Зимний день заглянул в окно бледным, но уже наливающимся силой зимним солнцем. Сегодня решено было навестить Любу. Ваня, узнав об этом, метнулся собирать «гостинцы»: самого красивого пряничного человечка, несколько бумажных снежинок и рисунок — ёлку с микроскопом вместо звезды.
Дорога в больницу была наполнена его оживлённым лепетом, но Таня почти не слышала. Она чувствовала странную тяжесть под ложечкой. Не страх за сестру — та шла на поправку. А что-то иное. Предстоял не просто визит. Это была встреча с прошлым, которое они так тщательно обходили все эти годы.
Люба встретила их сидя в кровати, уже не такой бледной. Глаза её заблестели при виде сына, который, осторожно обняв, тут же принялся выкладывать на тумбочку свои сокровища.
— Мама, смотри! Это мы с тётей делали! А это я сам нарисовал, это химик под ёлкой!
Люба восхищалась, хвалила, а Таня стояла у окна, глядя на покрытую инеем больничную ёлку во дворе. Комната была наполнена запахом лекарств и тишиной, которую не мог нарушить даже Ванин щебет.
— Ванюша, — наконец сказала Люба, — там, в коридоре, я видела, стоит огромный аквариум. Хочешь посмотреть? Рыбки разноцветные.
Мальчик, получив одобрительный кивок Тани, выскочил из палаты. Дверь мягко закрылась. Тишина стала густой, звонкой.
Сестры остались одни.
— Спасибо, — первая нарушила молчание Люба. — Что возишься с ним. Он такой… сияющий. Говорит, вы и ёлку живую купили, и домик построили.
— Да, — коротко кивнула Таня, подходя ближе. — Он… хороший мальчик.
— Тань… Спасибо. За всё. За Ваню. Я… я знаю, как тебе тяжело. Ты никогда детей не любила.
— Я детей не понимала. Это разное, — поправила Таня, поворачиваясь к ней. — И да, тяжело. Но не из-за него. Он правда очень хороший мальчик.
— В отличие от своей матери, да? — В голосе Любы прозвучала знакомая, заезженная пластинка — смесь вины и вызова. — Которая вечно влипает в истории и тянет за собой проблему, как гирю.
— Не притворяйся мученицей, Люба, — холодно сказала Таня. Обиды, копившиеся годами, начали подниматься, как ил со дна. — Ты всегда умела превращать свои проблемы во всеобщую трагедию, чтобы тебя пожалели. И все бежали тебе на помощь. Особенно я.
— А ты всегда умела делать вид, что ты сильная и тебе ничего не нужно! — вспыхнула Люба. — Чтобы все восхищались: «Ах, какая самостоятельная!» А на самом деле ты просто зажалась в своей скорлупе, как улитка!
— Моя скорлупа, как ты называешь, — это то, что я построила сама! Без чьей-либо помощи! Потому что помощь в нашей семье была только для тебя, Любочка! Для любимой дочки!
Слова вырывались наружу, жёсткие и режущие. Танина маска бесстрастия треснула.
— О чём ты? — искренне изумилась Люба.
— Обо всём! С самого детства! Лучший кусок, новая кофта, снисхождение — тебе! Мне — «ты же старшая, ты должна понимать». Помнишь тот чёртов кукольный домик?!
Глаза Любы округлились. Кажется, она и правда забыла.
— Я... не очень. Что за домик?
— Тот, о котором я мечтала! О котором писала Деду Морозу! — голос Тани сорвался на крик. В ушах зазвенело. — А под ёлкой он оказался для тебя! Мне вручили энциклопедию со словами «ты уже большая». А тебе сказали, что нужно верить в чудеса. И домик, якобы, будет общий. А потом ты его не давала даже трогать! «Мой подарок!» И родители тебе не слова! Потому что Любочку жалко! А Танечка и так всё стерпит, она же сильная!
Таня задыхалась, сжимая спинку стула до побеления костяшек.
— И эта история повторялась снова и снова! Последней каплей стал еще один Новый год. Ты пришла и с порога заявила, что беременна. От своего одноклассника. И знаешь, что было? Мама заголосила, папа схватился за сердце. А потом… потом они обняли тебя. Стали утешать тебя! «Бедная наша девочка, как же так вышло…» А на меня посмотрели так, будто это я во всём виновата! Будто это я должна была за тобой углядеть, уберечь! И я поняла. Если бы это случилось со мной — меня бы выгнали с позором. А тебя — жалеют. Потому что ты — их вечный ребёнок. А я — «взрослая, которая всё понимает». И я уехала. Не из-за твоего проступка. Я сбежала от этой роли! От вечной няньки, вечной жилетки, вечной «второй скрипки» в оркестре семьи, где ты всегда солировала!
Она умолкла, дрожа. Слёзы гнева и боли жгли глаза, но она не позволила им упасть.
Люба сидела, вжавшись в койку, с белым, ошарашенным лицом. Она молчала так долго, что Танину ярость начало подтачивать недоумение.
— Я… я не помнила про домик, — наконец прошептала Люба. Её голос был беззвучным, хриплым. — Честно. Для меня это был просто подарок… один из многих. А про беременность… Таня, они не меня жалели. Они паниковали. Им было страшно за меня. А на тебя они… они рассчитывали. Они знали, что ты не распустишь нюни, не сломаешься. Что ты найдешь выход. Для них это было высшим доверием. Кривым, уродливым, но… — она сглотнула. — А я… я тебе завидовала. Безумно. Ты умела злиться. Умела хлопать дверью. Умела добиваться своего. А я всегда была как плющ — могла только цепляться. За родителей, за непутевых мужчин, за тебя. Я завидовала твоей силе и твоей отдельной, взрослой жизни. И в глубине души ненавидела себя за эту зависть. А ещё… я боялась, что ты меня презираешь. За мою слабость, за то, что не могу, как ты.
— Мне не нужна была их «вера» в мою силу! — выкрикнула Таня, но уже без прежней мощи, с надрывом. — Мне нужно было, чтобы они видели меня, дочку. А не функцию! «Старшая, ответственная, сильная». Мне нужна была любовь просто так! А не за заслуги!
— И мне, — тихо сказала Люба. Слёзы текли по её лицу беззвучно. — Мне нужно было, чтобы меня любили не потому, что я «бедная, несчастная Любочка», которую надо жалеть. А просто потому что я есть. Мы… мы хотели одного и того же, Тань. Просто хотели с разных сторон.
Она подняла на сестру глаза, полные боли и понимания.
— И про Ваню… я не «села тебе на шею». Я… я испугалась. Всё рушилось. И единственным местом в мире, где я почувствовала себя хоть немного безопасно за последние годы, была мысль о тебе. О твоей крепкой двери. Я приехала не как сестра. Я приползла как утопающий — к единственному маяку, который помнила. Прости.
Таня смотрела на неё. На эту женщину, которую она считала вечным соперником, вечной обузой. И видела теперь то, чего не замечала раньше: ту же усталость, те же синяки под глазами от бессонных ночей, ту же хрупкость под маской бойкой болтушки. И свою собственную боль, отражённую в её глазах.
В дверь осторожно постучали. Вошла медсестра с градусником, но, увидев две плачущие женщины, смущённо ретировалась.
— Я тебе завидовала, — прошептала Люба, и слёзы покатились по её щекам. — Завидовала твоей смелости хлопнуть дверью. У меня не хватило бы духу. Я всегда была привязана к ним пуповиной вины. И к тебе… я злилась. Что ты можешь уйти. Что у тебя есть своя, отдельная жизнь, где нет места этим вечным упрёкам и этому чувству долга, которое душит.
— Отдельная жизнь? — Таня горько рассмеялась. — Это что, вот эта моя стерильная квартира? Годовые отчёты? Одиночество под Новый год? Это та жизнь, которой ты завидовала?
Они смотрели друг на друга через пропасть лет, обид и невысказанного. Две сестры. Одна — закованная в броню правильности, другая — вечно спотыкающаяся о собственные чувства. И обе — глубоко несчастные из-за этого непонимания.
— Вы что, ругаетесь?
Ваня стоял в дверях, держа в руках коробку с пазлами. На его лице был не страх, а глубокая, взрослая печаль и разочарование.
— Нет, — быстро вытерла лицо Таня. — Нет, солнышко, мы просто… Ванюша, мы просто вспоминали.
Люба сжала губы, закрыв глаза.
Ваня сделал шаг вперёд, посмотрел на мать, потом на тётю. И сказал, словно сообщая важнейший факт, способный разрешить любой спор:
— Мама, а тётя Таня теперь верит в Деда Мороза. Немножко. Мы ему письмо писали. И ёлку наряжали. И домик… — он запнулся, видя, как дрожит мамина губа. — Она добрая.
Ваня подошёл сначала к маме, обнял её. Потом подошёл к Тане и взял её за руку.
— Не надо. Пожалуйста, — попросил он. — Мама болеет, а ты хорошая…
Он говорил это как заклинание, как самый весомый аргумент в мире. «Посмотрите, она уже другая. И вы можете быть другими».
Таня встретилась взглядом с Любой. В её глазах уже не было ни ярости, ни укора. Была просто усталость от долгой войны и слабая, робкая надежда на перемирие.
Люба первой протянула руку.
— Этот Новый год… он уже не тот. Правда? Из-за него. — Она кивнула на Ваню.
Таня медленно выдохнула. Стена внутри, та, что строилась годами из кукольных домиков, несправедливых упрёков и ночных слёз, дала трещину.
— Да, — тихо согласилась она. — Не тот. И… это к лучшему.
Она не сказала «прощаю». Не сказала «забудем». Слишком много было сломано. Но она сделала шаг — села на край кровати рядом с сестрой. Их плечи почти касались.
— Когда выпишешься, — сказала Таня, глядя прямо перед собой, — будешь жить у меня. Пока не встанешь на ноги. И мы найдём тебе курсы или работу. Без истерик и мученичества. Как взрослые люди.
— Хорошо, — кивнула Люба, и в её голосе впервые прозвучала не покорность, а твёрдость. — Как взрослые.
Ваня, видя, что грозовые тучи разошлись, осторожно улыбнулся. Он подошёл к окну и стал показывать, как падает снег — большими, пушистыми хлопьями, как раз к празднику.
Выходя из больницы, Таня несла на руках засыпающего Вани — эмоции его вымотали. Но на душе у неё было странно светло. Как после грозы, когда воздух промыт и дышится легко. Они выговорились. Не всё, конечно. Годами копившееся не выскажешь за один раз. Но плотину прорвало. И вода, вместо того чтобы снести всё на своём пути, ушла в землю, орошая её.
Она посмотрела на племянника, прижавшегося к её плечу. Этот мальчик, сам того не ведая, стал тем самым мостом, который они с сестрой так отчаянно пытались построить все эти годы, но у них получались только баррикады. Он пришёл с простыми запросами: елка, пряник, вера в чудо. И в процессе их исполнения заставил взрослых оставить в покое свои сложные, запутанные войны.
Таня смотрела на снег, на племянника. Ненависть к Новому году, та старая, ржавая и колючая, всё ещё сидела где-то глубоко. Но поверх неё, как первый чистый снег, ложилось что-то новое. Хрупкое, но настоящее. Возможность начать не с чистого листа — лист был исписан болью. Но перевернуть его и попробовать написать на обороте. Вместе.
Продолжение здесь
Меня зовут Ольга Усачева, это 9 глава моей новой истории "Успеть до Нового года"
Как купить и прочитать мои книги целиком, не дожидаясь новой главы, смотрите здесь