Двадцативосьмилетняя Марина всегда любила воскресенья. Это был её единственный полноценный выходной, когда можно было валяться с книгой, готовить что-то новое или просто смотреть в окно, ни о чём не думая.
Но всё изменилось полтора года назад, когда она вышла замуж за Игоря.
Традиция началась безобидно. Через месяц после свадьбы свекровь Тамара Владимировна позвонила и сказала:
— Маринушка, приезжайте завтра на обед. Я борщ сварю, пирожки с капустой испеку. Что вы там в своей квартирке питаетесь, одни полуфабрикаты небось.
Марина не особо хотела, но отказать было неловко. Они приехали. Обед действительно был вкусным, хотя свекровь всё время причитала:
— Ой, Маринушка, ты такая худенькая. Ешь, ешь! Игорёк, положи жене ещё котлету!
После обеда свекровь достала альбом с детскими фотографиями сына и два часа рассказывала истории про детский сад, школу, первую любовь. Марина вежливо улыбалась, Игорь дремал в кресле.
Уехали они в восьмом часу вечера. Весь выходной был съеден.
— Ну вот, славно посидели, — довольно сказал Игорь в машине.
— Угу, — неопределённо ответила Марина.
На следующей неделе Тамара Владимировна позвонила снова:
— Дети, приезжайте в воскресенье. Я утку куплю, запеку с яблоками!
Марина попыталась возразить:
— Тамара Владимировна, может, как-нибудь в другой раз? У меня столько дел накопилось...
— Что за дела в воскресенье? — удивилась свекровь. — Семья важнее всяких дел. Игорь, скажи жене, что мама обидится, если вы не приедете.
Игорь, который стоял рядом и слышал разговор, кивнул:
— Оль, ну съездим. Мама старается, готовит. Нельзя её расстраивать.
Так воскресные обеды стали регулярными. Каждую неделю. Без исключений.
Сначала Марина пыталась найти отговорки. Говорила, что плохо себя чувствует, что у неё встреча с подругой, что нужно доделать проект по работе.
Но Тамара Владимировна была непробиваема:
— Заболела? Так приезжай, я тебя подлечу, куриный бульончик сварю!
— Подруга? Перенесите на субботу или на вечер, что она, важнее семьи?
— Работа в выходной? Игорь, ты зачем на такую жену женился, которая семью за работу меняет?
И каждый раз Игорь вставал на сторону матери. Не грубо, не агрессивно, а как-то устало и примирительно:
— Мар, ну не усложняй. Один раз в неделю. Маме приятно. Она одна живёт, мы с тобой — всё, что у неё есть.
Марина сдавалась. Она понимала, что Тамара Владимировна действительно одинока после смерти мужа. Но с каждым воскресеньем внутри неё накапливалось что-то тяжёлое, липкое.
Обеды становились всё длиннее. Свекровь начинала готовить с самого утра, и они должны были приехать к двенадцати, чтобы "помочь накрыть на стол". После обеда — обязательно чай с тортом или пирогом. Потом разговоры, потом свекровь вспоминала, что "надо бы в кладовке разобраться" или "антресоли давно пора почистить".
— Игорёк, ты же мужчина, полезь, достань те коробки. А ты, Маринушка, посуду помой, пока мы тут возимся.
Уезжали они всегда поздно вечером, измотанные. У Марины не оставалось сил ни на что.
Однажды, в начале марта, она решилась:
— Игорь, давай поговорим.
Они сидели на кухне, муж разогревал в микроволновке остатки обеда, которые свекровь им упаковала с собой.
— Давай, — согласился он, не отрываясь от телефона.
— Я больше не могу каждое воскресенье ездить к твоей маме.
Игорь поднял глаза.
— Что случилось?
— Ничего не случилось. Просто это слишком часто. Я устаю. Мне нужно время для себя, для дома, для нас с тобой наконец.
— Для нас? — он улыбнулся. — Мы же вместе к маме ездим.
— Нет, Игорь, — Марина покачала головой. — Мы не вместе. Ты с мамой, а я — посторонняя, которая моет посуду и слушает одни и те же истории.
— Ты преувеличиваешь, — он снова уткнулся в телефон. — Мама к тебе хорошо относится. Готовит, старается.
— Я не говорю, что она плохая. Я говорю, что мне тяжело каждую неделю отдавать ей весь выходной.
— Ну так давай через неделю ездить, — легко предложил он.
— Хорошо, — с надеждой кивнула Марина. — Давай попробуем через неделю.
На следующий день Тамара Владимировна позвонила:
— Игорь сказал, что вы теперь через неделю будете приезжать, — в её голосе звучала обида. — Что, я вам надоела?
— Нет, что вы, Тамара Владимировна, просто мы хотели бы...
— Я поняла. Значит, я уже не нужна. Сын женился — и мать на обочине. Ничего, я привыкну. Одной мне не привыкать.
Вечером Игорь был мрачным.
— Мама весь день плакала. Говорит, что ты меня от неё отвращаешь.
— Что?! — Марина не поверила. — Я просто попросила ездить реже!
— Для неё это одно и то же. Она старая, одинокая. Мы — всё, что у неё есть. Неужели так сложно раз в неделю приехать?
— Игорь, но мои чувства разве не важны?
— Важны. Но мама... ну ты же понимаешь. Возраст. Ей нужно внимание.
В то воскресенье они поехали к свекрови.
Марина молча нарезала салат, накрывала на стол, мыла посуду. Внутри неё что-то сжималось всё сильнее, превращаясь в тугой узел.
К маю ситуация достигла критической точки.
У Марины в субботу заболела голова — так сильно, что она не могла встать с кровати. Она выпила таблетку и попросила Игоря:
— Поезжай к маме один. Я правда не могу.
— Как это один? — удивился он. — Мама готовит на троих. Она обидится.
— Игорь, у меня мигрень. Я не могу даже на свет смотреть.
— Ну полежи до утра, может, пройдёт. Выпей ещё таблетку.
Утром голова болела так же. Марина с трудом дошла до ванной. Игорь нервно ходил по квартире.
— Мар, мама уже звонила три раза. Спрашивает, во сколько будем. Что я ей скажу?
— Скажи правду. Что я больна.
Он позвонил. Марина слышала, как он объясняет что-то матери, как его голос становится виноватым.
— Она говорит, что приготовила твоё любимое — жульен с грибами, — передал он. — И что если ты правда любишь её, то приедешь.
Что-то внутри Марины щёлкнуло.
— Если я правда люблю её? — она медленно подняла голову, преодолевая боль. — Игорь, ты слышишь, что говоришь?
— Ну... она расстроена...
— А то, что мне плохо, это не важно?
— Важно, конечно, но...
— Нет никаких "но", — твёрдо сказала Марина. — Я не поеду. Поезжай сам или не езди вообще.
Игорь поехал один. Вернулся поздно вечером, мрачный.
— Мама в слезах весь обед. Говорит, что ты её ненавидишь. Что я выбрал неправильную жену. Что она всегда чувствовала, что ты холодная.
Марина лежала в темноте и молчала. Впервые за полтора года она чувствовала не вину, а ясность.
На следующий день свекровь позвонила ей напрямую. Голос был ледяным:
— Марина, нам надо поговорить. Ты разрушаешь мою семью.
— Тамара Владимировна, я не понимаю...
— Не притворяйся. Ты отвращаешь сына от матери. Игорь раньше каждый день звонил, приезжал, помогал. А теперь что? Раз в неделю, и то через скандал!
— Мы приезжаем каждое воскресенье, — устало возразила Марина.
— А разве этого достаточно? Я его мать! Я его родила, выкормила, подняла! А ты кто? Жена? Жён можно поменять, а мать одна!
— Тамара Владимировна, я не хочу конфликта...
— Тогда перестань манипулировать Игорем! Я вижу, как ты на него давишь. Он добрый, мягкий, не может тебе отказать. А ты этим пользуешься!
Марина почувствовала, как внутри разливается холод.
— Хорошо, — спокойно сказала она. — Я вас услышала.
Она положила трубку и села на диван. Руки дрожали. Не от страха — от освобождения.
Вечером, когда Игорь пришёл с работы, она сказала:
— Мне позвонила твоя мама. Сказала, что я разрушаю вашу семью и манипулирую тобой.
Игорь растерянно замер.
— Она не это имела в виду...
— Не важно, что она имела в виду, — перебила его Марина. — Важно, что я больше не поеду к ней на воскресные обеды.
— Как это не поедешь?!
— Вот так. Не поеду. Ты можешь ездить сколько хочешь — каждый день, если надо. Но я больше не буду.
— Но почему? — он смотрел на неё непонимающе.
— Потому что я устала жертвовать собой. Потому что каждое воскресенье я теряю часть себя. Потому что я не чувствую себя твоей женой — я чувствую себя прислугой и зрительницей в чужой жизни.
— Ты эгоистка, — тихо сказал он. — Мама одна. Ей нужно внимание.
— А мне? — спросила Марина. — Мне что нужно?
Он молчал.
— Вот видишь, — устало улыбнулась она. — Ты даже не знаешь. Потому что ты никогда не спрашивал.
В то воскресенье Игорь поехал к матери один. И в следующее. И ещё через неделю.
Марина впервые за полтора года провела выходной так, как хотела. Она спала до десяти, потом заварила хороший кофе и села с книгой на балконе. Готовила то, что любила сама, а не то, что "надо доесть, а то пропадёт". Встретилась с подругой. Просто гуляла по городу.
Она чувствовала себя виноватой — но одновременно живой.
Тамара Владимировна больше ей не звонила. Игорь стал молчаливым, отстранённым. На вопрос "Как дела?" отвечал односложно. По вечерам подолгу говорил с матерью по телефону, закрываясь в другой комнате.
Через месяц он сказал:
— Мама хочет, чтобы мы переехали к ней. У неё большая квартира, свободная комната. Она говорит, что ей тяжело одной, что давление скачет, сердце болит.
Марина посмотрела на него долгим взглядом.
— Нет.
— Даже не обсудишь?
— Обсуждать нечего. Я не буду жить с твоей мамой.
— Значит, она для тебя чужой человек?
— Игорь, это не об отношении к твоей маме. Это о том, что у меня должна быть своя жизнь. Свой дом. Своё пространство. Ты можешь переехать к ней, если хочешь. Но я останусь здесь.
Он смотрел на неё так, будто видел впервые.
— Я думал, ты другая, — сказал он наконец. — Думал, что ты понимаешь, что такое семья.
— Я понимаю, — ответила Марина. — Семья — это когда тебя слышат. Когда твои чувства важны. Когда ты можешь сказать "нет" без чувства вины. А у нас... у нас этого нет.
Они просидели в молчании до самого вечера. Игорь так и не переехал к матери. Но что-то между ними надломилось безвозвратно.
Марина больше не ездила на воскресные обеды. Она научилась жить со своим выбором — и с его последствиями.
А по воскресеньям она просыпалась в своей квартире, заваривала кофе и знала: сегодня этот день принадлежит только ей.
Вопросы для размышления:
- Можно ли было избежать этого разрыва, если бы Марина установила границы в самом начале отношений, или конфликт был неизбежен при такой семейной динамике?
- В какой момент забота о близких превращается в саморазрушение, и как понять, где проходит эта грань?
Советую к прочтению:
