым и правильным. Всё, кроме меня.
- Давно вы тут работаете? - спросила я, чтобы хоть как-то начать разговор.
- Двадцать лет.
- Это много.
- Достаточно, чтобы знать порядки, - Зина остановилась у входа и посмотрела мне в глаза. - Инна Борисовна сложный человек. Но справедливый. Если вы честная девушка, вам нечего бояться.
Я хотела спросить, что бывает с нечестными. Но дверь уже открылась. И я вошла внутрь.
Холл был огромным. Мраморный пол, широкая лестница, хрустальная люстра. На стенах картины в золотых рамах. Я чувствовала себя здесь чужой. Как будто случайно забрела в музей и теперь жду, когда охрана выведет меня за локоть.
- Ваша комната на первом этаже, - сказала Зина. - Идёмте, покажу.
На первом этаже? Я думала, что гостевые комнаты обычно наверху. Но спорить не стала. Пошла следом.
Комната оказалась маленькой. Кровать, шкаф, тумбочка. Окно выходило во двор, прямо на хозяйственные постройки. Рядом с дверью слышался шум воды. Кухня была за стеной.
- Извините, гостевые наверху на ремонте, - Зина поставила мою сумку на пол. - Пока придётся здесь.
Я огляделась. Обои были чистыми, но старыми. Мебель простая, явно не из той же коллекции, что в холле. Эта комната предназначалась для прислуги. Не для гостей.
Но я промолчала. Улыбнулась и сказала:
- Спасибо. Мне подходит.
Зина кивнула. Может, с уважением. Может, с удивлением. Я не разобрала.
- Ужин в семь. В столовой. Я зайду за вами.
Она вышла. А я села на кровать и посмотрела в потолок.
Комната для прислуги. Первая проверка. Инна Борисовна хотела посмотреть, как я отреагирую. Буду жаловаться? Требовать лучшего? Закачу истерику?
Не дождётся.
Я встала, открыла сумку и начала раскладывать вещи. Их было немного. Два платья, юбка, пара блузок. Бельё. Туалетные принадлежности. Книга, которую я читала уже третий месяц.
В шкафу пахло лавандой. Кто-то положил туда саше. Такая мелочь. Но она напомнила мне, что в этом доме есть не только Инна Борисовна. Есть Зина, которая заботится о мелочах. Есть Борис Петрович, отец Кирилла. Есть сам Кирилл, который должен был меня встретить, но почему-то не приехал.
Я достала телефон. Одно сообщение от него: «Прости, задержали дела. Буду к ужину. Люблю».
Дела. Какие дела могут быть важнее того дня, когда твоя невеста переезжает в дом твоих родителей? Я хотела разозлиться. Но не смогла. Кирилл не виноват в том, что его мать устроила этот спектакль. Он просто пытается угодить всем.
И мне, и ей.
Только так не бывает. Рано или поздно придётся выбирать.
***
В столовую я пришла ровно в семь. Длинный стол был накрыт на четверых. Белая скатерть, фарфоровые тарелки, серебряные приборы. Свечи в высоких подсвечниках. Всё как в кино про богатых людей.
Инна Борисовна уже сидела во главе стола. Тёмно-синее платье, жемчужное ожерелье, идеальная укладка. Она выглядела так, будто собиралась на приём, а не на семейный ужин.
- Добрый вечер, - сказала я.
- Садитесь, - она указала на стул напротив себя.
Я села. Между нами было два метра пустого стола. Как поле боя.
- Кирилл задерживается, - сообщила Инна Борисовна. - Дела в ресторане.
- Он написал мне.
- Вот как. Значит, вы в курсе.
Молчание. Тяжёлое, вязкое. Я не знала, что сказать. Она, кажется, и не ждала от меня слов. Просто смотрела. Изучала. Как учёный смотрит на подопытную мышь.
В столовую вошёл мужчина. Высокий, седой, с добрым лицом. Борис Петрович. Отец Кирилла. Я видела его пару раз, когда он заходил в ресторан. Он всегда улыбался персоналу и оставлял щедрые чаевые.
- Добрый вечер, - он кивнул мне и сел рядом с женой. - Вера, рад вас видеть в нашем доме.
- Спасибо.
Инна Борисовна бросила на мужа быстрый взгляд. Он замолчал. И я поняла, кто в этом доме принимает решения.
Зина принесла первое блюдо. Суп в фарфоровых тарелках. Я взяла ложку и начала есть. Молча. Не хотела нарушать тишину. Не хотела давать повод для новых вопросов.
Но Инна Борисовна и не собиралась молчать.
- Расскажите о своей семье, Вера, - она отложила ложку и сложила руки перед собой.
Я знала, что этот вопрос прозвучит. Готовилась к нему. Но всё равно почувствовала, как сжалось сердце.
- У меня нет семьи. Я выросла в детском доме.
- Вот как. То есть вы не знаете своих родителей?
- Нет.
- Интересно, - она чуть наклонила голову. - И что же вам известно о своих корнях? О наследственности? О том, какие гены вы передадите моим внукам?
Борис Петрович кашлянул. Но ничего не сказал. Просто опустил глаза в тарелку.
Я положила ложку. Посмотрела Инне Борисовне прямо в глаза.
- Я знаю, кто я. Знаю, чего добилась сама, без чьей-либо помощи. Работала с шестнадцати лет. Никогда не воровала, не врала, не унижалась. Я не выбирала, где родиться. Но я выбрала, кем стать. И этого мне достаточно.
Тишина. Инна Борисовна не ожидала такого ответа. Я видела, как дрогнули её губы. Не от злости. От чего-то другого.
- Смело, - наконец сказала она. - Посмотрим, хватит ли вам этой смелости на месяц.
В этот момент в столовую вошёл Кирилл. Он был в деловом костюме, уставший, но улыбающийся.
- Простите за опоздание, - он поцеловал мать в щёку, кивнул отцу и сел рядом со мной. - Вера, как ты? Всё в порядке?
- Да, - я улыбнулась ему. - Всё хорошо.
Он взял мою руку под столом и сжал. Его ладонь была тёплой. Знакомой. Родной. И на секунду мне показалось, что всё будет хорошо. Что я справлюсь. Что мы справимся.
Но потом я увидела, как Инна Борисовна смотрит на наши сплетённые пальцы. Её глаза стали холодными. Как у человека, который только что принял решение.
Она объявила мне войну.
***
После ужина Кирилл проводил меня до комнаты. Мы стояли у двери, и он держал меня за плечи.
- Мама не со зла, - говорил он. - Она просто беспокоится. Она всегда такая. Но она оттает. Я уверен.
- Она поселила меня в комнату для прислуги, - сказала я тихо.
- Что? - он нахмурился. - Не может быть. Наверное, путаница. Я поговорю с ней.
- Не надо. Не хочу начинать с конфликта. Мне и здесь хорошо.
Он обнял меня. Крепко, как будто боялся отпустить.
- Ты самая сильная девушка, которую я знаю. Ты справишься. И через месяц мы поженимся. Обещаю.
Я хотела ему верить. Очень хотела. Но что-то внутри меня сопротивлялось. Он не встретил меня у ворот. Он не заметил, в какую комнату меня поселили. Он защищает мать, а не меня.
А ведь должно быть наоборот.
Кирилл уехал. Сказал, что живёт в своей квартире в городе, так ему удобнее для работы. Но будет приезжать каждый вечер. Обещал.
Я осталась одна. В чужом доме. С женщиной, которая хочет от меня избавиться. И мужчиной, который видит только то, что хочет видеть.
Я легла в кровать, но сон не шёл. За стеной шумела вода. На кухне кто-то гремел посудой. В коридоре скрипели половицы.
Часы показывали полночь. Я встала и подошла к окну. Двор был тёмным. Только свет из окна второго этажа падал на газон.
Я накинула халат и вышла в коридор. Тихо, чтобы никого не разбудить. Мне нужен был воздух. Мне нужно было побыть одной. По-настоящему одной, а не в клетке с тонкими стенами.
Дверь в сад была не заперта. Я вышла на террасу и вдохнула тёплый ночной воздух. Пахло розами и чем-то ещё. Чем-то терпким, незнакомым.
Я подняла голову и посмотрела на окна второго этажа. В одном из них горел свет. Спальня Инны Борисовны. Я видела её силуэт за тонкой занавеской.
Она стояла у окна. В руках у неё было что-то. Фотография? Письмо? Я не могла разглядеть.
А потом я увидела, как её плечи дрогнули. Раз. Другой.
Инна Борисовна плакала.
Я замерла. Эта женщина, которая смотрела на меня как на врага. Которая унижала меня за ужином. Которая хотела разрушить моё счастье. Она стояла у окна и плакала. Одна, в темноте, думая, что её никто не видит.
Что было на той фотографии? Кого она оплакивала?
Я не знала. Но в этот момент поняла одну вещь. Инна Борисовна Астахова не просто злая свекровь. За её холодностью скрывалось что-то ещё. Какая-то боль. Какая-то тайна.
И мне нужно было её узнать.
Я вернулась в комнату. Легла. Закрыла глаза.
За стеной снова зашумела вода. Но теперь этот звук не раздражал. Он напоминал мне о том, что в этом доме есть жизнь. Есть люди. Есть история.
И я стану её частью. Хочет того Инна Борисовна или нет.
Я сжала браслет на запястье. «Верю в тебя». Кто бы ни написал эти слова, он был прав.
Я справлюсь.
Должна справиться.