Хочу написать про детский сад. С надеждой, что сейчас они стали другими. Интересно, изменилось ли что-нибудь?
Сначала я наотрез отказалась идти в сад. Попала к няне — дело было в Сибири. Няня мной не занималась. Посадит в угол, как горшок с цветком, и уйдёт по хозяйству. Мама говорила: в каком углу посадили, из того вечером и забирали. Единственное, чему я у неё научилась — ругаться матом. Потому что Сибирская няня это делала мастерски. Так я стала в семье единственной, кто умел складывать эти твёрдые, как сибирский камень, слова.
Потом я всё же попала в сад. Помню обшарпанные ступеньки — по ним мы поднимались в группу. Помню прогулку, на которой у меня было пока мало друзей. А когда заходили с улицы, нас начинали кормить.
Как-то меня насильно накормили тушёной капустой. Я не могла её есть —физически не могла. Но на меня кричали, и я давилась. А еще эта пенка на какао, которую помнишь всю жизнь. Потом, во время тихого часа, меня стошнило на простыню. Стыд был густой и липкий, как та капуста.
А ещё помню, как мы хохотали на тихом часе. Воспитательница ушла, и мы все смеялись. Но я сидела спиной к двери и не увидела, как она вернулась. Досталось мне и моему соседу, который меня смешил. Нас заставили сидеть на ковре в трусах. Весь тихий час. В комнату входили разные чужие люди. Я смотрела на узоры ковра и отучалась смеяться. .
Потом был пирожок. Кто-то из мальчишек съел его. Нас всех собрали всех и допрашивали. Говорили, что если не признаемся, то поведут на рентген — искать пирожок внутри. Мы верили. И пропитывались чужой виной насквозь. насквозь.
Помню, как однажды воспитательница снова ушла. Мы побежали смотреть, куда. Когда я выглядывала в коридор, ребята неожиданно хлопнули дверью. Мне сильно прищемило палец. Палец опух, посинел. Я плакала от боли, нас снова ругали. Боль тоже была виной.
А ещё был день, когда мама задержалась. Меня перевели в дежурную группу. Там были чужие дети, чужие воспитатели. Я постеснялась попроситься в туалет. И случилось то, от чего хотелось исчезнуть. Меня отчитывали при всех. При чужом детском коллективе. Незнакомые дети и взрослые видели мой стыд. Никакой поддержки и защиты.
Таких событий было много. Они оставляют след — не царапину, а шрам. Я до сих пор не умею громко смеяться. Мне было долго трудно заявлять о себе. Эти истории — не просто воспоминания. Это тихие правила, которые ты усваиваешь кожей: молчи, терпи, не высовывайся, стыдись.
А еще на новый год выбирали девочку, которая должна сыграть золотую рыбку. И я затаив дыхание надеялась – а вдруг это буду я. В главной роли и в блестящем платье. Я тогда не знала, что выбирают на главные роли не тех, кто красивее или талантливее, а тех у кого папа тем где надо работает.
И вопрос остаётся: сейчас в детских садах тоже учат этому? Или там наконец-то учат другому — говорить, просить, чувствовать, быть?
Как проработать свои детские травмы завтра напишу в своем канале МАКС: