— Не место ей в нашей семье! Неужели ты этого не видишь, Валера? — мать продолжала давить, все еще надеясь, что сын передумает. Она свято верила, что ее мнение, как и раньше, главный и единственный ориентир для сына.
Только вот Эльвира Семеновна немного подзабыла, что сыну уже двадцать пять, он давно вырос, и сам решает, как ему жить.
— Мам, я не спрашиваю совета. Я просто приглашаю вас с папой на свадьбу. Которую сам оплачиваю, заметь. Мне не нужно твое одобрение или согласие. Мы с Катей давно все решили.
— Решили они! Решатели! А жить-то потом вы где собираетесь? Неужто к Кате в деревню поедете?
Эльвира Семеновна ухмыльнулась. Ей хотелось кольнуть сына побольнее за то, что он сделал неправильный выбор, да еще без ее одобрения. Ей ведь виднее, она жизнь прожила, она людей сразу видит — кто хороший, а кто не очень. А Валера? Что он в этой жизни понимает-то? Как смеет против матери идти?
— Нет, мама, жить мы будем в городе, у меня тут хорошая работа.
— С нами, что ли? — Эльвира Семеновна выпучила глаза и застыла на месте.
— Нет, мы уже присмотрели квартиру, планируем ее купить после свадьбы.
Но мать все не замолкала.
— Ты хоть понимаешь, что хочешь связать жизнь с человеком совсем другого уровня? Не ровня она нам!
— Серьезно? Мам, ну что за чушь? Мы кто? Князья, может быть? Дворяне?
Эльвира Семеновна попыталась сменить пластинку и смягчила тон.
— Сынок, ну, кто такая эта твоя Катя? Чем она занимается? Да у нее даже высшего образования нет, и, судя по всему, она и не стремится его получить. Живет в пригороде, семья неполная, отца нет и никогда не было. Ты сам-то хоть осознаешь, на что ты себя обрекаешь? Ты правда думаешь, что с такой девушкой можно построить крепкую семью? Что у нее хорошие гены, и ваши дети будут нормальными?
— А почему нет, мам?
— У нее не было правильного примера семьи перед глазами. Мама, папа, дом — полная чаша. Что она видела в этом своем Урюпинске? Кем хочет стать, когда ей надоест пилить чужие грязные ногти? Фу!
Валера начинал злиться, но сдержался.
— Знаешь, мама… Хоть у Кати и нет отца, и, как ты говоришь, никогда не было полной крепкой семьи — все же у нее многому можно поучиться. В ее доме, по крайней мере, никогда не говорят плохо за спиной. И уважительно относятся к своим близким. Тебе бы этому поучиться.
Мать аж ложку выронила, получив от сына такой отпор.
— И еще. Я больше не хочу слушать гадости про моего любимого человека. Лучше вообще ничего не говори, раз ты до сих пор не увидела в ней ничего хорошего.
На самом деле Катя была замечательной. Добрая, милая, заботливая. Будущая теща, Катина мама души не чаяла в Валере, всегда была ему рада. Как разительно она отличалась от Эльвиры Семеновны! Спокойная, радушная. Она никуда не спешила, но все успевала, с ней всегда можно было поговорить по душам, у нее дома было так тепло и уютно. Но самое главное — она прекрасно воспитала дочь.
Мама с самого детства приучила Катю к труду, и теперь Катя не боялась браться за любую работу. И да, образования у нее не было, зато она была прекрасным мастером по маникюру, попасть к которой без записи было нереально. А сейчас Катя в связи с переездом открывала свой собственный салон, где будет работать не только она, но и ее ученицы.
Эльвиру Семеновну все это, конечно, не интересовало.
* * *
Ох, как же тяжело дались маме взрослого сына следующие месяцы. Подготовка к свадьбе, суета, сама женитьба. И, словно гром среди ясного неба, через три месяца — новость о беременности Катерины.
Эльвира Семеновна тогда окончательно поняла, что обратного пути нет.
Новоиспеченная свекровь немого сбавила обороты после новости о скором появлении малыша. Все-таки это будет первый внук. Старшая дочь, сестра Валеры, Елена, давно уже замужем, но стать мамой не торопилась. Они с мужем больше жили для себя. Много работали, много путешествовали, отдыхали, тема детей для них была закрыта.
Но даже то, что Катя скоро станет мамой, не смягчило свекровь до конца. Она просто соблюдала нейтралитет. Да, она перестала говорить гадости про Катю и пытаться настроить Валеру против нее, но и хорошего отношения к себе невестка не видела.
Правда, с рождением дочки она Катерину все-таки, поздравила и даже подарок через сына передала. На этом все. Ни звонков, ни предложения помочь. Ничего.
Катя, которая давно уже смирилась с тем, что дружить со свекровью у нее не выйдет, спокойно жила свою жизнь, занималась малышкой. У девочки была замечательная бабушка, мама Кати, которая в любую минуту была готова прийти на помощь.
Только вот свекровь все никак не могла успокоиться.
* * *
— Знаешь, что, Сергей? — как-то проснувшись рано утром, заявила она своему мужу, отцу Валеры. — Сейчас мы поедем в гости к Кате. Все-таки надо хоть разок посмотреть на внучку. А то как-то не по-человечески получается. Ей уже три месяца, а я ее ни разу даже на руках не держала.
Сергей удивился. Но спорить не стал.
Родители Валеры быстро собрались и уже через час стояли у двери подъезда. Эльвира Семеновна рьяно набирала номер квартиры на домофоне, но ей никто не отвечал. Дверь была закрыта.
— Сережа, ну что же это такое? Что за поведение? Как можно нас даже на порог не пустить? Что за манеры у этой Кати, что за воспитание…
Сергей Петрович давно уже смирился со строптивым нравом жены. Он только лишь покорно покивал, изображая согласие. Хотя сам до конца не понимал, на кой черт им приспичило ехать в гости к новорожденной внучке именно сегодня. На улице зима, мороз, время девять утра, еще темно.
— Эльвира, а может, Катя еще спит? Ты не подумала об этом?
— Как это «спит»? У нее маленький ребенок и куча дел! Как можно спать в такое время?
Эльвира Семеновна достала телефон и нервно начала кому-то звонить. Но на другом конце телефона ей тоже не отвечали.
— Странно, Валера тоже трубку не берет. Что тут вообще происходит? — взвизгнула она.
Когда, наконец, телефон зазвонил, Эльвира Семеновна была уже на переделе.
— Валера! Что, черт возьми, у вас происходит? Катя не открывает нам домофон, ты не берешь трубку. Где вы все?!
— Мама! Успокойся! Ты о чем вообще? Я на работе, у меня важное совещание. Вышел на минуту, чтобы тебе позвонить. Я подумал, что-то стряслось с тобой или с папой, раз ты звонишь мне уже десятый раз.
— А где твоя ненаглядная женушка с нашей внучкой?
— Дома, наверное. Где же им еще быть?
— Как бы не так! Мы с отцом уже битый час стоим у подъезда и пытаемся попасть к вам домой, но нам никто не открывает.
Как вдруг случилось чудо: из подъезда вышел один из соседей. Эльвира Семеновна тут же бросила трубку, даже не объяснившись с сыном, и сразу же ворвалась внутрь.
— Сережа! Идем! Быстрее! — командовала она.
Ей казалось, что сейчас она увидит что-то ужасное, что-то, что подтвердит ее слова о том, какая же Катя отвратительная и плохая. Эльвира Семеновна решительными шагами направилась прямо к квартире, даже не постучавшись, бросилась открывать. Но Катя, опередив ее, чуть не разбила ей лоб тяжелой входной дверью.
— Ох!
— А вы что тут делаете? — удивилась Катя. Она была одета, будто собиралась куда-то уходить.
— А мы вот пришли внучку проведать, — натянув искусственную улыбку, промямлила Эльвира Семеновна. Она изо всех сил старалась быть милой и приветливой, но выходило это у нее крайне скверно.
Свекровь закрыла дверь за собой и даже повернула защелку, давая понять, что она тут надолго.
— М-м-м, странно, конечно. В такую рань и без предупреждения. Но я ухожу, придется вам перенести свой визит.
— Как это, уходишь? То есть ты нам не рада? Мы ведь твои родственники. А как же нас встретить, накормить, да ладно уж — хотя бы чай предложи, мы замерзли ужасно, пока пытались дозвониться до тебя в домофон.
— Домофон у нас выключен с того самого дня, как нас с дочкой выписали из роддома. Мало ли кто позвонит, а она и так не очень хорошо спит.
Катя, как ни в чем не бывало продолжала собираться и одевала дочку. На улице было холодно, пришлось укутывать ее как следует.
— А куда вы собрались? — не скрывая любопытство, продолжала свекровь.
— Сонечка заболела, нам нужно срочно сдать анализы, нас уже ждет врач. Я спешу.
Свекры мялись у порога, не понимая, что же им делать дальше.
— Вы меня извините, меня внизу уже ждет такси. Я и так задержалась, дочка капризничала, никак не могла ее одеть, у меня уже счетчик такси крутится.
Катерина, запыхавшись и изрядно вспотев, наконец-то двинулась в сторону выхода. Она открыла дверь настежь, и прохладный воздух из подъезда ее хоть немного остудил. Она встала в дверях, держа на руках спящего ребенка, и всем своим видом показала, что гостям поря восвояси.
В голове у нее крутилась только одна мысль: «Идите вы уже домой, пожалуйста, меня давно ждет врач».
Но свекровь, как будто издеваясь, совершенно не торопилась и будто не собиралась никуда уходить.
— Вот видишь, Сережа, что она вытворяет. Выгоняет нас из дома. А я всегда говорила Валере, что эта девка плохо воспитана. Не пара она ему! Никакого уважения! Нет, ну разве наша Леночка хоть когда-то позволила себе такое поведение? Да она пылинки с меня готова сдувать, когда я к ней в гости прихожу.
Эльвира Семеновна говорила это так громко, что все ее гадкие слова услышала не только Катя, но, наверное, еще и все соседи по лестничной площадке.
Правда, она забыла уточнить, что в гости к дочери она приезжает только по согласованию, еще и продуктов кучу тащит с собой. Лена ведь много работает, устает, ей готовить для мамы некогда.
Тут уже Катерина не выдержала. У любого терпения есть предел.
— Уходите прочь! Вон! Сейчас же!
Катя с силой потянула дверь, чтобы ее закрыть, даже слегка оттолкнув свекровь.
— Ах ты!.. Да ты!.. Как ты!.. — задыхаясь, кричала Эльвира Семеновна, перемешивая междометия с бранью.
Катя решительно повернула ключ, закрыла дверь и стремительно спустилась по лестнице. Чужая злоба — это не ее дело, у нее тут ребенок на руках.
В тот же вечер Эльвира Семеновна позвонила Валере и в красках рассказала ему, какая же гадина его жена, как она с ней чуть ли не подралась, выгнала их с отцом из дома и даже не предложила войти.
Валера молча выслушал маму и просто положил трубку. Спорить с ней и что-то доказывать он больше не видел смысла. Сын просто оборвал все связи с матерью.
Эльвира Семеновна еще долго возмущалась, рассказывая всем родственникам, соседям, да и просто знакомым, что за чудовище ее сноха. Каждый раз добавляя в историю все новые интересные детали из собственного воображения.
Через два года от нее ушел муж, не выдержал больше ее гнета. Да и жить, не видя любимого сына и единственную внучку, смысла особого не было.
Лена, старшая дочь, вскоре переехала с мужем за границу. Детей у них так и не было.
Эльвира Семеновна коротала старость в одиночестве. Свою внучку на руках она так никогда и не подержала…
Автор: Ирина Родионова
---
---
Оля вьёт гнездо
Оля боялась маму. Ей казалось, что родители больше любят старшую сестренку Настю, фото которой стояло на телевизоре. С карточки смотрела черноглазая девочка в платье с кружевным воротничком. Около портрета лежали дефицитные шоколадные конфеты, пупсики, и еще куча самых лучших на свете мелочей. Брать их строго воспрещалось. Однажды Оля свистнула пару конфет и поиграла с удивительными, мягкими пупсиками. Она никогда не ела таких замечательных конфет и никогда не играла с такими пупсами. Для Оли тоже покупали конфеты, но те были с белой начинкой, хоть и шоколадные сверху, а Олины пупсы – пластмассовые и некрасивые.
Если бы Оля спрятала фантики куда подальше – ничего бы не случилось. Настя, девочка с фотографии, не наябедничала. Но фантики мама сразу заметила.
- Ты воруешь у Насти конфеты? Как тебе не стыдно, гадина ты такая! – кричала и кричала мама.
Она хлестала Олю по щекам, лупила ремнем, и глаза ее под линзами очков казались ужасно большими. В этих глазах не было ни злости, ни ярости, однако руки мамы и слова ее были злыми, каменными, тяжелыми.
Потом Олю не выпускали из комнату неделю. Пожаловаться некому – ни бабушки, ни дедушки у Оли не было. Даже папа не хотел ее защитить. Папа вел себя так, будто Оля стеклянная – просто не замечал. За всю жизнь он с ней перебросился, наверное, только парой фраз. Оля искренне считала, что это нормально: все папы заняты важными делами. Детей воспитывают мамы. И не обижалась. Пока не пошла в первый класс, где увидела, как много девочек из ее класса пришли на день знаний не только с мамами и бабушками, но и с папами.
Папы держали девочек и мальчиков за руку, и нежно с ними беседовали. Оле это показалось странным и даже ненормальным – разве так бывает? Может быть, Олю просто не любят? Ведь Олин папа не был глухонемым – он нежно разговаривал с черноглазой Настей с портрета, дарил ей сладости и фрукты, и не позволял приближаться к телевизору даже на метр.
Девочка Настя не сразу стала жить в портрете, три года назад она была вполне живой девочкой, и тоже пошла в первый класс. Однажды, по дороге из школы, она переходила дорогу, не посмотрела по сторонам и была сбита грузовиком. Потому и переселилась в этот проклятый портрет. Оля ее не помнит. Наверное, маленькая была.
Она вообще плохо помнила то время. Иногда ей снились странные, пугающие сны. Будто Олю обнимает и целует мама, но НЕ ЭТА. Другая. Но почему-то Оля была уверена, что ЭТА – ее настоящая мама. С ней спокойно. Хотя Оля не видела лица настоящей матери, но знала – она красивая, красивее всех.
Снилось, как они стояли на крыше. Небо возвышалось над ними фиолетовым куполом с багровыми ободками вечерней зари. Мамины волосы развевал легкий ветер. Она ничего не говорила, крепко сжимая Олину ладошку в своей руке. Мир вокруг был сказочно прекрасен, и видно было, как где-то вдалеке, за городом, зеркальной ленточкой поблескивала река, а солнце, красное и раскаленное, как спиральки домашнего электрического обогревателя, погружалось за край огромной земли…
Странные сны, странные. После них Оля горько плакала. Но спросить у мамы, что это такое, Оля не могла решиться.
То, что она – чужая девочка, Оля узнала совершенно случайно. . .
. . . дочитать >>