Глава 35. Струна возмездия
Воздух в нижних ярусах дворца Джаусак аль-Хакани застыл, лишенный жизни.
В этих мрачных коридорах не витали ароматы жасмина или дым благородного уда, которыми дышали верхние покои. Здесь господствовала сырая известь, старый пот и тот едкий запах, что источает веками не просыхающий камень.
Ариб шла не спеша. Шаги по неровным плитам пола отдавались гулким эхом, уходящим в самый фундамент Самарры.
Тяжёлый дамасский шёлк платья цвета глубоких сумерек сковывал движения, ощущаясь на плечах свинцовым панцирем. В правом рукаве, прижатая к самому запястью, пряталась шёлковая нить, переплетённая с тончайшей сталью.
Та самая струна с любимого инструмента. Для Ариб она перестала быть частью музыки. Она превратилась в орудие, которым должна была завершиться история предательства.
У кованой двери, преграждавшей путь в охраняемый сектор, она увидела Масрура. Гигант-евнух сидел на низком табурете, тяжело привалившись затылком к стене. Лицо его побледнело, став серым в неверном свете факела. На перевязанном плече медленно расплывалось свежее багровое пятно.
Фарида, его помощница, пыталась поднести к его губам чашу, но он лишь слабо отстранял её руку.
— Тебе надобно быть у лекаря, Масрур, — негромко произнесла Ариб, останавливаясь рядом.
Евнух открыл глаза. В их глубине всё ещё метались тени пережитой боли, но взгляд оставался твёрдым.
— Моё место подле этой двери, госпожа. Пока гречанка не задохнётся в собственной желчи, я не сомкну глаз. Она всё ещё надеется. Слышите?
Он едва заметно кивнул в сторону темницы.
— Скребётся, точно крыса в амбаре.
Ариб замерла. Из-за двери доносился странный звук. Не то стон, не то монотонное причитание на языке ромеев.
— Открой, Масрур. Я должна завершить то, что не под силу мужчинам.
Масрур тяжело поднялся, колено его отозвалось сухим хрустом. Массивный ключ вошёл в скважину, и звук поворачиваемого механизма ударил по нервам, подобно грому.
— Я останусь за дверью, — прохрипел он.
— Одно ваше слово — и это место станет её вечным пристанищем.
В камере царил полумрак. Лишь узкая бойница под самым потолком впускала полоску лунного света, разрезавшую пространство надвое.
Каратис замерла в углу, прижавшись спиной к холодным камням. Великолепное прежде платье висело на ней лохмотьями, волосы спутались. На шее, где ещё вчера сияло жемчужное ожерелье, темнели пятна грязи.
— Ты пришла... — голос Каратис надломился, утратив прежнюю властность.
— Пришла упиться унижением матери наследника?
— Я пришла взглянуть на женщину, которая променяла жизнь собственного сына на горсть пепла, — Ариб сделала шаг вперёд.
— Твои люди сейчас поджигают рынки. Твой приспешник Итах готовит греческий огонь. Понимаешь ли ты, что если город сгорит, от твоего величия не останется даже праха?
Каратис внезапно рассмеялась — страшно, сухо.
— Память? Самарра и есть память о моём позоре! Каждый кирпич здесь пропитан моей ненавистью к тебе, к Мамуну, к этому городу, который Мутасим воздвиг как памятник своей страсти! Пусть горит! В великом огне все станут равными.
Ариб медленно вытянула струну из рукава. Стальная нить блеснула в лунном свете, словно молния.
— Ты перешла черту. Ты посмела тронуть Зейна. За это не будет прощения ни на небесах, ни на земле.
Она подошла почти вплотную. Каратис не шелохнулась, взирая на струну с каким-то заворожённым восторгом.
— Ну же! Решайся! Убей мать будущего Халифа! Твои ладони покроются моей кровью, и никакая вода Тигра не смоет этот запах. Мутасим не простит тебе моей кончины, как бы сильно он меня ни ненавидел!
Ариб занесла руки, сталь коснулась горячей кожи на шее Каратис. В этот миг за спиной послышался шорох.
В тени сидел Харун. Мальчик-принц, казавшийся прежде лишь бледным отражением своей матери, смотрел на них глазами, полными невыносимой, взрослой мудрости.
— Убейте её, госпожа Ариб, — негромко произнёс Харун.
— Если это остановит пожары, убейте. Она более не моя мать. Она демон, желающий увлечь нас всех за собой в бездну.
Пальцы Ариб дрогнули. Она посмотрела на Харуна, затем на Каратис, чьё лицо исказилось от ужаса при словах собственного сына.
Этот удар оказался сильнее стальной нити.
Воскрешение визиря
В другом крыле дворца, где стены ещё хранили запах свежего раствора, Халиф Мутасим метался, подобно раненому льву.
Мастера-каменщики с лихорадочной быстротой выбивали кирпичи из кладки, за которой был замурован Мухаммад ибн аль-Зайят.
— Повелитель, свод может рухнуть! — предостерёг старый зодчий, отирая пот со лба.
— Плевать! Крушите! — Мутасим ударил кулаком по колонне.
— Если он безмолвствует, значит, копит силы для последней лжи. Мне нужно знать, где скрыты запасы нафты!
Наконец, один из камней поддался. В отверстие хлынул спёртый, зловонный воздух. Каменщики в ужасе отпрянули. Мутасим сам выхватил факел и шагнул к пролому.
В нише, свернувшись в позе зародыша, лежал великий визирь. Лицо его покрывал слой серой пыли, губы растрескались, а пальцы, которыми он пытался царапать стену в первые часы, были стерты до костей.
Он казался безжизненным.
— Вытаскивайте его! — приказал Халиф.
Когда тело положили на холодный мрамор, визирь внезапно распахнул глаза. То был взгляд человека, заглянувшего за край бытия. Он не узнавал господина. Взор его блуждал по сводам, пока не зацепился за пламя факела.
— Огонь... — прошелестел Ибн аль-Зайят. — Он повсюду... Каратис отдала ключи...
— Кому?! Говори, пёс! — Мутасим опустился на колени рядом с ним.
— Итаху... — визирь судорожно вдохнул, грудь его ходила ходуном под грязным шёлком. — Под западной башней... цистерны. Если они вспыхнут... Самарра превратится в факел, который увидят в самом Константинополе.
Мутасим похолодел. Он знал мощь греческого огня. Смеси, которую невозможно усмирить водой. Она горела на поверхности реки, превращая её в жидкий ад.
— Почему ты молчал доселе? — прорычал Халиф.
Ибн аль-Зайят слабо улыбнулся, и эта улыбка была страшнее его мук.
— Вы... вы замуровали меня, Повелитель. Я желал, чтобы вы сгорели вместе со мной. Но Ариб... её голос... я слышал его сквозь камни. Она пела... и я не сумел умереть. Её музыка — это проклятие, Мутасим. Она не даёт забыться даже в объятиях смерти.
Халиф поднялся, лицо его стало каменным.
— Приведите его в чувства. Дайте вина и хлеба. Он укажет путь к складам. Если хоть капля нафты прольётся на улицы, он станет первым, кто в ней сгорит.
Речной бой и тень Омана
Далеко от дворцовых интриг лодка Зейна боролась с течением Тигра. Ночь выдалась безветренной, но вода казалась живой и враждебной. Зейн сидел на корме, до боли сжимая рукоять кинжала Аль-Амина.
В памяти всплывали наставления матери: «Когда страх сковывает сердце, представь, что ты струна. Будь натянут, но не ломайся».
Вдруг гребцы замерли. Из камышовых зарослей на левом берегу выскользнули три узкие лодки. Они шли без огней, бесшумно, подобно теням хищных рыб.
— Псы Итаха! — выдохнул один из гребцов, обнажая саблю.
— Мальчик, лежи на дне и не смей высовываться!
Но было поздно. Первое судно пиратов ударило в борт фелюги. Зейна отбросило на доски. Сверху на него прыгнул человек в тёмном одеянии. Уловив блеск стали, мальчик, не раздумывая, ударил снизу вверх. Тяжёлый клинок Аль-Амина вошёл в мягкую плоть.
Нападавший охнул, горячая влага брызнула Зейну на лицо.
Мальчик оттолкнул безжизненное тело и вскочил. Вокруг кипела яростная схватка. Гребцы Халифа сражались отчаянно, но врагов было больше. Один за другим защитники исчезали в тёмных водах.
— Хватайте щенка! — проревел голос из тьмы. — Живым! За него обещано золото!
Зейн понял: помощи ждать не от кого. Он взглянул на бурлящий Тигр. «Река не выдаст, река спрячет», — пронеслось в мыслях.
Он сделал глубокий вдох и прыгнул в чёрную бездну.
Холод мгновенно сковал тело. Стрелы свистели над головой, впиваясь в воду совсем рядом. Зейн нырнул глубже, туда, где течение было сильнее. Он плыл, пока лёгкие не начало обжигать. Когда он вынырнул, преследователи были уже далеко, скрытые туманом.
Он остался один в объятиях огромной, равнодушной реки, но он был свободен.
Выбор Ариб
Ариб вышла из подземелья, чувствуя, как дрожат колени. Сцена в темнице опустошила её сильнее, чем годы борьбы за жизнь. Она не лишила Каратис жизни, но совершила нечто более сокрушительное. Лишила её сына.
В коридоре её ждал Масрур.
— Вы не сделали этого, — произнёс он, глядя на чистую струну в её руках.
— Харун сделал это за меня, Масрур. Он отрёкся от неё. Теперь она, лишь пустая оболочка в темнице. Но у нас иная беда. Итах заминировал город.
В этот миг в конце галереи показался Мутасим. Он шёл стремительно, в сопровождении гулямов-гвардейцев, несших носилки с полуживым визирем. Халиф замер перед Ариб.
— Город может взлететь на воздух в любую минуту, — сказал он, и в голосе его промелькнула непривычная растерянность.
— Визирь утверждает, что единственный способ спасти дворец и казну открыть шлюзы и затопить нижние кварталы. Вода остановит пламя.
Ариб посмотрела на него с ужасом.
— Затопить? Мутасим, там живут люди! Те самые, чьими руками возведён этот дворец! Тысячи женщин, детей, стариков в хижинах у реки! Они погибнут во сне!
— У меня нет иного пути! — вскричал Мутасим. — Если вспыхнет нафта, сгорит всё! И дворец, и твои покои, и мы с тобой!
Ариб подошла к нему вплотную. Её взгляд стал подобен лезвию.
— Выбор есть всегда, Повелитель Правоверных. Ты можешь направить гвардию к складам. Можешь рискнуть собой, а не жизнями бедняков. Если ты откроешь шлюзы, ты погубишь ту Самарру, которую желал оставить в веках. Ты построишь город на костях утопленников.
— Итах перебил стражу! Мои воины не пройдут туда без боя, а времени не осталось!
— Тогда пойду я, — тихо произнесла Ариб. — Тюрки знают меня. Они почитают мой голос. Я выйду к ним. Я отвлеку их. А твои особый отряд тем временем захватят цистерны.
Мутасим крепко сжал её плечи.
— Ты лишилась рассудка? Они растерзают тебя прежде, чем ты разомкнёшь рот!
— Нет, Мутасим. Они не поднимут руку на Песню. Ибо без неё в этом аду у них не останется ничего человеческого.
Она развернулась и направилась к выходу, туда, где горизонт уже окрашивался багрянцем пожаров. Масрур, невзирая на рану, последовал за ней, сжимая рукоять тяжёлого меча. Он знал, что идёт навстречу смерти, но то была смерть, ради которой стоило дышать.
Ариб вышла на городскую площадь. Впереди стеной стоял огонь и разъярённые толпы наёмников Итаха. А позади... Позади застыл Халиф. Его рука зависла над рычагом шлюзов, ожидая первого звука её голоса.
😊Спасибо вам за интерес к нашей истории.
Отдельная благодарность за ценные комментарии и поддержку — они вдохновляют двигаться дальше.