— Я не хочу видеть твою бывшую жену.
— Я тебя никогда не обманывал. Не так, как ты думаешь. Поехали — и ты поймёшь.
Она смотрела на него — уставшего, постаревшего за эти два дня, с красными глазами и трясущимися руками. Это был её Олег. Тот самый, с которым прожили двенадцать лет. Который чинил кран в три часа ночи, когда затопило соседей. Который сидел с Тёмой в больнице, когда тому вырезали аппендицит. Который никогда — она знала это точно — никогда не поднял на неё руку и не сказал грубого слова.
Читайте начало этой истории здесь>>>
Он облажался. Но он не предатель.
— Хорошо, — сказала Марина. — Поехали. Только не сегодня. Завтра.
— Завтра суббота. Дети...
— Отвезём к моей маме. Скажем — нам надо съездить по делам.
Олег кивнул. Сжал её руку сильнее.
— Спасибо.
— Не благодари. Я еду не для того, чтобы простить. Я еду, чтобы посмотреть ей в глаза.
Ночью Марина лежала без сна и смотрела в потолок. Рядом дышал Олег — на этот раз по-настоящему спал, она слышала по дыханию. А она не могла уснуть.
Завтра она увидит женщину, с которой он жил до неё. Мать его первого ребёнка. Больную, нуждающуюся в помощи. И мальчика, который плакал в трубку, умоляя отца о деньгах.
Что она им скажет? Что вообще можно сказать в такой ситуации?
Марина перевернулась на бок. За окном начинало светать — короткая летняя ночь подходила к концу.
Через несколько часов они выехали из города. Даша и Тёма остались у бабушки, довольные возможностью провести выходные с мультиками и пирогами. Марина сидела на пассажирском сиденье и смотрела, как мелькают за окном подмосковные пейзажи.
Домодедово встретило их серыми пятиэтажками и разбитым асфальтом. Олег свернул во двор, остановился у третьего подъезда.
— Здесь, — сказал он.
Марина посмотрела на облупившуюся дверь подъезда, на ржавые перила, на окна с потрескавшимися рамами. И почувствовала, как что-то внутри сжимается.
Они вышли из машины. Олег набрал код домофона, и они вошли в пахнущий сыростью подъезд. Третий этаж, квартира номер двадцать семь.
Олег позвонил в дверь. За ней послышались шаги.
Дверь открыл подросток — худой, с тёмными кругами под глазами и взглядом, который бывает у людей, не спавших несколько ночей подряд. На вид — лет четырнадцать, но что-то в его лице было взрослое, будто жизнь заставила повзрослеть раньше времени.
— Пап? — он удивлённо посмотрел на Олега, потом перевёл взгляд на Марину. — А это...
— Это Марина, — сказал Олег. — Моя жена.
Кирилл кивнул, посторонился, пропуская их в квартиру. Марина шагнула через порог и сразу почувствовала запах — лекарств, чего-то больничного, застоявшегося воздуха. Узкий коридор, обшарпанные обои, тусклая лампочка под потолком.
— Мам, к нам пришли, — крикнул Кирилл в глубину квартиры.
Они прошли в комнату. Маленькая, метров пятнадцать, с продавленным диваном, старым шкафом и телевизором на тумбочке. У окна стояло кресло, и в нём сидела женщина.
Марина не знала, чего ожидала. Может, соперницы — ухоженной, красивой, из-за которой можно было бы злиться. Но перед ней была измученная болезнью женщина лет сорока, исхудавшая до того, что халат висел на ней как на вешалке. Бледное лицо, запавшие глаза, платок на голове — волосы, видимо, выпали от лекарств.
Светлана подняла глаза и попыталась улыбнуться.
— Здравствуйте, — голос был тихий, слабый. — Вы, наверное, Марина. Олег рассказывал.
Марина кивнула, не зная, что сказать. Всё, что она готовила — злые слова, упрёки, вопросы — застряло в горле. Перед ней был не враг. Перед ней была женщина, которая боролась за жизнь.
— Садитесь, пожалуйста, — Светлана указала на диван. — Кирилл, поставь чайник.
— Не надо, мы ненадолго, — начала Марина, но Кирилл уже вышел на кухню.
Они сели на диван. Олег молчал, Марина смотрела по сторонам. На стене висела фотография — маленький Кирилл на руках у молодой красивой Светланы. Рядом — Олег, ещё без седины, улыбающийся. Другая жизнь. Другая семья.
— Я хотела извиниться, — сказала Светлана. — Перед вами. Я знаю, что эти деньги... что вы копили. Мне очень неловко, что так вышло.
— Это не вы просили, — ответила Марина. — Это Кирилл позвонил.
— Да. Он у меня... — Светлана запнулась, в глазах блеснули слёзы. — Он у меня взрослый стал. Слишком рано взрослый. Мне бы не хотелось, чтобы он нёс всё это один. Но так получилось.
Кирилл вернулся с подносом — чайник, чашки, тарелка с баранками. Руки у него чуть дрожали, когда он разливал чай. Марина заметила, как он всё время поглядывает на мать — проверяет, не устала ли, не нужно ли чего.
— Спасибо, сынок, — Светлана погладила его по руке.
Мальчик кивнул и сел рядом с ней на подлокотник кресла. Будто боялся отойти далеко.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Марина и тут же пожалела о вопросе. Глупый вопрос. Видно же, как она себя чувствует.
— Лучше, чем месяц назад, — Светлана слабо улыбнулась. — Врачи говорят, есть положительная динамика. Благодаря вашим... благодаря помощи. Препараты очень дорогие, а без них...
Она не договорила, но и так было понятно.
Марина смотрела на эту картину — больная мать, уставший подросток, бедная квартира — и чувствовала, как внутри что-то меняется. Злость, с которой она ехала сюда, куда-то уходила. Вместо неё приходило другое — тяжёлое, горькое понимание.
Вот оно, значит, как. Вот куда ушли их шестьсот пятьдесят тысяч. Не на любовницу, не на загул, не на какую-то прихоть. На жизнь человека. На то, чтобы этот мальчик не остался сиротой.
— Олег всегда был хорошим человеком, — сказала вдруг Светлана. — Мы разошлись... у нас не сложилось, но он никогда не был плохим. Просто молодые были, глупые. Не умели разговаривать, не умели прощать.
Олег сидел с каменным лицом, смотрел в пол.
— Я не держу на него зла, — продолжала Светлана. — И вы не держите. Он вас любит. Это видно.
Марина сглотнула комок в горле. Меньше всего она ожидала, что бывшая жена мужа будет её утешать.
Кирилл вдруг поднял глаза и посмотрел на Олега.
— Пап, — сказал он тихо. — Спасибо. Что не отказал. Я знаю, что мы почти не общались. Что ты... что у тебя своя семья. Но ты помог. Это много значит.
В его голосе было что-то, от чего у Марины сжалось сердце. Благодарность — да. Но и боль. Боль ребёнка, который почти всю жизнь прожил без отца, в другом городе, а тот только переводил деньги раз в месяц и думал, что этого достаточно. И вот теперь, когда случилась беда — пришёл. Помог. Но столько времени было потеряно.
Олег поднял голову, посмотрел на сына.
— Прости, — сказал он хрипло. — Прости, что меня не было. Прости, что так вышло.
Кирилл кивнул. Не простил — это было видно. Но принял. Пока — принял.
Они просидели ещё полчаса. Пили чай, говорили о чём-то незначительном — о школе Кирилла, о погоде, о том, что лето в этом году жаркое. Обычные разговоры, за которыми скрывалось что-то огромное, невысказанное.
Когда уходили, Светлана взяла Марину за руку.
— Спасибо, что приехали, — сказала она. — Спасибо, что выслушали. Я знаю, как это трудно — принять чужую беду в свою семью. Но вы сильная. Я вижу.
Марина ничего не ответила. Только кивнула и вышла за дверь.
Обратно ехали молча. За окном мелькали всё те же пейзажи — серые пятиэтажки, потом поля, потом пробки на въезде в Москву. Марина смотрела на дорогу и думала.
Она приехала, чтобы посмотреть в глаза «той женщине». Чтобы понять, стоило ли оно того. И увидела не соперницу, не врага — а измученную мать и испуганного подростка. Увидела, что за цифрами в банковской выписке стоят живые люди. Чужая боль, чужая беда, чужая жизнь.
— Надо было сказать мне сразу, — произнесла она наконец.
Олег вздрогнул, повернул голову.
— Что?
— Про Светлану. Про Кирилла. Про то, что им нужна помощь. Надо было сказать мне сразу. Мы бы решили вместе.
— Я боялся, — признался он. — Боялся, что ты не поймёшь. Что скажешь — это твоя бывшая, твои проблемы, разбирайся сам.
Марина покачала головой.
— Может, я бы и психанула сначала. Наверное, даже точно психанула бы. Но мы бы поговорили. Обсудили. Решили вместе, сколько можем дать, сколько оставить себе. А ты... ты просто взял и всё решил за меня. Соврал. Вот это больно, Олег. Не то, что ты помог. А то, что соврал.
Он молчал, сжимая руль.
— Больше так не делай, — сказала она. — Никогда. Что бы ни случилось — говори мне. Даже если страшно. Даже если думаешь, что я не пойму. Просто говори.
— Хорошо, — он кивнул. — Обещаю.
Через час они были уже у Валентины Петровны. Мама открыла дверь, посмотрела на дочь внимательно.
— Что-то случилось? — спросила она тихо, пока дети собирали вещи в комнате.
— Потом расскажу, мам. Не сейчас.
— Марина...
— Всё нормально. Правда. Просто... сложный день. Приеду на неделе, поговорим.
Мать кивнула, но во взгляде осталась тревога. Она знала свою дочь — видела, что та сама не своя. Но расспрашивать не стала.
Даша и Тёма выбежали в коридор, обниматься и рассказывать про пироги и мультики. Обычная суета, обычный шум. Марина смотрела на них и думала: как сказать? Как объяснить, что у папы есть ещё один ребёнок?
После ужина, когда дети уже были в пижамах, Марина зашла к ним в комнату. Даша читала книжку, Тёма возился с машинками на ковре.
— Ребят, нам надо поговорить, — Марина села на край кровати.
Дочка отложила книгу, сын поднял голову.
— Помните, мы вам рассказывали, что папа раньше был женат? — начала Марина. — До того, как мы познакомились?
Даша кивнула. Тёма нахмурился, пытаясь вспомнить.
— У папы есть сын от того брака. Его зовут Кирилл, ему четырнадцать лет. Мы сегодня ездили к нему в гости.
Тишина. Даша переваривала информацию, Тёма хлопал глазами.
— То есть... у нас есть брат? — спросила наконец дочка.
— Да. Старший брат.
— А почему мы его никогда не видели?
Марина вздохнула. Как объяснить взрослые ошибки детским языком?
— Так получилось. Взрослые иногда совершают ошибки. Папа и мама Кирилла расстались давно, и потом... потом они мало общались. Но сейчас маме Кирилла нужна помощь, она болеет. И мы помогаем.
— Деньгами? — догадалась Даша.
— Да.
— Поэтому мы не едем на море?
Марина почувствовала укол в сердце. Умная девочка. Всё понимает.
— Поэтому. Но это важно, Даш. Когда человеку плохо — нужно помогать. Даже если это трудно.
Тёма молчал, обдумывая.
— А он к нам приедет? — спросил вдруг. — Кирилл этот? Я хочу посмотреть, какой он.
Марина улыбнулась.
— Может быть. Если захочет.
Прошёл месяц. Потом ещё один. Светлане становилось лучше — Олег ездил к ним раз в неделю, возил продукты, лекарства. Кирилл постепенно оттаивал, начал звонить отцу сам, рассказывать про школу, про мать.
Однажды вечером, когда дети уже спали, они сидели на кухне. Олег крутил в руках чашку, смотрел в стол.
— Марин, — сказал он тихо. — Я всё думаю... Если вдруг... ну, если Светлане станет хуже. Если что-то пойдёт не так.
Он не договорил, но она поняла.
— Ты про Кирилла?
— Да. Он же совсем один останется. Четырнадцать лет, ни родни, ничего.
Марина помолчала. Месяц назад она бы, наверное, не знала, что ответить. А сейчас — знала.
— Мы его не бросим, — сказала она. — Что бы ни случилось.
Олег поднял глаза.
— Ты серьёзно?
— Серьёзно. Он же твой сын. А значит — и наш тоже. Как-нибудь разберёмся.
Олег накрыл её руку своей, сжал. Ничего не сказал — да и не нужно было.
В августе, перед началом учебного года, Кирилл приехал к ним в гости. Первый раз. Стоял в дверях, не зная куда деть руки, смотрел исподлобья. Даша разглядывала его с любопытством, Тёма прятался за маму.
— Привет, — сказала Даша. — Ты правда наш брат?
— Ну... типа того, — Кирилл пожал плечами.
— А ты в какие игры играешь?
Через час они втроём сидели на полу в детской и собирали конструктор. Кирилл объяснял Тёме, как крепить детали, Даша командовала процессом. Марина стояла в дверях и смотрела на них — трое детей, совершенно разных, но уже что-то общее между ними появилось.
Олег подошёл сзади, обнял её за плечи.
— Спасибо, — сказал тихо.
— За что?
— За то, что приняла. За то, что простила. За то, что ты — это ты.
Марина прислонилась к нему спиной.
— Я не сразу простила. И до сих пор иногда злюсь, когда вспоминаю. Но потом думаю — а как бы я поступила на твоём месте? Если бы Даше или Тёме нужна была помощь, а кто-то мог помочь и не помог?
Она помолчала.
— Знаешь, что я поняла за это лето? Что деньги — это просто деньги. Накопим ещё. Машина подождёт, ремонт подождёт. А человек — не подождёт. Болезнь не ждёт. И ребёнок, которому нужен отец — тоже не ждёт.
Вечером, когда дети поужинали и разошлись по комнатам, Марина увидела на холодильнике новый рисунок. Даша рисовала их семью — мама, папа, она сама, Тёма. А рядом — пятая фигурка. Повыше остальных детей, с тёмными волосами.
— Это кто? — спросила Марина, хотя уже знала ответ.
— Это Кирилл, — ответила дочка. — Он же теперь тоже наш.
Марина сняла рисунок с магнита, посмотрела на него долго. Пять человечков, держащихся за руки. Кривые, нарисованные детской рукой. Но почему-то от них становилось тепло.
Она повесила рисунок обратно и подумала: вот оно, значит, как бывает. Два месяца назад она стояла на кухне и смотрела на цифры в телефоне — пять тысяч вместо шестисот пятидесяти. Думала, что мир рухнул. Что муж предал, что семья разваливается, что всё, ради чего они работали — коту под хвост.
А оказалось — семья не развалилась. Семья выросла. Стала больше на одного человека. На мальчика, который всю жизнь ждал, что отец про него вспомнит.
И Марина поняла простую вещь, которую почему-то так трудно понять, пока не столкнёшься сам: можно прожить жизнь, считая каждую копейку, выстраивая планы, защищая своё — и остаться правым. А можно однажды сделать что-то, что не укладывается в логику, что ломает все расчёты, что больно бьёт по карману — но при этом остаться человеком.
Олег выбрал второе. И она — в конце концов — тоже.
За окном темнело. В детской смеялись Даша и Тёма, Кирилл что-то им рассказывал. Олег мыл посуду, негромко напевая себе под нос. Обычный вечер. Обычная семья.
Только теперь их стало на одного больше. И от этого почему-то становилось не тесно — а теплее.
Друзья, так же делюсь своим Telegram-каналом, скоро он будет только для тех кто присоединился — это мой новый уголок вдохновения, еще много нового и полезного. Без воды, как вы любите. Присоединяйтесь!