Яблоня зацвела первой. Каждый год так — ещё снег не везде сошёл, а она уже в белом кружеве. Антоновка, посаженная тридцать лет назад тонким прутиком, теперь раскинула крону на полдвора. Нина Петровна стояла под ней и смотрела вверх, щурясь от солнца.
Скоро приедут дети. Позвонили вчера, сказали — нужно поговорить. Голос у Павла был деловой, официальный. Так он разговаривает с клиентами, а не с матерью. Нина Петровна сразу поняла: что-то затевается.
Она прошлась по участку, привычно отмечая, что нужно сделать. Забор покосился у дальней грядки — поправить. Малинник разросся — проредить. Теплица требует новой плёнки — старая порвалась за зиму. Дел невпроворот, как всегда весной.
Этот участок достался им с мужем Володей, когда обоим было по тридцать. Шесть соток неудобий на краю садового товарищества. Кочки, болотина, ни одного деревца. Соседи посмеивались: что вы с этим болотом делать будете?
А они делали. Каждые выходные, каждый отпуск. Володя копал дренажные канавы, Нина таскала песок вёдрами. Потом глину, потом чернозём — откуда-то привозили машинами, раскидывали лопатами. Первые три года ничего не росло толком. Потом земля ожила.
Нина Петровна помнила, как сажали эту яблоню. Павлику было пять, Оле — три. Дети путались под ногами, просили дать покопать. Володя выкопал ямку, опустил саженец, засыпал землёй. Сказал: «Вырастет — будете яблоки рвать». Дети не верили, что из этой палочки вырастет дерево. А оно выросло.
Машина подъехала к воротам около полудня. Из неё вышли Павел с женой Ириной и Оля с мужем Сергеем. Внуков не привезли — значит, разговор серьёзный.
— Мам, привет! — Павел обнял её, но как-то торопливо. — Хорошо тут у тебя. Цветёт всё.
— Весна, — сказала Нина Петровна. — Проходите в дом, я обед приготовила.
За столом разговаривали о пустяках. Как дела, как здоровье, как внуки. Нина Петровна ждала. Знала, что главное впереди.
После чая Павел откашлялся.
— Мам, мы хотели с тобой поговорить. Насчёт участка.
— Что с ним?
— Понимаешь... — он замялся. — Тут такое дело. К нам обратились застройщики. Хотят купить землю в этом районе. Под коттеджный посёлок.
Нина Петровна молча смотрела на сына.
— Они хорошие деньги предлагают, — вступила Ирина. — Очень хорошие. За шесть соток — почти как за квартиру в городе.
— Мы посчитали, — добавила Оля. — Если продать, можно разделить на всех. Тебе, мам, хватит на безбедную старость. И нам поможет.
— Продать, — повторила Нина Петровна. — Участок продать.
— Ну да. Ты же сама говорила, что тяжело уже. Спина болит, ноги отекают. Зачем тебе эта каторга?
Нина Петровна встала из-за стола. Подошла к окну. Отсюда был виден сад — яблони, вишни, слива у забора. Грядки, ещё пустые, но уже подготовленные к посадке. Малинник, смородина, крыжовник. Тридцать лет жизни.
— Я поднимала этот участок своими руками, — сказала она тихо. — Тридцать лет. А вы хотите продать его под застройку.
— Мам, ну пойми...
— Что я должна понять? Что вам нужны деньги? Так и скажите.
Павел покраснел.
— Дело не только в деньгах. Тебе правда тяжело уже. Мы видим. Приезжаем — ты еле ходишь. Зачем мучиться?
— Это не мучение. Это моя жизнь.
— Мам, — Оля подошла, взяла мать за руку. — Мы не хотим тебя обидеть. Просто... участок всё равно нам достанется потом. А сейчас такой шанс — хорошая цена, надёжный покупатель. Потом может не быть такого предложения.
— Потом, — повторила Нина Петровна. — Когда меня не станет, имеете в виду?
— Мам, ну зачем ты так?
Нина Петровна высвободила руку.
— Я вам так скажу. Пока я жива — участок не продаётся. Это мой дом. Здесь отец ваш каждое дерево посадил. Здесь вы выросли. А вы хотите бульдозером — и коттеджи.
— Времена меняются, — сказал Сергей. — Раньше дачи были нужны, картошку выращивали. А сейчас всё в магазине есть. Смысл горбатиться?
Нина Петровна посмотрела на зятя.
— А ты помолчи. Ты сюда приезжал два раза за десять лет. Один раз на шашлыки, второй — вот сейчас. Тебе здесь ничего не принадлежит.
— Мам! — возмутилась Оля. — Он мой муж!
— И что? Участок на мне записан. Моё решение.
Павел встал.
— Мам, давай спокойно. Никто тебя не заставляет. Мы просто предложили, обсудить хотели. Если ты против — значит, против.
— Я против.
— Хорошо. Но подумай, ладно? Не сейчас, потом. Застройщик говорит, предложение действует до осени.
— Мне нечего думать.
Они уехали через час. Нина Петровна осталась одна. Сидела на крыльце и смотрела, как садится солнце за верхушками деревьев.
Обидно было до слёз. Не предложение обидело — она понимала, что участок действительно стоит денег. Обидело другое. Дети смотрели на это место и видели только сотки и рубли. Не видели, сколько труда, сколько любви сюда вложено.
Вот эту теплицу Володя строил целое лето. Раму сам варил, стёкла где-то доставал по знакомству. А дети помогали — носили доски, придерживали, пока отец прибивал. Теперь теплица старая, рама ржавая, но огурцы в ней растут до сих пор.
А пруд? Крошечный прудик в углу участка, который Володя выкопал для Павла. Сын тогда увлёкся рыбками, хотел разводить карасей. Караси не прижились, зато лягушки прижились отлично. По ночам такие концерты устраивают — на всё товарищество слышно.
Нина Петровна усмехнулась. Какой там коттеджный посёлок. Застройщикам лягушачий хор точно не понравится.
На следующий день она работала в саду. Обрезала сухие ветки, рыхлила землю под кустами. Спина ныла, но привычно — много лет уже так. Ничего, потерпит.
Позвонила соседка Вера из города. Она тоже ветеран товарищества, участок через три дома.
— Нина, слышала новость? Половина наших уже согласились продать. Застройщик хорошие деньги даёт.
— Слышала. Ко мне тоже приходили. Через детей.
— И что решила?
— Не продаю.
Вера помолчала.
— Молодец. Я тоже не продаю. Куда мне идти? В квартире сидеть, в окно смотреть? Тут хоть дело есть. Хоть смысл.
— Вот именно.
— Но ты держись. Они настырные, эти застройщики. Давить будут.
Давить начали через неделю. Приехал представитель компании — молодой человек в костюме, с папкой документов. Вежливый, улыбчивый.
— Нина Петровна, я понимаю вашу привязанность к этому месту. Но посмотрите на ситуацию реально. Вам семьдесят лет. Содержать участок с каждым годом труднее. А мы предлагаем достойную сумму, которая обеспечит вам комфортную жизнь.
— Мне и так комфортно.
— Но ваши дети беспокоятся...
— Мои дети получат участок, когда придёт время. А пока — это моя земля.
Молодой человек улыбнулся ещё шире.
— Видите ли, Нина Петровна, большинство ваших соседей уже согласились на продажу. Скоро здесь начнётся строительство. Шум, техника, пыль. Вам будет некомфортно.
— Переживу.
— И ещё один момент. — Он понизил голос. — Если вы откажетесь продавать, ваш участок окажется внутри стройплощадки. Подъезд будет затруднён. Коммуникации могут... пострадать.
Нина Петровна выпрямилась.
— Это угроза?
— Что вы, просто информация. Подумайте хорошенько.
Он уехал. Нина Петровна долго стояла у ворот, глядя вслед машине. Руки дрожали — то ли от возраста, то ли от злости.
Вечером позвонил Павел.
— Мам, я слышал, к тебе приезжали из компании. Они не давили?
— Приезжали. Намекали на неприятности.
— Вот сволочи, — неожиданно сказал Павел. — Я им не это говорил. Просто передать предложение, без давления.
— Так это ты их послал?
Сын замялся.
— Ну... я дал контакт. Думал, может, с чужим человеком ты легче договоришься.
— Павел. — Голос Нины Петровны стал ледяным. — Я сорок лет тебя растила. Кормила, одевала, в институт отправила. И ты нанимаешь каких-то дельцов, чтобы они давили на мать?
— Мам, я не хотел...
— Чего ты хотел? Денег? Так и скажи — мам, у меня проблемы, нужны деньги. Я бы поняла. А вот это — за спиной, через посредников...
— У меня кредит, — вдруг выпалил Павел. — Большой. Бизнес не пошёл, влез в долги. Коллекторы звонят каждый день. Мам, мне правда нужны деньги. Не хотел говорить, стыдно было.
Нина Петровна опустилась на стул.
— Большой кредит?
— Три миллиона. Мам, я в отчаянии. Продажа участка — это был бы выход. Но я не должен был так... Прости.
Она молчала долго. В трубке слышалось дыхание сына — тяжёлое, загнанное.
— Приезжай, — сказала она наконец. — Завтра. Один, без Ирины. Поговорим.
Павел приехал утром. Сел на крыльцо рядом с матерью, как в детстве. Молчал.
— Рассказывай, — велела Нина Петровна.
И он рассказал. Про неудачные вложения, про партнёра, который сбежал с деньгами, про кредиты, взятые чтобы покрыть убытки. Про бессонные ночи и страх перед будущим.
Нина Петровна слушала. Смотрела на сына — взрослого мужика, которому под сорок. А видела мальчишку, который прибегал к ней с разбитой коленкой.
— Почему сразу не сказал?
— Стыдно, мам. Я же деловой, успешный. Всегда хвастался, какой я умный. А оказался дураком.
— Дураком — это когда от матери скрываешь. Ладно. — Она встала. — Пойдём, покажу кое-что.
Они прошли в дальний угол участка, за сарай. Там, под старой сливой, торчала из земли ржавая труба.
— Помнишь, отец скважину бурил?
— Смутно. Мне лет десять было.
— Пробурил, а вода оказалась плохая — железистая. Закрыли, забыли. Но место хорошее. Я недавно узнавала — можно пробурить новую скважину, подвести воду к дому. Тогда участок сильно подорожает.
— И что?
— А то, что продавать мы не будем. Но можно по-другому. Оформим на тебя половину участка — это законно, дарение называется. Ты под свою долю возьмёшь кредит, нормальный, в банке, закроешь эти долги. Потом рассчитаешься потихоньку.
Павел уставился на мать.
— А ты?
— А я останусь на своей половине. Три сотки мне хватит. Дом, сад, теплица — всё моё останется. И яблоня.
— Мам... — У Павла заблестели глаза. — Ты серьёзно?
— Серьёзнее некуда. Только условие. Ты свою половину не продаёшь. Оставляешь детям. И приезжаешь сюда хоть иногда. Договорились?
Сын обнял её. Крепко, как давно не обнимал.
— Договорились. Мам, спасибо. Прости меня.
— Простила уже. Пойдём в дом, документы посмотрим.
Оформили всё через месяц. Нина Петровна оставила себе половину участка — ту, где дом и яблоня. Павел закрыл долги, повеселел. Стал приезжать по выходным — помогать с забором, с теплицей.
А застройщик так и не получил весь участок. Несколько упрямых старух — Нина Петровна, Вера и ещё трое — не продались. Посёлок построили вокруг, но эти пять участков остались. Островки прошлого посреди новенького коттеджного моря.
Нина Петровна сидела под яблоней и смотрела на стройные заборы соседей-новосёлов. Те косились на её покосившийся штакетник, на грядки, на бельё на верёвке. Наверное, считали чудачкой.
Пусть считают. Зато яблоня цветёт каждую весну. И внуки приезжают — рвать яблоки осенью, как когда-то их родители. И это важнее любых денег. Это — настоящее.
🔔 Чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Самые обсуждаемые рассказы: