Если абстрагироваться от итогов Гражданской войны в России, противники большевиков даже на старте борьбы, казалось, обладали рядом серьёзных преимуществ.
Более того, по целому набору параметров белое движение выглядело сильнее и перспективнее своего красного противника. Другой вопрос, что, казалось бы, сильные стороны белых в итоге также сыграли против них самих. Как так вышло? Пожалуй, стоит разобрать подробнее.
Сильные стороны белогвардейцев — реальные и потенциальные.
Прежде всего, это касалось первоначального «личного и руководящего состава». Командование белых армий формировалось из профессиональных военных старой армии — офицеров с боевым опытом Первой мировой войны, штабной культурой и навыками управления крупными соединениями.
Верховенство политическое также, по сути, находилось в руках не политиков-революционеров, как у большевиков, а также военачальников. Казалось, что для такого времени — власть военных будет более организованной.
Большевики поначалу опирались на политически близких, но часто слабо подготовленных командиров (в том числе трудноуправляемых «вожаков» типа М. А. Муравьева или И. Л. Сорокина), белые же не опасались «измены командармов».
Важным преимуществом была и социальная база белого движения. Антибольшевистские силы пользовались поддержкой таких хорошо подготовленных в военном отношении групп, как офицерство и казачество (правда, и там и там были свои нюансы, о них далее).
Особенно казачьи регионы — Дон, Кубань, Урал, Оренбуржье — давали белым боеспособный человеческий ресурс, обладавший военными традициями, оружием и навыками самоорганизации (но и здесь закавыка была).
У большевиков нередко первые составы красногвардейских формирований включали в себя разномастные отряды «рабочей обороны», бомбистов-анархистов, деклассированных элементов.
Всё это — вкупе с митинговым управлением, выборными командирами, добровольческими принципами комплектования (захотел — пришел, захотел — ушел). Плюс к тому — старые солдаты жаждали мира и особо не желали больше воевать вообще ни за кого.
Белые имели некоторые преимущества и в материальном обеспечении. Контролируя значительную часть сельскохозяйственных районов и располагая меньшим количеством крупных промышленных центров, они зачастую были лучше обеспечены продовольствием, что в условиях Гражданской войны имело принципиальное значение (оборотная сторона — большевики контролируют густонаселенный центр с железными дорогами и заводами).
Белым не нужно было кормить Петроград или Москву в условиях довольно убогого земледелия центральной России.
К этому добавлялась иностранная помощь — военные поставки (вплоть до хай-тека в виде танков, без которых белые вряд ли взяли бы Царицын в 1919 году и победили в схватке за Донбасс, это по признаниям самих участников движения), кредиты, материальная, психологическая и дипломатическая поддержка со стороны стран Антанты, а в ряде регионов и прямое военное присутствие «союзников» (опять же, пункт неоднозначный, но без этой поддержки, в том числе — германской — во многих регионах белой власти просто бы не появилось вообще, был бы аналог Ярославского восстания).
Существенным фактором стала поддержка Церкви (вернее, немалой части священнослужителей), воспринимавшей большевиков как угрозу религии и традиционному укладу. Для значительной части населения это по идее усиливало легитимность антисоветских режимов.
В целом преимуществом белых вроде как могло стать немедленное отрицание «революционной вольницы»: большевики вводили дисциплину дозированно, постепенно, с огромными рисками, порождая конфликты в собственном лагере, получая обвинения в «контрреволюционности» со стороны анархистов и левых эсеров.
Добровольческая армия строилась сразу «без комитетов и демократии». Правда, та же Народная армия Комуча первоначально создавалась как раз на революционно-эсеровских началах.
Сами белые рассчитывали на помощь со стороны зажиточных слоев населения, но этот провал неоднократно подробно обсуждался.
Иллюзии в этом отношении развеялись довольно быстро. Хотя в теории поддержка бизнеса могла бы дать белым очень много (там, где она хоть частично была, например, в Сибири — эффект имелся).
А вот на крах большевиков белые рассчитывали даже в 1920 году, считая их неспособными к государственному и армейскому строительству.
И хоть история показала, что кое-кто жестко ошибался, но на первый взгляд такие убеждения белых логичны: у большей части большевиков не было внушительного опыта ни в военном деле, ни в государственном управлении, ни в дипломатии и экономике (особенно с такими негативными вводными).
Тогда как у белых скопились буквально «лучшие люди города» — переизбыток офицеров, чиновников, дельцов, администраторов, общественных деятелей, журналистов и т.д. бросался в глаза.
Опять же, был разброс по регионам, колчаковцы с казаками нередко испытывали трудности с офицерским составом, но эти проблемы можно было решить (например, откомандировав донским казакам офицеров из Добрармии, где их было чересчур много).
Наверное, ещё одно преимущество можно назвать, оно тоже не сработало в целом, но потенциально могло быть мощным козырем. Порядок: году к 1919-му многие устали от смены власти по 3–5–10 раз (в зависимости от региона, кое-где и круче было).
Действительно, революционный период многих разочаровал, таким людям «любая власть ко двору, лишь бы наконец порядок навели бы уже».
Но от белых порядка не дождались, хотя многие поначалу рассчитывали. Нередко сами белые себя позиционировали именно как «поборников законности и порядка», но в реальности вышло то, что вышло.
Почему преимущества не помогли или даже мешали?
Однако все эти преимущества не превратились в победу, а зачастую — лишь помогли в итоге краху. Причины поражения Белого движения носили системный характер.
Важной проблемой стало отсутствие единого руководства и политического центра. Белые армии действовали разрозненно, между их лидерами существовало соперничество, а иногда и откровенное недоверие, конкуренция. Не хватало общепризнанного лидера, способного по масштабу и влиянию соперничать с руководством большевиков.
Особенно мощно это проявлялось как раз в 1918 году, когда у большевиков, откровенно говоря, был ещё бардак полный, но и единого белого движения даже на бумаге не имелось.
Кто-то хватался за «германскую ориентацию» (донской атаман П. Н. Краснов, гетман П. П. Скоропадский — хоть не все их в белый лагерь записывают, будущие северо-западники и т.д.), кто-то — за революционно-демократические принципы эсеров-меньшевиков (Комуч, ижевцы-воткинцы, савинковцы), кто-то — за идею «казачьей самостийности», «Сибирской республики» или даже «бурят-монгольского края» под патронажем Японии. Ну и Добрармия тоже была, да, также с разными «течениями» внутри этого небольшого войска.
Я не зря тут писал о том, что даже термин белое движение обязан своим происхождением большевикам (а тем более словечки вроде «белоказаки», «белополяки», «белочехи» и т.д.) прежде всего, сами белогвардейцы его приняли уже в эмиграции.
Со временем усиливалась тенденция к военной диктатуре, сопровождавшаяся ослаблением партийно-политической составляющей антибольшевистского движения. Ну, казалось бы, здорово, вот сейчас Верховный и его военачальники порядочек-то наведут...
Но это вело к сужению социальной опоры: белые режимы всё меньше опирались на более-менее широкие слои населения и всё больше — на разнородную армию (вернее, отряды полевых командиров и тыловых атаманов) и административное давление бывших царских чиновников.
И это в стране, где большая часть населения голосовала именно за разные левые партии на Учредительном собрании. По сути, ставку белые сделали на кадетов, малопопулярных за пределами «части городской интеллигенции», проигравшихся ещё в 1917 году.
Ключевой слабостью стала неспособность создать широкий антибольшевистский фронт.
Белые не сумели объединить умеренных социалистов, либералов, монархистов и разнообразных правых «сторонников диктатуры» в единую политическую коалицию. А для действий в стиле большевиков у них банально не хватало «активного идейного ядра».
Особенно острым оказалось противоречие между умеренными социалистами, потенциально способными привлечь крестьянство и городские массы, и офицерским ядром белого движения, ориентированным на жёсткую военную вертикаль и порядок.
Но одновременно сами белые офицеры вели себя порой круче красных полевых командиров: каждый греб под себя, на фронте любая часть думала исключительно о собственных нуждах. А в тылу атаманы откровенно плевали на омскую колчаковскую власть, оставаясь полноправными властителями вплоть до появления РККА.
Дополнительную сложность вносили внутренние противоречия средь представителей социальной поддержки белых, какая у них всё же была или возникала на время.
Казачество, являясь важнейшей опорой белых, нередко стремилось защищать исключительно собственные территории, тяготело к автономии и «атаманщине», что подрывало централизованное управление и стратегическое планирование.
Интервенция также не стала панацеей: да, без Чехословацкого корпуса масштабы конфликта на востоке были бы явно скромнее. Хотя, именно чехи во многом подтолкнули большевиков к усиленному строительству регулярной РККА.
Но ни чехи, ни японцы, ни немцы, ни американцы, ни даже англичане с французами не являлись «подчиненными белых генералов». У них у всех были свои цели и интересы, а белые тут находились в положении парий, вынужденных просить поддержку. Не могли А. В. Колчак или А. И. Деникин отдавать приказы чехословакам или там японским интервентам.
Кроме того, иностранные державы конкурировали друг с другом, не говоря уже о разделении на блоки — Антанта и Центральные державы. Между прочим, многие белогвардейцы и после 1918 года считали, что было бы лучше просить помощи у немцев.
И это разделение белого движения по «внешнеполитическим ориентациям» также работало в минус. Конфликт белых колчаковцев с эсерами Политцентра в конце концов привел к поддержке чехами и американцами последних.
В целом никакой мотивации воевать за русских белогвардейцев ни у интервентов, ни у лимитрофов типа Польши или Финляндии не имелось.
Хотя за последнее белые тоже цеплялись с завидным упорством, наивный А. И. Деникин рассчитывал на совместные действия с поляками, из-за чего белые в том числе ломанулись в Малороссию (получив там скорее ещё больше проблем).
Материальная поддержка зависела от успеха белых армий, а после побед РККА стала выглядеть «выбрасыванием денег на ветер».
В итоге белое движение так и не смогло предложить обществу внятную и привлекательную программу будущего.
Упомянутого порядка также не вышло: какой тут порядок, когда у вас в тылу либо условный батька Н. И. Махно (или настоящий), либо иностранные интервенты вкупе с белыми атаманами.
Тактика «непредрешения» — отказ заранее формулировать устройство после-большевистской России — не объединяла, а, напротив, порождала недоверие и тревогу.
Для крестьян, рабочих и значительной части интеллигенции оставалось неясным (в лучшем случае), что именно принесёт победа белых и какие социальные проблемы она решит.
Для многих победа белых означала месть, в том числе даже для военспецов в РККА, опасавшихся расправ (и вообще для большевиков, революционеров и советских работников, в той или иной мере).
Стремление белых хотя бы частично удовлетворить интересы помещиков и фабрикантов (при сомнительном вкладе данных господ в белое дело) вообще тяжело логически объяснить.
Ну разве что инерцией, именно «восстановлением порядка и законности». Даже если такое восстановление никаких плодов белым не приносит, а лишь отталкивает массы.
Отсутствие широкой социальной опоры, устойчивого тыла и понятной политической перспективы свело на нет объективные или потенциальные преимущества белого движения и во многом предопределило его поражение в Гражданской войне.
Ну и опять же, почти по М. А. Булгакову (ярому стороннику белых в период Гражданской) — противник обозначенного противника на маневрах изображать не пожелал. Более того, не развалился и был готов драться до конца.
Тогда как у белых примерно в ноябре-декабре 1919 года произошел прям какой-то жесткий моральный надлом, это прям видно по всем источникам, причем на всех фронтах.
Хотя положение у белых в тот период было куда лучше, чем во времена Первого Кубанского: больше людей, снаряжения, территорий.
Во многих аспектах белые как будто намеренно пытались проиграть большевикам, почти игнорируя пропаганду, подрывную деятельность в тылу, реформы или хотя бы декларирование таковых (хотя возможности были).
Верховный правитель А. В. Колчак «делал ставку на штык» и, судя по всем своим письмам, высказываниям и т.д., являлся крайним милитаристом, причем с ностальгией по «боям времен парусного флота».
Несмотря на тот факт, что многие будущие белые офицеры встретили Февраль 1917 года без особого негатива, да многие ещё и в чинах-должностях успели в революционное время подрасти, позднее они поправели и, по сути, превратились в особую «специфическую прослойку», крайне немногочисленную, фанатичную и враждебную к окружающим (впрочем, с той стороны также особых симпатий не наблюдалось).
Такие исследователи как Р. М. Абинякин, И. Н. Гребенкин или Г. М. Ипполитов прямо называют ядро белогвардейцев Добрармии «сообществом маргиналов». Но можно вспомнить слова участников движения В. В. Шульгина или С. Я. Эфрона о равнодушии окружающих к «белой борьбе».
И здесь выходит так, что можно сделать ещё более глобальные выводы (применимые не только к 1917 — 1922).
К примеру, власть военных может в плане бардака обогнать «государство профессиональных революционеров». Или же иностранная поддержка может принести в итоге вреда не меньше, чем пользы. И на неё рассчитывать не стоит, как на решающий фактор.
Кроме того, на результаты конфликта нередко могут серьезно влиять факторы, складывавшиеся десятилетиями (или даже столетиями) до начала такового. Не следует дожидаться «критической точки невозврата» и полного раскола общества.
Что надо делать, чтобы Россия (и мир в целом) стала лучше? Я всегда говорил, что начинать безусловно стоит с себя. Каждая жизнь важна, каждая работа имеет значение.
Хороший пример — Вера Николаевна Кириллова, кондуктор из Барнаула. Ролики с ней набирают миллионы просмотров.
Вера Николаевна отряхивает одежду пассажиров от снега, желает им хорошего дня, читает с ними стихи и даже поёт песни.
Конечно, замечательная женщина из барнаульского трамвая — не единственный пример. Такие люди, к счастью, встречаются.
Они есть среди врачей, продавцов, сантехников, учителей и водителей. Это те, кто делает чуточку больше, чем требует от них должность. Кто работает с душой.
Они и есть тот ответ на вечный вопрос «что я могу сделать». Их существование доказывает, что личный вклад — это не абстракция. Это настоящие поступки живых людей. И каждый гражданин, который кажется «самым незаметным» может сделать великое дело.
Когда я создавал этот блог, не думал, что он достигнет отметки в 100 тысяч читателей (все-таки центральная тема довольно специфическая, да и сам образ может многих отпугнуть). И знаю, что мои материалы неоднократно помогали людям (в том числе школьникам-студентам).
Если вдруг хотите поддержать автора донатом — сюда (по заявкам).
С вами вел беседу Темный историк, подписывайтесь на канал, нажимайте на «колокольчик», смотрите старые публикации (это очень важно для меня, правда) и вступайте в мое сообщество в соцсети Вконтакте, смотрите видео на You Tube или на моем RUTUBE канале. Недавно я завел телеграм-канал, тоже приглашаю всех!