Маша, Машенька моя, очнулась, - причитала тётя Тоня у кровати, сложив руки, будто в молитве. По её лицу градом катились слёзы.
- Девочка моя… Поставлю сегодня всем свечку, кого вспомню. Тебя уже и не чаяли дождаться…
- Очень… больно, - прохрипела Маша, пытаясь разлепить пересохшие губы.
Тело не слушалось, сознание плыло, будто в тумане.
- Пить… пожалуйста…
- Конечно, сейчас дам! - метнулась куда-то няня, которую Мария по привычке звала тётей Тоней.
- Антонина, не мельтеши, - послышался сбоку голос отца. - Как ты её поить собралась после дыхательной трубки?
- Ой… правда… не подумала… - смутилась тётя Тоня. - Машуль, подожди. У врача спрошу.
Маша прикрыла глаза и попыталась понять, что произошло. Вокруг стояли приборы, где-то мерно пищало. Непослушное тело опутывали провода и датчики. В памяти не всплывало почти ничего - только шорох шин по шоссе.
Выходило, она попала в ДТП. Но где, как - оставалось загадкой. Она пыталась напрячь память, но от усилий раскалывалась голова. Чувствовала она только боль - тяжёлую, бесконечную, затапливающую всё тело - и больше ничего. Сверху в глаза бил свет, и хотелось отвернуться, но шея не подчинялась.
Вскоре появились люди в белых халатах. Кто-то ворчал, что реанимацию превратили в проходной двор. Мелькнуло красивое лицо темноволосого мужчины - и снова всё стихло. Маша ответила лишь на пару вопросов про самочувствие.
- Как вы? - спросил голос.
- Если будет болеть… совсем невыносимо… скажите сёстрам… - подсказал немолодой врач.
- Уже… - прошептала Маша. - Можно прямо сейчас? Почему… я ничего не чувствую?
- У вас травма головы, - терпеливо ответил доктор с полностью седыми волосами. - Так бывает. Чувствительность может вернуться, а может и нет. Всё непредсказуемо. Как же вы так умудрились?
- Я… ничего не помню…
- Ещё бы, - кивнул он. - Подождите. Организм пережил сильную встряску. Вы сейчас в отделении интенсивной терапии. Потом переведём в палату - там начнётся реабилитация. А пока не напрягайтесь, иначе наживёте себе лишнюю головную боль.
- Хорошо…
Маша снова закрыла глаза. Свет, слепивший её, исчез из поля зрения - врач повернул лампу, заметив, что ей больно. Но тишина длилась недолго: со стороны двери послышались голоса. Громче всех звучал незнакомый женский - и от этого крика боль в висках усилилась.
- Пять минут, не больше! Ещё раз повторяю! Хоть господь бог вам знакомый - это реанимация! - донёсся недовольный голос у входа.
И Маша снова увидела тётю Тоню и отца. Сердце привычно кольнуло обидой.
- Дочка, ты жива. И это самое главное, - произнёс Вениамин Семёнович с преувеличенным оптимизмом. - Теперь всё будет по-новому. Я позаботился о твоём будущем.
- Что… случилось? - с трудом спросила она.
- Пьяный водитель в тебя влетел, - ответил отец, недовольно морща лоб. - Не волнуйся, его уже нашли. А пока ты приходишь в себя, хочу тебя кое с кем познакомить. Это твой будущий муж. Настоящая опора в жизни.
- Ну привет. Давно не виделись, - произнёс знакомый голос. - Не волнуйся. Теперь я всегда буду рядом.
В поле её зрения возник человек. Маша пыталась сфокусироваться, но зрение подводило. И всё же через секунду в голове щёлкнуло узнавание. Этот профиль она помнила наизусть - чёткий, на фоне тёмного окна. Высокая стройная фигура с аристократической осанкой. И глаза - холодные, словно высеченные изо льда.
Альберт. Алик.
Её самая большая ошибка и её великая любовь - ещё со времён университета.
Пять лет они не виделись. Ровно с тех пор, как Маша застукала его в комнате своей подруги по институту - разумеется, в её постели. Тогда Маша не устроила скандала. Просто плотно прикрыла дверь - и ушла. Бросила учёбу, замкнулась, сменила номер. Но Алик, казалось, преследовал её, как кошмар, который не заканчивается.
Университет она так и не окончила. Последние пять лет числилась арт-директором в отцовском холдинге - должность была почти декоративной, с учётом профиля компании. Работать её никто не заставлял: к богатой наследнице относились снисходительно, без заискиваний, но и без строгости.
И вот теперь Алик снова в её жизни. А убежать не получится. Маша попыталась пошевелить руками, ногами - они жили какой-то отдельной, чужой жизнью. Она замычала, но отец воспринял это по-своему.
- Ты сейчас в шоке, понимаю, - кивнул он. - Но без глупостей. Решение принято. Альберт сделает нам честь, женившись на тебе. Он блестящий финансист, спас от разорения одну из наших дочерних компаний. Лучшей партии не найти. Отдыхай.
Маша перевела взгляд на тётю Тоню. Та стояла, уставившись в пол. Счастья на её лице не было - но это никого не интересовало. В конце концов, няня не была членом семьи.
Снова прозвучал строгий голос персонала, требующий освободить палату. Отец, Альберт и тётя Тоня потянулись к выходу. Маша закрыла глаза.
В этой жизни нельзя ни на кого опереться - это она усвоила давно.
Мама умерла почти сразу после её рождения. Тётю Тоню взяли кормилицей, потом оставили няней. Отца Маша видела редко - и всегда с одним и тем же выражением каменной решимости на аскетичном лице. С детства ей казалось, что папа её ненавидит. Она видела, как отцы одноклассниц завязывали дочкам бантики. Её отец в лучшем случае бросал скупую похвалу - чаще не замечал вовсе или смотрел брезгливо, будто на экзотическую гадину.
Почему - Маша так и не поняла. И давно устала гадать. Она просто приняла это как данность.
Через день её перевели в палату. Началась реабилитация. Здесь были другие врачи - хорошие специалисты: делали всё, что могли. Целыми днями гоняли по процедурам, заставляли шевелить пальцами, вставать, говорить, снова учиться ходить.
Поначалу получалось ужасно. Маша плакала от бессилия: не могла сама натянуть бельё, расчесать волосы. Рыдала от боли и страха, когда падала при попытке сделать шаг. Но жалеть её никто не собирался.
Врачи говорили прямо:
- Сдадитесь сейчас, Мария Вениаминовна, - останетесь инвалидом. Первый месяц после нейротравмы самый важный.
- Я больше не могу… - всхлипывала Маша.
- Все так говорят, - добродушно басил рыжий Боря, тренер-реабилитолог. - Ты у меня ещё побежишь.
Хуже бесконечных тренировок и боли были ежедневные визиты Алику и отца. Они будто издевались над ней: забирали телефон, уверяя, что он вызывает переутомление, прятали зарядку, никого не пускали в палату. Даже тётя Тоня оказалась среди тех, кому теперь не было пути в Машины апартаменты.
Впрочем, через месяц Маше стало плевать и на это. Она была занята другим - выжить, вернуть тело себе. И только научившись самостоятельно вставать и ходить, вдруг поняла: лечат её вовсе не в родном городе. Больница была в областном центре. Сюда тётя Тоня точно бы не наездилась - женщина она практичная.
Под конец реабилитации Маша набралась смелости и спросила лечащего врача - усталого седого Дмитрия Алексеевича:
- Скажите… а сколько вообще вам платят за мою изоляцию?
Доктор равнодушно посмотрел на неё.
- Вы о чём? К вам очередь не стояла. Это больница, а не дискотека.
- Хорошо, - кивнула Маша. - Тогда по поводу моей травмы… Разве так бывает, чтобы человек вдруг разучился ходить и говорить?
- При травмах головы ещё и не такое бывает, - пожал плечами врач. - А вы молодец. Характер боевой, не то что многие. Наверное, жить очень хотели. Вон жених какой красавец - глаз с вас не сводит.
- Это уж точно… мороз по коже от его взгляда, - сухо отозвалась Маша. - Слушайте, а нельзя меня перевести в обычную больницу?
- Зачем? Мы вас выписываем. Дальше только наблюдение, - усмехнулся Дмитрий Алексеевич. - Так что сможете сами решать, где и как лечиться.
Пожилой доктор ошибался. Ничего она уже не могла решать сама - и убедилась в этом очень скоро.
Отец привёз её домой, и в той части дома, где жила Маша, повсюду валялись чужие вещи. Из её спальни, ухмыляясь, вышел Алик.
- Я теперь буду жить здесь. Ты же не хочешь остаться одна? - он состроил тревожную гримасу. - Милая, ты нас всех так напугала этим своим долгим выздоровлением…
- А почему я не могу жить с няней? - Маша посмотрела на отца.
Вениамин Семёнович отвёл глаза.
- Так будет лучше. Вы всё равно скоро поженитесь, - ответил он. - Машенька, всё хорошо. Это для твоего блага.
Но нормальным больше не было ничего.
На следующий день Машу не пустили в бизнес-центр, где находилось управление холдинга. Оказалось, она уволена. Когда попыталась расплатиться картой, списание не прошло. Маша поехала в банк и узнала, что счёт закрыт, а все средства выведены.
Вечером она набросилась на Алику с вопросами.
- Что происходит? Почему у меня нет доступа к деньгам? Это ты затеял?
- Ну что ты, милая… - приторно улыбнулся он, косо глянув на тётю Тоню, которая протирала листья у холли. - Просто у мужа и жены всё общее. А мы собираемся расписаться. Я уже всё устроил. На следующей неделе поженимся.
- Я… вырубилась тогда… Я не понимаю…
- А тебе и не нужно понимать, - голос у Алика стал ледяным. - Прими как факт: теперь всем распоряжаюсь я. И не вздумай даже дёргаться. Думала, убежишь от меня? Нет. Твой отец отдал тебя мне, как собственность. Понимаешь? Так что ты теперь моя любимая игрушка.
С этого дня жизнь превратилась в кошмар наяву. При людях будущий муж держал лицо: был заботливым, мягким, почти ласковым. Наедине становился зверем. И все в доме были уверены, что молодая хозяйка просто сошла с ума, если вдруг жаловалась на своего возлюбленного.
Алик подпитывал эту легенду.
- Вы же знаете, у Машеньки травма головы… она теперь почти инвалид. Доктора предупреждали: последствия могут быть любыми. Просто нужно время.
Маша знала: никаких последствий нет. Есть только странный заговор, который развернулся вокруг неё. Она пыталась понять, почему отец заодно с Аликом, но объяснения не находила. Может, этот наглец шантажировал папу. Ответа не было. Даже тётя Тоня, казалось, смирилась с новым хозяином.
И тогда Маша решилась на побег.
Город она знала отлично. В юности была настоящей пацанкой: лазала по заброшкам с компанией, по деревьям - как Тарзан. И теперь понимала, где можно спрятаться. Пусть без денег, но на свободе.
Сначала она хотела забрать паспорт - но Алик таскал его с собой. Значит, придётся бежать без документов. В крайнем случае в полиции есть её биометрия: при оформлении загранпаспорта снимали данные. Восстановит.
Гораздо хуже было остаться без денег. Маша рассчитывала продать драгоценности, но теперь их от неё запирали под замок. От отчаяния хотелось выть.
Когда Алик внезапно сорвался на деловую встречу, Маша воспользовалась моментом. Никому ничего не сказав, она выскользнула из дома в старой рабочей одежде, в которой иногда возилась в саду. На голову натянула капюшон. Выбритый после аварии череп обрастал неровно, шрамы было не спрятать - но выбора не было. Кепкой их всё равно не прикрыть.
Она шла по улицам, как загнанная крыса. Её путь лежал к старому дому культуры на окраине. Когда-то там располагался летний городской лагерь, а теперь всё было заброшено. Рядом стояла сторожка - именно на неё Маша и надеялась. Неподалёку была колонка с водой - значит, питьё найдёт.
Но на половине пути силы её оставили. Маша пошатнулась и прислонилась к автобусной остановке. Тут же рядом зазвучали детские голоса: молодой учитель вёз группу ребят на какое-то культурное мероприятие. Что-то в Машином лице заставило его остановиться.
- Вам плохо? Могу помочь? - спросил он. - Меня Никита зовут.
- Маша… - тихо представилась она. - Нет, ничего не надо. Сейчас пройдёт. Я просто… недавно из больницы.
Никита быстро нацарапал что-то на клочке бумаги, и стекла его очков блеснули.
- Вот мой номер. Если вдруг понадобится помощь - позвоните.
Маша молча кивнула, с завистью глядя, как дети с учителем садятся в автобус. У неё не было денег даже на проезд.
Она снова пошла дальше - к своему предполагаемому убежищу. Добралась только через час и обомлела: за пять лет всё изменилось. Территорию огородили. Сторожку, на которую она так рассчитывала, снесли. Зато на одном из старых корпусов висела табличка: Приют для животных.
Изнутри донёсся лай. Маша без сил прислонилась к сетке забора. Идти куда-то ещё она уже не могла.
С крыльца приюта спускалась женщина лет пятидесяти - с буйными чёрными кудрями и суровым лицом. На ней был рабочий комбинезон и высокие ботинки на шнуровке.
- Эй, ты чего тут? Бродяжка, что ли? - спросила она. - Пойдём, накормлю.
- Сейчас… постою минутку… - прошептала Маша.
- Обопрись на меня. Ты совсем плохая, - буркнула женщина.
Через полчаса они сидели на крыльце приюта и пили горячий чай с лимоном из железных кружек. Маша и сама не поняла, как выболтала всё Катерине - так звали хозяйку. Катерина оказалась бывшим кинологом на пенсии. Землю под приют арендовала у города на пятьдесят лет и, кажется, никого в этом мире не боялась.
Она справлялась одна - и всё равно предложила Маше остаться. Маша согласилась, не чувствуя под собой ног от усталости. Вскоре она уже спала.
Утром Маша помогла убирать вольеры. Физическая работа сначала давалась тяжело, мышцы сопротивлялись. Но через несколько дней она привыкла - и к собакам, и к кошкам, которые тянулись к ней, и к тому, что больше не нужно замирать от ужаса при звуке шагов за дверью.
Дома же было неспокойно.
Уже к ночи отцу и Альберту стало ясно: это побег. Они набросились на тётю Тоню с расспросами, но та ничего не знала.
- Говори наверняка! Она тебе всё рассказала! - нависал над няней Вениамин Семёнович.
- Не знаю я ничего! Даже не видела, как ушла! - клялась тётя Тоня.
- Ну ещё бы… покрываешь её, - рявкнул Алик.
- А относились бы к ней нормально - не сбежала бы, - выдала няня. - Сами заперли её. Тут как в тюрьме.
Вениамин Семёнович смутился.
- Да… кажется, перегнули… Надо было сначала свадьбу сыграть. Ищи её, Альберт. Найми сыщиков. Я тоже свои каналы подключу. Посмотрим камеры. В полицию нельзя - неизвестно, что она им наплетёт.
Машу нашли через три дня - по камерам. Они приехали в приют.
В это время Маша чистила клетки, а Катерина принимала корм для животных у парня, который привёз мешки на своей машине. Альберт и Вениамин Семёнович попытались ворваться на территорию. Старенькая слепая лабрадорша Лада, которая за эти дни успела полюбиться Маше, глухо зарычала.
Маша обернулась - и затряслась.
- Иди сюда! - рявкнул Алик, не обращая внимания на посторонних. - Что за детский сад? Думаешь, это ты тут правила устанавливаешь?
Маша медленно подошла к калитке.
- Или тот, кто лишил меня документов, денег и работы? - прошептала она.
- Да перестань, это страховка, - Алик попытался улыбнуться. Глаза его, как всегда, холодно блестели. - Ты за себя не отвечаешь.
- Ну и что вам тут наплела моя невеста? - добавил он, глядя на Катерину.
- Она никуда не пойдёт, пока сама этого не захочет, - спокойно ответила Катерина и направилась к вольерам. - Идите-ка вы… отсюда.
Она стала выпускать собак по одной. Псы медленно подходили ближе к воротам.
- А паспорт? - Маша вскинула подбородок.
- Не в полиции же его восстанавливать, - процедил Алик и швырнул документ на землю. - Да подавись.
Маша подняла паспорт и сунула в карман.
- Оставьте её в покое, - сказал парень, разгружавший корм.
Маша всмотрелась - и узнала Никиту, того самого учителя с остановки.
- Тебя спросить забыл, - Алик шагнул к нему, сжимая кулаки. - Я сказал - собирайся. Едем домой. Хватит изображать жертву.
- Я останусь, - тихо, но твёрдо сказала Маша.
- Нет, ты поедешь, - Алик сжал кулаки.
Ему преградил путь Никита. Завязалась потасовка. Потом Алик отступил к машине и, уходя, бросил:
- Ну всё, собачница. Конец твоей спокойной жизни. Сегодня останешься без приюта.
Маша побледнела. Она понимала: угроза вполне реальна. Алик мог устроить любую пакость.
Катерина стояла, стиснув зубы. Потом развернулась и глухо сказала:
- Собак загоняй. Мы пока ещё не закрылись.
- Простите меня… - Маша заплакала. - Не стоило с ними связываться. Я сама решу, что делать…
- Я сама решу, - отрезала Катерина. - Не хватало ещё перед слизняками ползать на брюхе.
Никита подошёл ближе.
- Вы как, в порядке? Если что - моё предложение в силе. Звоните в любое время.
- Спасибо… - рассеянно отозвалась Маша.
К вечеру Катерине позвонили из департамента: договор аренды земли грозились разорвать, если она не договорится миром с нужными людьми. Маша видела, как румяное лицо женщины становится пепельно-серым.
И Маша решилась.
- Дай телефон, Кать.
- Да перестань, - отмахнулась Катерина. - Мало тебе было? Ещё хуже выйдет.
- Нормально, - спокойно сказала Маша. - Я вернусь. Но на своих условиях.
Она набрала номер отца. Вениамин Семёнович ответил сразу, будто ждал.
Маша сказала холодно:
- Папа. Копирую Алику. Я вернусь, но с условиями.
- Говори, - прохрипел отец. - Только не наглей.
- О чём речь? Я вам нужнее, чем вы мне. Поэтому - отменяй наезды на приют. И если здесь хоть шерстинка с головы собаки упадёт, не говоря уже о пожарах и прочих чудесах, - я исчезну навсегда. Придумаю как. Так, чтобы вы не нашли.
- Всё? Или будут ещё требования? - спросил Вениамин Семёнович.
- Конечно будут. Отправь тётю Тоню в магазин - за лежанкой и кормом для пожилых собак. И ещё ошейник с поводком. Я приеду с питомцем.
- Почему у нас никогда дома не было животных? - добавила Маша.
- Не знаю, - глухо ответил отец.
- Дальше. Сейчас же переводишь приюту щедрое пожертвование. За мной присылаешь машину. И у меня должна быть банковская карта - счёт на моё имя, плюс наличные. Я сама заеду в банк. На этих условиях я вернусь.
Через час к воротам подъехал автомобиль. За рулём сидел не водитель - Алик.
К тому времени Катерине уже позвонили с извинениями и попросили забыть об этой досадной ошибке. А на счёт приюта действительно поступила крупная сумма.
- Ну ты даёшь… подпольная миллионерша, - хмыкнула Катерина. - Ладно. Если что - заходи. Мы всегда рады.
- Я вернусь, - улыбнулась Маша. - И если ты не против, заберу с собой Ладу. Мы с ней подружились.
- Это бывшая служебная собака, - кивнула Катерина. - Но катаракта на обоих глазах. Если деньги позволяют, можешь рискнуть операцией. Только сердце старушки вряд ли перенесёт наркоз.
- Уточню у ветеринара, - ответила Маша, взяла Ладу за ошейник и пошла к машине.
Алик усмехнулся:
- Как же я рад тебя видеть. Ну что, начнём всё заново? Или хочешь продолжить?
- Поехали. И, кстати, где мои деньги? Нам нужно в банк. Надеюсь, тебе хватит ума не выпускать собаку из машины, пока я буду открывать счёт, - спокойно сказала Маша.
- Ну что ты… Думаю, мы с ней подружимся. От меня без ума все дети, женщины и собаки, - ухмыльнулся он.
- Алик, учти: я веду себя нормально, пока вы выполняете свою часть сделки. И мне нужен телефон. Старый куда-то делся.
- Аа… - кивнул он. - Неза-дача. Исчез где-то по пути из больницы.
- Ещё условия, - продолжила Маша. - Я гуляю с собакой в парке дважды в день по часу. И волонтёрю в приюте два раза в неделю.
- Да сколько угодно, - рассмеялся Алик. - Это даже в плюс имиджу. Будущая жена благотворительница, взяла старую собаку из приюта, ещё и ручонки не боится запачкать.
Маша замолчала, вдруг ясно осознав: она зачем-то очень нужна ему. Но насколько надолго - не понимала. Поэтому предпочла сохранить хрупкое перемирие.
Вечером она устроила Ладе лежанку у двери своей комнаты. Алик, увидев эти меры, только хихикнул. Он лёг в гостевой спальне. Стоило ему приблизиться к Машиной двери - Лада глухо зарычала.
Паспорт у Маши больше не отнимали. На личной карте появились деньги. Но всё равно было тревожно. Странное поведение отца, недомолвки тёти Тони, показная забота Алику - всё выбивало из колеи.
Чтобы не сойти с ума, Маша действительно начала гулять с Ладой в парке. Первую неделю Алик пытался сопровождать её, но, поняв, что Маша правда просто ходит и молчит, отстал.
Тогда-то Маша и написала Никите.
Они стали понемногу встречаться в парке, расширяя маршруты. Никита много рассказывал о работе, иногда заезжал в приют к Катерине на старенькой машине. Катерина на пожертвования затеяла ремонт, ей нужны были рабочие руки.
Постепенно Маша узнала: Никита волонтёрил не только в приюте. По выходным он работал в хосписе. По первому образованию он был медбратом, а уже потом пошёл учиться на педагога.
В хосписе лежала его наставница по училищу - одинокая пожилая женщина, умирающая от рака. Она всю жизнь проработала в местном роддоме, а на пенсии ушла преподавать.
Маша настояла, что тоже хочет помогать. Никита предупреждал: это тяжело. Алик издевался.
- Ты что, решил осчастливить всех убогих на свете? - расхохотался он. - Нет, это, конечно, полезно… но не перестарайся. Грань между добротой и статусом блаженного тонкая.
- Я не собирался кричать об этом каждому встречному, - сухо ответила Маша. - Ты, кстати, тоже мог бы поучаствовать.
- О нет. Вид умирающих приводит меня в уныние, - отмахнулся Алик. - Кстати, что там со свадьбой? Наряд выбрала?
- Дай хотя бы волосы отрастут, - попросила Маша. - Мы же хотим оставить детям фотографии мамы и папы на бракосочетании.
- О, ты решил обзавестись потомством? - неприлично ухмыльнулся он. - Прогресс. Тогда придётся избавиться от цербера у твоей двери. И я не тётю Тоню имею в виду.
Маша устала реагировать на его шуточки и промолчала.
Вскоре Никита впервые привёз Машу в хоспис. Там готовили праздник и благотворительный концерт, так что любая помощь была важна. Сначала Маше было трудно привыкнуть к виду измождённых людей. Но потом она увидела: многие цепляются за жизнь из последних сил, а медсёстры и добровольцы относятся к ним бережно, внимательно. И Маша решила просто смотреть шире.
Во время подготовки к концерту её окликнул один из волонтёров. Голос показался знакомым. Маша обернулась - и вскрикнула: это был хирург, тот самый, что выгонял посторонних из реанимации.
- Я хотел поговорить с вами, - сказал он. - Меня Вячеслав зовут. Рад, что вы так быстро восстановились. Но что с расследованием вашей аварии? Мне очень интересен этот случай.
- А что в нём необычного? - насторожилась Маша. - Вроде всё банально… лобовое столкновение…
- А вас не вызывали? - удивился Вячеслав. - Странно. И экспертизы не было?
- Не знаю. Папа сказал, виновного поймали сразу, - пожала плечами Маша.
- Если бы это было лобовое, - назидательно произнёс врач, - его бы по вашей машине размазало. А к нам в тот день больше никто с травмами ДТП не поступал. И, кстати, удар был сзади, не спереди. Поэтому я и спросил про экспертизу. Интересно, какой там указан тормозной путь.
Маша отошла в сторону. Ей и в голову не приходило интересоваться ходом дела. Полицейские должны были опросить потерпевшую. А её никто не опрашивал. Нестыковка не понравилась ей до дрожи.
Дома ждал новый сюрприз.
В гостиной вместе с Аликом сидела роскошная брюнетка лет тридцати. Она кокетливо накручивала волосы на палец. На ней была кофточка с таким декольте, что Маша застыла на пороге, и ультраоблегающие кожаные брюки - всё вместе выглядело сногсшибательно.
- О, пришла. Молодец, - сказал Алик. - Это психолог Ева Анатольевна.
- И кому из нас нужен психолог? - спокойно спросила Маша.
- Альберт, выйдите, пожалуйста, - мягко потребовала Ева грудным, убаюкивающим голосом.
А потом обратилась к Маше:
- Я сама выпросила ваши контакты у врачей. Старый номер не обслуживается, пришлось приехать лично. У меня диссертация по восстановлению после травм головы, а ваш случай очень интересный.
- То есть вы предлагаете мне стать подопытным кроликом? - прищурилась Маша.
- Нет. Я хочу разобраться, чтобы потом было легче помогать другим, - улыбнулась Ева.
Маша неожиданно согласилась. Ей казалось: лишний взгляд со стороны не помешает. Но уже через несколько сеансов она поняла, как ловко её ведут, нажимая на самые чувствительные струны.
Сначала Ева просто слушала. Потом стала позволять себе странные заявления.
- Всё ясно. У вас произошла подмена воспоминаний, - объявила Ева на четвёртой встрече. - Вот почему Альберт так встревожен.
- О чём вы? - Маша почувствовала, будто ей на голову рухнул потолок.
- О ваших ложных воспоминаниях. Про измену, про предательство, - широко улыбнулась Ева. - Ничего не было. Это мозг после травмы придумал.
- Ну да. Алик у нас ангел с крыльями, - медленно кивнула Маша, уже понимая глубину замысла.
- Вообще вам нужно быть благодарной отцу и Альберту, - продолжала Ева. - Они оплатили реабилитацию, оберегали вас…
Маша решила: этой женщине лучше не открываться. Она была уверена, что никакой подмены не было. И всё же захотела окончательно убедиться.
Она включила запись разговора и позвонила Оксане - той самой подруге, с которой застала жениха. К счастью, номер Оксана не меняла. А Маша помнила его до последней цифры.
- Кто это? - сонно буркнул голос.