Я долго не решался рассказать эту историю, потому что в ней я не герой, а человек, который слишком поздно понял простые вещи.
То утро начиналось очень обычно. Был конец рабочей недели, я проснулся чуть позже обычного, на кухне уже шуршала Лена. Пахло поджаренным хлебом и её любимым кремом для рук с запахом ванили. За окном шел тихий дождь, во дворе лениво проезжали редкие машины, и казалось, что день обещает быть спокойным.
Лена ставила на стол кружки, помешивала чай и что-то напевала себе под нос. На ней было светлое домашнее платье с мелкими цветами, волосы собраны в небрежный хвост. Я смотрел на неё и думал, что вроде всё у нас неплохо, просто в последнее время она какая-то отдалённая, чаще сидит в телефоне, поздно возвращается с работы.
Может, это я уже придумываю?
Эта мысль мелькнула и тут же утонула в привычной суете.
В дверь позвонила моя мама, Тамара Петровна. Она всегда приходила без предупреждения, с пакетами, с замечаниями и с уверенностью, что знает, как нам жить лучше. На пороге она покосилась на Лену, на её платье, на не до конца вымытые на плите круги от вчерашнего супа.
— Ну что, молодёжь, как вы тут? — сказала она, проходя в коридор и разуваясь, как у себя дома. — Лена, ты сегодня к подруге своей собиралась?
— Да, к Кате, — спокойно ответила Лена. — У неё небольшой праздник, девочки соберутся. Я вечером позвоню Илье, чтобы забрал меня.
Мама скривилась.
— Взрослая женщина, а всё в компании бегает, — пробурчала она. — Лучше бы дома отдыхала.
Я почувствовал, как внутри знакомо напряглось. Между ними всегда было нетихое соперничество: мама считала, что жена «увела у неё сына», Лена — что мама не даёт нам жить своей жизнью.
— Мама, ну что ты, — попытался я сгладить. — Катя давно звала, пусть сходит.
Лена бросила на меня благодарный взгляд, быстро доела свой бутерброд и пошла в комнату собирать сумку. Я слышал, как она шуршит в шкафу, звенят вешалки, как она тихонько вздыхает, выбирая платье.
Пока она собиралась, мама села напротив меня, разворачивала свой платок и, как бы между делом, сказала:
— Ты помнишь, что через пару недель у меня юбилей?
Я кивнул. Как тут забудешь, она напоминала об этом каждый день.
— Я смотрела, там недалеко новый ювелирный салон открылся, — продолжила она. — Говорят, выбор хороший, не то, что в старых магазинах. Может, сегодня туда заглянем? Всё равно вечером за Леной поедешь.
Я машинально кивнул, уже представляя, сколько это всё будет стоить.
Мать у меня одна, юбилей круглый… Лене я тоже обещал давно что-нибудь серьёзное подарить…
В животе неприятно сжалось.
Лена вышла из комнаты уже одетая — в тёмно-синем платье, которое всегда мне нравилось, с лёгким макияжем. Пахло её духами, смешанными с кофе и дождём из открытого окна.
— Я уехала, — сказала она, целуя меня в щеку. — Илья, пожалуйста, вечером забери меня. Я знаю, ты можешь засидеться, отвлечься, но мне не хочется вызывать машину. Обещаешь?
Она смотрела внимательно, будто пыталась убедиться, что я действительно её слышу.
— Обещаю, — ответил я. — Позвонишь — приеду.
Ну чего она так волнуется?* — подумал я, провожая её взглядом до двери. — *Вечно ей кажется, что я о ней забыл.
Я ещё не знал, насколько горько мне потом будет вспоминать эти её слова и собственную лёгкую уверенность.
Когда Лена ушла, у нас дома повисло странное молчание. Дождь за окном стал сильнее, капли стучали по подоконнику. Мама что-то рассказывала про соседку, про свои болячки, а я краем уха слушал, думая о вечере, о салоне и о том, как успеть всё совместить.
К семи часам вечера мы с мамой уже выходили из подъезда, чтобы поехать в тот самый ювелирный салон перед тем, как забирать Лену с её праздника.
По дороге мама разошлась не на шутку.
Мы ехали в маршрутке, люди вокруг молчали, кто-то смотрел в окна, кто-то зевал. Мама же, как только мы сели, сразу перешла к любимой теме — к Лене.
— Я вот смотрю на вашу Лену, — начала она, поправляя воротник своего пальто, — и не понимаю. Дом у неё есть, муж надёжный, работа приличная. А ей всё мало. Всё куда-то бежит, кто-то звонит, какие-то встречи.
Я сжал пальцы на коленях.
— Мама, у неё просто сейчас проект на работе, — устало ответил я. — Поэтому задерживается.
— Проект, конечно, — фыркнула она. — Я вот тут на прошлой неделе в торговый центр заходила, так видела её. С каким-то мужчиной шла. Они смеялись, пакеты несли. Ты мне потом не говори, что я не предупреждала.
Меня словно холодной водой облили.
— С каким ещё мужчиной? — спросил я, стараясь говорить спокойно, хотя сердце вдруг забилось чаще.
— Высокий такой, темноволосый, — мама поджала губы. — Может, коллега, не знаю. Но вид у них был… очень даже знакомый.
Она сделала ударение на слове «очень», и я почувствовал, как внутри начинает подниматься что-то тяжёлое.
Она могла просто не сказать, что встречалась с кем-то после работы…
Вспомнилось, как Лена в последнее время быстро убирала телефон, когда я заходил в комнату, как подсвечивалось её лицо от экрана поздно вечером, как она нервно смеялась, говоря, что «это девочки пишут в чате».
Мы вышли у торгового центра, где на первом этаже как раз и находился новый салон. Вывеска сияла мягким золотистым светом, витрины переливались, как витрина чужой, более красивой жизни. Внутри было светло, пахло полированным деревом, чистящим средством и чем-то сладким, будто кто-то только что распылил духи.
Молодая продавщица с бейджиком на груди улыбнулась нам:
— Добрый вечер. Что желаете посмотреть?
Мама выпрямилась, словно на сцену вышла.
—Мне нужно что-то достойное, — произнесла она. — У меня скоро юбилей. Сын хочет сделать мне сюрприз.
Она посмотрела на меня так, будто я был не сын, а банковский аппарат. Я неловко улыбнулся.
— Мы ещё точно не знаем, — сказал я, — но хотелось бы колье. Что-то классическое.
Продавщица достала бархатный поднос с несколькими вариантами. Камни сверкали под светом ламп, металл был гладким, тяжёлым. Мама сразу потянулась к самому крупному, с мягким переливом.
— Вот это, — решительно сказала она. — Сколько оно стоит?
— Сто пятьдесят тысяч, — спокойно ответила девушка.
У меня неприятно дёрнулось внутри. Сто пятьдесят тысяч.
Это моя почти двухмесячная зарплата. А Лене я в последний раз дарил серьёзный подарок, кажется, ещё на нашу годовщину…
Я почувствовал, как из кармана вибрирует телефон. Достал — на экране высветилось: «Катя».
— Возьми, может, что-то срочное, — сказала продавщица.
Я посмотрел на маму, на блестящее колье, на её довольное лицо.
— Потом перезвоню, — пробормотал я, отключая звонок. — Мы как раз заняты.
Мама одобрительно кивнула.
— Правильно. Женщины любят привлекать к себе внимание, — заметила она. — Сначала пусть научится ценить дом, мужа, а потом уже пусть требует, чтобы её забирали. Обойдётся и машиной.
Я промолчал, но в голове зашумело.
Почему Лена не сказала, что встретилась с кем-то в торговом центре? Кто этот мужчина? И почему она опять пишет через Катю, вместо того чтобы позвонить напрямую?
Телефон завибрировал снова, пришло сообщение от Кати: «Илья, пожалуйста, не забудь забрать Лену. Ей сегодня нехорошо, но она всё равно пришла. Она на тебя надеется».
Я показал экран маме. Та покачала головой.
— Видишь? — она прищурилась. — Давит на жалость. Сначала бегает по праздникам, потом делает из себя мученицу.
Внутри всё сильнее росло раздражение, смешанное с тревогой. Я вспомнил, как однажды Лена нашла у меня в переписке старые сообщения от Светы, моей бывшей. Тогда мы долго ругались, Лена плакала, говорила, что не хочет жить в постоянных сомнениях. Я клялся, что всё это в прошлом, что между нами только прошлые воспоминания.
И вот теперь я сам сижу в салоне и думаю, с кем она ходит по торговым центрам, о чём шепчется по телефону, почему приходит поздно…
Продавщица сняла с витрины ещё одно колье, чуть проще, но тоже красивое. Мама даже смотреть не стала, прижимая к шее то, что подороже.
— А для жены что-нибудь будете смотреть? — вдруг спросила девушка, поднимая на меня внимательный взгляд.
Она сказала это спокойно, без задней мысли, но в этом вопросе вдруг прозвучало то, о чём я предпочитал не думать.
Мама резко усмехнулась.
— Жене? — переспросила она. — Жена у него ещё молодая, обойдётся бижутерией!
Она даже немного рассмеялась, увлечённая собственным остроумием. Звук её смеха отразился в стекле витрин, стал каким-то пустым и холодным.
Мне стало стыдно так, что я едва не поморщился.
Обойдётся бижутерией… А я молчу. Как будто так и надо.
— Я бы всё-таки посмотрел что-нибудь и для жены, — тихо сказал я, чувствуя, как в груди поднимается тяжесть. — Что-нибудь поскромнее. Может быть, колечко.
Мама презрительно фыркнула, но промолчала. Продавщица с облегчением кивнула и достала поднос с простыми серебряными украшениями. Я выбрал маленькое кольцо с тонкой линией по центру. Ничего особенного, но я почему-то представил, как оно будет смотреться на Лениных пальцах, когда она наливает чай по утрам.
Лучше бы я тогда подумал не о том, как это будет смотреться, а о том, как она себя чувствует на самом деле.
Пока оформляли покупку, телефон снова завибрировал. На экране было уже неизвестное мне число. Я положил аппарат на стеклянную поверхность, рядом с коробочкой от колье, решив перезвонить, когда расплатимся.
Мне казалось, что всё ещё под контролем. Что я просто немного ревнив, мама немного преувеличивает, а Лена… Лена просто устаёт на работе и потому стала более замкнутой.
Я очень ошибался.
Когда продавщица назвала общую сумму, у меня на мгновение потемнело в глазах. Стоимость маминого колье и Ленина кольца потянула на приличную часть моих накоплений. Я достал карту, расплатился, чувствуя, как будто подписываю какую-то невидимую расписку не только в деньгах, но и в расстановке приоритетов.
Мама стояла рядом, довольная, гладила пальцами футляр с колье, словно уже примеряла его на шею перед зеркалом. В магазине играла тихая музыка, пахло духами одной из покупательниц, где-то позвякивали брелоки.
Телефон снова завибрировал, на этот раз резко, настойчиво. На экране всё то же незнакомое число, но теперь вызов был такой, будто от него зависит что-то важное.
Я взял трубку, машинально нажал на громкую связь — в одной руке у меня была коробка с маминым колье, в другой — маленький футляр с Лениным.
— Илья? — в трубке раздался взволнованный мужской голос. На фоне шум, музыка, чьи-то голоса, будто где-то шёл праздник. — Это Сергей, муж Кати. Ты где?
Я нахмурился.
— В магазине. А что случилось?
Сергей тяжело выдохнул, и на долю секунды в его дыхании я услышал панический страх.
— Лене плохо, — быстро проговорил он. — Она потеряла сознание прямо у нас дома. Скорую уже вызвали, но она всё спрашивала, где ты. Мы ей звоним, у неё телефон выключен. Катя пыталась до тебя дозвониться, ты не берёшь. Илья, ты знал вообще, что она беременна?
Слово «беременна» прозвучало так громко, что заглушило музыку, голоса, даже стук моего сердца.
— Что? — одними губами повторил я.
— Она говорила, что хотела сказать тебе после этой встречи, — голос Сергея дрогнул. — Но, похоже, перенервничала. У неё кровь… Врачи сказали, если муж сможет быстро добраться до больницы, пусть едет сразу туда. Мы сейчас выезжаем. Илья, ты слышишь меня?
Я слышал. Но будто из-под воды.
У меня внезапно онемели пальцы. Коробочка с маминым колье выскользнула из руки, ударилась о плитку пола, крышка отскочила, и колье, сверкая камнями, покатилось по залу, как крошечная змейка.
В магазине наступила тишина. Только музыка продолжала тихо играть где-то из динамиков, да кулоны на витрине чуть звякнули, когда кто-то вздрогнул.
Я смотрел на распахнутый футляр, на рассыпавшиеся по полу блики и не мог пошевелиться.
Беременна… Лена беременна… И узнал я об этом вот так, между словами о скорой помощи и крови… Пока выбирал колье для мамы, пока слушал её рассказы про «какого-то мужчину» в торговом центре, пока раздражался на Ленины сообщения.
Мама стояла рядом, побледнев.
— Какая ещё беременность? — прошептала она. — Он, наверное, преувеличивает…
Я не ответил. В груди что-то оборвалось.
Все мои подозрения, все разговоры с мамой, её смешки про «обойдётся бижутерией» — всё это вдруг показалось каким-то мелким и грязным на фоне одного короткого слова: беременна.
Я поднял с пола колье, даже не стряхнув с него пыль, шепнул продавщице что-то невнятное и, не глядя на маму, почти побежал к выходу.
В машине я ехал, как в тумане. Дворники скользили по стеклу, разбивая огни фонарей на длинные размазанные линии. Мама сидела рядом, держала на коленях пакет с коробочками и то и дело начинала:
— Может, это не так серьёзно… Врачи всегда перестраховываются… Лена у тебя впечатлительная, может, просто перенервничала…
Я не слушал.
Почему она молчала? Боялась моей реакции? Или просто хотела сделать сюрприз? А я чем занимался всё это время? Сидел и думал, с кем она там в торговом центре гуляет…
В приёмном покое больницы пахло хлоркой и чем-то тяжёлым, усталым. Люди сидели на пластиковых стульях, кто-то шептался, кто-то дремал. Свет был холодный, неестественный, казалось, что здесь нет времени, только ожидание.
Лена была уже в палате, к ней не пускали. У двери стояла Катя с покрасневшими глазами. Завидев нас, она сжала губы.
— Вы довольны? — тихо спросила она, глядя на мою мать. — Она так переживала из-за ваших переписок и ваших слов… Она мне всё показывала.
— Каких ещё переписок? — растерянно спросил я.
Катя повернулась ко мне.
— Когда вы с матерью в прошлый раз ссорились, — сказала она, — Лена пошла мыть посуду, а ваш телефон остался на столе. Ваша мама от него писала Лене сообщения. От вашего имени. Что вы устали, что вам тяжело, что, может, вам стоит пожить отдельно. Лена потом мне пересылала, говорила, что не узнаёт вас. Вы же этого правда не писали?
У меня перехватило дыхание.
— Нет, — прошептал я. — Я такого не писал.
Мама вспыхнула.
— Я только хотела, чтобы она задумалась! — воскликнула она. — Чтобы поняла, что ты тоже человек, а не её служащий. Я не думала…
— А ещё фотографии, — перебила её Катя. — Та, где Лена с «каким-то мужчиной» в торговом центре. Это мой брат. Они вместе покупали вам сюрприз, детские вещи. Она хотела рассказать, когда вы её сегодня заберёте.
Катя прикрыла глаза ладонью. — Она волновалась, что вы отдалились, что стали слушать только мать.
Я стоял посреди коридора, чувствуя, как стены чуть-чуть качнулись.
Всё, чем я жил последние недели, все мои подозрения, кривые намёки мамы, её уверенность… всё это оказалось ложью, в которую я добровольно поверил, потому что так было проще, чем честно поговорить с женой.
Где-то за дверью шуршали халаты, звенели металлические подносы. Там, за тонкой стеной, Лена лежала на больничной койке, и от того, насколько быстро я смогу перестать врать себе, зависело, какой будет наша жизнь дальше.
Минуло несколько месяцев.
Я сейчас рассказываю всё это уже из другой квартиры. Мы с Леной переехали ближе к парку, где по утрам можно гулять с коляской. Наш сын родился чуть раньше срока, первые недели мы провели на нервах, но, к счастью, обошлось. Теперь он спит по ночам, иногда хрюкает во сне, и от этого звука у меня сжимается сердце от какой-то странной, новой нежности.
С мамой мы видимся редко. Не потому, что я её не люблю, просто теперь между нами стоит та ночь в ювелирном салоне, те сообщения, которые она писала от моего имени, её смех: «обойдётся бижутерией». Она приходила в больницу, плакала, говорила, что не хотела ничего плохого. Лена её не прогоняла, но и прежней доверчивости уже нет.
То самое дорогое колье лежит у мамы в шкатулке. Я однажды видел его, когда заезжал к ней. Она показала его как бы случайно, и мне показалось, что смотрит на него не с радостью, а с какой-то горечью.
— Надену на какой-нибудь очень правильный день, — тихо сказала она.
Я не стал спрашивать, что она имеет в виду.
У Лены на пальце теперь два кольца. Одно — наше обручальное, простое, гладкое. Второе — то самое недорогое серебряное, которое я тогда купил ей почти машинально, просто чтобы не чувствовать себя совсем уж мелким человеком. Иногда по утрам, когда она наливает чай и держит чашку обеими руками, я невольно смотрю на них.
Сколько бы ни стоили эти украшения, самое дорогое в них — то, что она всё-таки дала мне второй шанс.
Иногда мы с коляской проходим мимо того самого торгового центра. Я вижу отражение витрин, вспоминаю яркий свет, запах духов и тот момент, когда уронил на пол дорогое колье, а вместе с ним и свою старую уверенность, что всё в моей жизни устроено правильно.
Теперь я знаю, что никакой внешний лоск, никакие подарки и красивые слова не стоят того, чтобы потерять доверие близкого человека. И каждый раз, когда телефон вибрирует в кармане, я первым делом смотрю, не Лена ли это, и беру трубку, даже если занят.
Я больше не хочу, чтобы самые важные слова в моей жизни я слышал по громкой связи в чужом магазине.