Я поставила чашку на стол и выдохнула. Антон сидел напротив, листал телефон, не поднимая глаз. За окном темнело — обычный вторник, обычный вечер. Только внутри у меня всё сжалось в один тугой узел.
— Антон, — сказала я тихо. — Нам надо поговорить.
Он кивнул, не отрываясь от экрана.
Я взяла со стола кухонное полотенце, сжала его в ладони. Пальцы побелели.
— Либо ты платишь за прописку и жильё, — произнесла я медленно, делая паузу после каждого слова, — либо собираешь вещи.
Тишина. Только тиканье настенных часов — громкое, настойчивое.
Антон наконец поднял голову. Посмотрел на меня так, будто я сказала что-то на иностранном языке. Потом отвёл взгляд к окну.
— Мне прописка не нужна, — бросил он равнодушно. — Оставайся сама.
Я не ответила. Просто стояла, глядя на него. Солнечный прямоугольник света на кафельном полу медленно угасал. Я ждала чего-то другого — может, крика, может, обещаний. Но не этого.
Антон встал, сунул телефон в карман и вышел из кухни. Дверь в комнату закрылась тихо.
Я опустилась на стул. Полотенце всё ещё было в руке.
Хорошо. Значит, по-другому.
Телефон зазвонил через час. Мама.
— Лен, ты чего там наделала? — голос у неё был тёплый, но с нажимом. — Антон звонил. Говорит, ты его выгоняешь.
Я закрыла глаза.
— Мам, я не выгоняю. Я просто хочу, чтобы он платил за жильё. Или хотя бы прописался. Для Софьи это важно.
— Важно, чтобы у ребёнка был отец, — перебила она. — В наше время мы терпели и не жаловались. Ты же понимаешь, что так семьи не сохраняют?
Я молчала. В холодильнике стояла кастрюля с борщом — мама принесла на прошлой неделе. Наверное, думала, что еда всё исправит.
— Доченька, не делай глупостей, — продолжала она мягче. — Пусть останется. Ты же знаешь, как сложно одной.
— Я понимаю, — сказала я тихо. — Но я не могу дальше платить одна.
Софья вышла из комнаты, держа в руках своего плюшевого мишку. Подошла ко мне, встала рядом и положила игрушку мне на колени.
— Мама, — сказала она тихо. — Мишка.
Я погладила её по голове. В груди стало тяжело.
— Мам, мне пора, — сказала я в трубку и положила телефон на стол.
Софья смотрела на меня большими глазами.
— Поиграешь? — спросила она.
— Конечно, солнышко, — ответила я и взяла её на руки.
В парке было прохладно. Софья качалась на качелях, а я сидела на лавочке рядом с Олей. Она принесла кофе — два стаканчика, один поставила передо мной с лёгким постукиванием.
— Ну что, рассказывай, — сказала Оля быстро, как всегда. — Что там у вас?
Я вздохнула.
— Я сказала ему: либо платишь, либо уходишь. Он ответил, что прописка ему не нужна.
Оля хмыкнула.
— Конечно, не нужна. Зачем, если можно жить на всём готовом?
Я обхватила ладонями холодную металлическую перекладину качели. Пальцы сразу замёрзли.
— Я не знаю, что делать дальше, — призналась я. — Мама говорит, что я разрушаю семью. А я просто устала.
— Лен, — Оля наклонилась ко мне, — ты не обязана молчать. Прописка — это не вопрос гордости. Это безопасность для Софьи. Детский сад, поликлиника, льготы — всё завязано на этом.
Я кивнула.
— Но как это сделать?
— Расписка, — сказала Оля коротко. — Пусть подпишет, что признаёт обязательства. И временная регистрация на ребёнка — её можно оформить через ЖЭК. Я дам тебе номер. Завтра поможем с бумагами.
Я посмотрела на неё.
— Если это реально, скажи, что нужно.
— Реально, — кивнула Оля. — Главное — не отступать. Либо он подпишет, либо уйдёт. Но прописка останется за Софьей.
Я выдохнула. Впервые за несколько дней почувствовала, что есть план.
— Хорошо, — сказала я. — Попробую.
Я положила перед Антоном лист бумаги. Он сидел на кухне, пил чай, смотрел в окно.
— Что это? — спросил он, не глядя на меня.
— Расписка, — ответила я спокойно. — Ты подтверждаешь, что будешь участвовать в оплате жилья. И согласие на прописку Софьи.
Он взял листок, пробежал глазами. Потом бросил на стол.
— Ты меня шантажируешь, — сказал он тихо. — Чувствами шантажируешь.
Я сделала долгую паузу. Посмотрела на него.
— Это не шантаж, — сказала я ровно. — Это порядок. Либо подписываешь, либо уходишь.
Он скрутил край футболки пальцами. Отвёл взгляд.
— Если я уйду, ты не дашь мне видеться с Софьей, — бросил он.
Я почувствовала, как холодеют ладони.
— Ты хочешь остаться без прав? — спросила я. — Тогда решай. Но прописка останется при ребёнке.
Антон встал. Швырнул бумагу обратно на стол.
— Я не буду это подписывать, — сказал он. — Ты сама во всём виновата.
Он вышел из кухни. Дверь хлопнула.
Я осталась одна. На столе лежала детская пластиковая тарелка с нарисованным зайцем. Часы тикали громче обычного.
Хорошо. Значит, дальше действуем по плану.
Ночь. Софья спала. Я лежала на кровати, перед собой разложила бумаги. Бланки, справки, номера телефонов. Всё, что дала Оля.
В голове крутились мамины слова: «Ты разрушаешь семью».
Я закрыла глаза. Прохладное одеяло коснулось щеки.
Это для Софьи. Чтобы у неё был порядок. Чтобы она могла ходить в садик без проблем. Чтобы у неё была прописка.
Телефон зазвонил. Незнакомый номер. Я взяла трубку.
— Елена Сергеевна? — спросил мужской голос. — Из ЖЭКа. Вы подавали заявку на временную регистрацию?
— Да, — ответила я тихо.
— Можно оформить. Приходите завтра с документами.
Я выдохнула.
— Хорошо. Спасибо.
Положила трубку. Посмотрела на бумагу в руках — бланк со штампом. Первый реальный шаг.
Я справлюсь.
Подъезд был тихим. Сумка Антона стояла у двери. Я держала в руках подписанную расписку — он всё-таки подписал её вчера, после долгого молчания. И документы о прописке Софьи.
Антон стоял на пороге. Смотрел на меня.
— Ты жестокая, — сказал он тихо. — Ты лучше уйдёшь. Не сможешь жить без меня.
Я сделала паузу. Посмотрела ему в глаза.
— Я не хочу жить без тебя, — сказала я медленно. — Я хочу, чтобы ты был отцом и платил. Ты выбираешь.
Он отвернулся. Взял сумку.
— Я ухожу, — бросил он.
Дверь захлопнулась. Щелчок замка — громкий, окончательный.
Я осталась стоять в подъезде. Холодная железная перила под ладонью. Гул лампы над головой. Дрожь в коленях.
Всё.
Утро. Пустой стул за столом. Софья сидела на своём месте, ковыряла кашу ложкой.
— Где папа, мам? — спросила она.
Я поставила перед ней чашку с компотом. Сделала паузу.
— Папа уехал ненадолго, — сказала я ровно. — Мы с тобой вдвоём.
Софья кивнула и снова взялась за ложку.
Телефон зазвонил. Мама.
— Лен, ты сделала то, что хотела, — голос у неё был сухим. — Но подумай о Софье.
Я не ответила. Просто положила трубку.
Через час пришла Оля. Принесла пакет с продуктами и села рядом.
— Как ты? — спросила она мягко.
— Нормально, — ответила я.
Она посмотрела на пустой стул.
— Если что — звони. Я рядом.
Я кивнула.
На столе лежал конверт из ЖЭКа. Я открыла его. Справка о регистрации Софьи. Всё в порядке.
Юридическая победа. Но за столом — пустое место.
Я налила себе чай. Запах еды не согревал, как раньше.
Прошло три недели. Я стояла в очереди в поликлинике. Софья держала меня за руку.
— Документы, — сказала медсестра.
Я протянула справку о прописке.
— Всё в порядке, — кивнула она. — Проблем не будет.
Я вышла на улицу. Софья побежала к качелям.
Телефон завибрировал. Мама.
— Алло, — сказала я.
— Лен, — голос у неё был холодным. — Ты подумала, что делаешь?
— Да, мам, — ответила я. — Подумала.
Она вздохнула и положила трубку.
Вечером соседка постучала в дверь. Принесла пирог.
— Держись, Лена, — сказала она тихо.
Я взяла пирог. Поставила на стол.
На столе лежала квитанция за коммунальные услуги. Я открыла её. Сумма — как всегда. Только теперь платить буду я одна.
Я достала деньги. Положила в конверт.
Я справлюсь.
Ночь. Софья спала в своей комнате. Я сидела у окна с чашкой чая в руках. Тепло согревало ладони.
Телефон завибрировал на столе. Антон. «Как всё?»
Я посмотрела на экран. Подумала. Положила телефон экраном вниз.
Не отвечаю.
За окном было темно. Пустая половина стула рядом со мной. Я сделала глоток чая.
Я сделала это ради тебя, Софь.
Тишина. Тиканье часов. И горькая ясность внутри.
Я улыбнулась — не радостно, а спокойно. Приняв цену.
Квартира осталась моей. Прописка — у Софьи. Порядок — восстановлен.
Но место за столом — пустое.
И я знала: так будет теперь всегда.
А как бы вы поступили — потребовали бы ответственности или сохранили видимость семьи любой ценой?
Поделитесь в комментариях, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк, если было интересно.