«Внуку нельзя без Лего!»
— Лего берем только оригинал, Елена Викторовна. Китайские детали не стыкуются, у детей потом истерика, а успокаивать мне.
Юля положила передо мной лист бумаги. Не вырванный из блокнота, а распечатанный на цветном принтере, с картинками.
Бумага легла на кухонную клеенку поверх моих квитанций за отопление, накрыв графу «Итого к оплате» ярким фото коробки с гоночным болидом.
Я поправила очки. В прихожей еще таял снег с Юлиных сапог — она забежала «на минутку», даже куртку не сняла. От нее пахло морозной свежестью и хорошим парфюмом. Запах женщины, у которой не гудят ноги после двенадцатичасовой смены.
— Юль, — я пробежала глазами по списку. — Ты на цены смотрела?
— Конечно. Я все нашла со скидкой, — она нетерпеливо постукивала наманикюренным пальцем по столу. — Ссылки я вам уже скинула. Старшему — конструктор из серии «Техник», пацану мозги развивать надо.
Младшему — умную колонку, только новую модель, с экраном. Ну и по мелочи — сладости, носки эти брендовые, они сейчас все в таких ходят.
Я взяла калькулятор. Старый, с большими кнопками, на котором пять минут назад сводила дебет с кредитом.
Простая арифметика
Расклад у меня был понятный.
Возраст — шестьдесят один. Работа — упаковщица на складе, потому что на одну пенсию в шестнадцать тысяч можно только существовать. Зарплата — двадцать две тысячи «чистыми», если без штрафов.
Итого на руках: тридцать восемь тысяч рублей на тридцать один день декабря.
Я начала считать:
- Минус шесть двести — коммуналка (зимой топят так, будто улицу греем).
- Минус четыре тысячи — проезд и обеды на работе.
- Остается двадцать семь восемьсот.
Теперь суммируем Юлин список.
Конструктор — двенадцать тысяч. Колонка — девять. Носки и «мелочи» — еще тысячи три.
Итого: двадцать четыре тысячи рублей.
В кухне повисла тишина. Только холодильник привычно гудел, набирая холод.
Я посмотрела на невестку. Она стояла уверенная, красивая. В её голове бабушка — это такой сказочный персонаж, который к Новому году достает из рукава чудеса, не считая денег.
— Юля, — сказала я тихо. — Это двадцать четыре тысячи.
— Ну? — она искренне не понимала. — Мам, ну вы же на зарплате. Пенсия капает. Вы одна живете, на кого тратить-то? Дети ждут чуда. Мы с Женькой ипотеку гасим, вы же знаете, нам сейчас туго. А вы... ну, это же внуки! Раз в год можно и потратиться.
Внутри меня словно сквозняком потянуло. Не от злости. От какой-то звенящей усталости.
Цена шага
Она не знала, что я сегодня не просто так сидела с калькулятором. Она не знала, что вчера, возвращаясь со смены, я оставила треть своего дохода в специализированном ортопедическом салоне.
Ноги. Мои верные ноги, которые сорок лет носили меня по жизни, к шестидесяти годам потребовали внимания. Врач посмотрел на снимки и сказал коротко: «Или поддержка сейчас, или потом будете решать вопрос с квотой на операцию. Ходить нужно в специальном белье».
Я не стала спорить. Я просто купила всё, что он написал: курс процедур и, самое дорогое, — компрессионный трикотаж, который стоил как крыло от самолета.
— Ага, потратиться... — повторила я, чувствуя тяжесть в ногах.
— Елена Викторовна, не начинайте, — Юля закатила глаза. — Опять эта песня про «тяжелые времена»? Мы живем в двадцать пятом году, сейчас стыдно дарить детям шоколадного зайца. В школе засмеют. Вы же не хотите, чтобы Павлик чувствовал себя хуже других?
Она била точно. В самое уязвимое место любой бабушки — в страх, что внуки расстроятся. Что перестанут любить, если ты придешь с пустыми руками.
Но сегодня этот удар наткнулся на стену.
Мой личный «райдер»
Я медленно отодвинула в сторону глянцевую распечатку с конструктором. Под ней лежал невзрачный, серый, длинный чек.
Я разгладила его ладонью. Бумага была тонкая, почти прозрачная, но сумма внизу была пропечатана жирным шрифтом.
— Присядь, Юля, — сказала я. Не попросила, а именно сказала. Таким тоном, каким на складе останавливаю погрузчик.
— Мне некогда, у меня запись в салон...
— Сядь.
Невестка моргнула, но опустилась на табурет. Я взяла свой чек и положила его прямо поверх фотографии умной колонки.
— Читай, — я ткнула пальцем в итоговую строку.
— Что это? — она брезгливо взяла бумажку двумя пальцами. — Трикотаж второй класс... Гель для... Семь тысяч сто рублей. И что? У вас проблемы со здоровьем? Ну так это ваши дела. Причем тут подарки детям?
— А при том, — я сняла очки и посмотрела ей в глаза.
— Что мой бюджет на декабрь, Юлечка, не резиновый.
Вот здесь моя реальность, — я хлопнула ладонью по стопке квитанций.
А вот здесь, — кивнула на ее список.
— Твои желания.
Юля вспыхнула. Пятна пошли по шее.
— Это не желания! Это стандарт для современных детей! И если родная бабушка жалеет деньги...
— Я не жалею, — перебила я. — Я считаю. Давай вместе? Мой бюджет — тридцать восемь. Поддержка здоровья, чтобы я могла ходить на работу и зарабатывать эти тридцать восемь — минус семь. Квартплата — минус шесть. Еда — хотя бы тысяч десять, чтобы просто жить.
Остается пятнадцать тысяч. На всё. На мыло, на порошок, на случай, если кран потечет. И на подарки.
Я сделала паузу.
— Ты предлагаешь мне отдать двадцать четыре. Где мне взять недостающие девять? Залезть в долги? Или, может быть, не есть в январе?
Юля поджала губы. Сейчас она скажет то, что говорят все, кто никогда не жил на одну зарплату в шестьдесят лет.
— Ой, ну не прибедняйтесь. У вас наверняка есть запас. Вы же, советское поколение, вечно что-то под матрас прячете. На «черный день».
И тут меня накрыло окончательно.
Я вспомнила, как три года назад отдала им свои двести тысяч накоплений на первый взнос за машину. «Мам, ну тебе же пока не надо, а Женьке на работу ездить». Как год назад оплатила ремонт холодильника, потому что «у нас сейчас туго».
— Запас? — переспросила я очень тихо.
— Ну да! — Юля пошла в атаку. — Что вы мне тычете своими проблемами? У всех что-то болит. У меня вон голова на погоду раскалывается. Но я же не отказываю детям в празднике! Вы просто не хотите. Вам жалко! Скажите прямо: «Я люблю свои деньги больше внуков».
Она встала, застегивая куртку.
— Я список оставлю. Подумайте. Если решите быть нормальной бабушкой — артикулы у вас в телефоне. А нет... ну, скажем детям, что бабушка решила купить себе новые чулки за семь тысяч. Пусть знают.
Она развернулась к выходу. Красивая, правая, обиженная. Уверенная, что сейчас я, как обычно, испугаюсь ссоры, начну оправдываться, пообещаю «что-нибудь придумать», достану отложенное на замену счетчиков...
— Стой, — мой голос прозвучал сухо. — Забери список.
Юля замерла в дверях, рука на ручке. Она аккуратно повернулась, на лице играла полуулыбка. Думала, я сдалась. Думала, сейчас полезем за кошельком.
— Что, передумали? — спросила она мягче. — Елена Викторовна, ну правда, Лего сейчас подорожало, но я нашла по акции...
— Забери список, — повторила я, не вставая. — Я не буду это покупать.
Улыбка сползла с ее лица.
— В смысле?
— В прямом. Забери этот лист. Он мне не нужен.
Я встала. Ноги в домашних тапочках ныли, но я распрямилась. В комнате висел тяжелый запах ее духов — слишком резкий для моей маленькой кухни.
Кто здесь Дед Мороз?
— Я не буду покупать конструктор за двенадцать тысяч. И колонку не буду. У меня нет на это средств. И залезать в долги, чтобы семилетний ребенок собрал машинку и забросил ее через неделю, я не стану.
— Вы отказываетесь дарить подарки?! — голос Юли взвизгнул. — Вообще?!
— Нет, не вообще. Я подарю подарки. Но такие, какие потяну. Подарки от бабушки с пенсией шестнадцать тысяч. А не от директора банка.
— Вы... вы унизите нас! — она задохнулась от возмущения. — Пашка ждет Лего! Он письмо Деду Морозу писал!
— Ну так и будьте Дедом Морозом, — спокойно ответила я. — Вы родители. Вы работаете, вы молодые. У вас ипотека, машина, салоны красоты. Вот и купите Лего. А бабушка подарит книгу. Хорошую энциклопедию. И сладкий набор. И еще я свяжу ему носки. Теплые. Из шерсти, а не ту синтетику за три тысячи с логотипом.
— Носки?! — Юля скривилась так, будто я предложила подарить что-то неприличное. — Вы смеетесь? Ему семь лет! Ему нужны эмоции!
— Ему нужна здоровая бабушка, — отрезала я.
Я подошла к ней ближе.
— Юля, послушай меня. Если я сейчас не займусь ногами, через год я не смогу ходить. И знаешь, чьей проблемой я стану? Твоей. И Жениной. Вам придется возить меня по врачам, искать помощницу. Помощница сейчас стоит от сорока тысяч в месяц. Ты готова к таким «эмоциям»?
Юля молчала. Она смотрела на меня, и я видела, как в ее голове идет подсчет. Картина беспомощной свекрови в их двухкомнатной квартире с ипотекой явно не вписывалась в ее планы.
— Я... мы не обязаны... — пробормотала она неуверенно.
— Вот именно. Никто никому не обязан. Я не обязана покупать игрушки по цене моей зарплаты. А вы не обязаны содержать меня, если я сама могу о себе позаботиться. Пока могу.
Возврат ответственности
Я взяла яркий лист со стола и протянула ей.
— Держи. Купите сами. Это ваша ответственность. А мой подарок будет скромным, но от души. И еще... — я сделала паузу, глядя на ее новые ногти.
— Передай Жене, что в этом месяце я не смогу добавить на страховку машины. Я занялась своим здоровьем.
Юля выхватила листок из моей руки.
— Знаете, Елена Викторовна... — сказала она тихо и зло. — Я думала, вы мудрее. Жить для себя — это эгоизм.
— Нет, милая, — я усмехнулась.
— Жить для себя — это хорошо. А вот жить за счет здоровья матери — это стыдно. Дверь захлопни поплотнее, дует.
Она вышла, хлопнув дверью так, что звякнула посуда в шкафу.
Я осталась одна. В тишине кухни я села обратно за стол, подвинула к себе чек и квитанции. Руки лежали на столе спокойно. Внутри разливалось странное чувство — не вины, а облегчения.
Вечер без сердечного
В тот вечер я не пила успокоительное. Я заварила чай с чабрецом, достала с антресолей спицы и клубок темно-синей шерсти. Хорошей, мягкой.
На Новый год я пришла к ним с пакетом. В нем лежали две большие красочные энциклопедии — про космос и динозавров, конфеты и две пары вязаных носков.
Внуки, конечно, сначала удивились. Они привыкли к гаджетам. Но когда я села рядом с младшим и начала читать про черные дыры, он притих и слушал. А старший, надев мои носки, вдруг сказал: «Ба, они мягкие. Прикольные».
Юля весь вечер демонстративно молчала. Женя, мой сын, отводил глаза. Я видела коробку с конструктором под елкой — они его все-таки купили. В кредит или с премии, не знаю. Но купили сами.
А я сидела в кресле, вытянув ноги в новом компрессионном белье, и чувствовала себя удивительно легко. Ничего не болело.
Я смотрела на своих внуков, на сына, на недовольную невестку и понимала: иногда лучший подарок детям — это перестать быть для них кошельком и стать просто живым человеком. Человеком, у которого есть право сказать «нет».
Любовь — это не когда ты отдаешь последнее. Любовь — это когда ты здоров и можешь прийти в гости своими ногами.
А как у вас в семье с подарками? Стоит ли бабушке выворачивать карманы ради дорогих игрушек, или здоровье все-таки важнее детских капризов? Расскажите, мне правда интересно — одна я такая «неправильная» или нас много.
(Кстати, о том, как говорить «нет» собственным детям и не чувствовать вину, я уже писала в истории про ремонт на даче — там тоже была битва характеров).
Подписывайтесь, у нас тут не институт благородных девиц, а реальная жизнь.