— Виталичка, ты у меня самый молодой и щедрый! — говорила она, обнимая его за шею в их съёмной, но хорошей квартире с видом на реку.
— Да я, Машенька, в самом деле будто заново родился, — отвечал Виталий Семёнович, и сам в это искренне верил.
Через три года после юбилея, который Виталик отметил скромно, в кафе, с Машенькой, у него родился мальчик, а еще через два с небольшим — дочка. Виталию Семёновичу как раз пятьдесят пять перед этим за полгода стукнуло. Он ходил, сиял и всем знакомым, даже пациентам, ненароком сообщал:
— Представляете, а я, оказывается, ещё ого-го, двое детей, это вам не шутки.
Коллеги хлопали его по плечу, говорили: «Молодчина, Виталий!» А про себя, конечно, думали кто что, но в основном: «Ну и глупый, зачем ему все это на старости лет».
И вот тут, граждане, началась самая что ни на есть проза жизни, которая всякие грёзы, как известно, быстро на корню обрубает.
Реальность оказалась суровой и многосоставной. Во-первых, работа. Стоматолог — это не просто кресло да бормашина, это ювелирная работа, концентрация, нервы. Пациент в кресле — он как подсудимый на скамье: всего боится, каждое движение ловит. А как концентрироваться, скажите на милость, если ночью тебя дважды поднимали на кормление, а один раз — на укачивание с песнями? Глаза слипаются, руки не те. Смотрит Виталий Семёнович в рот пациенту, а сам видит не кариес, а бутылочку с соской.
Во-вторых, съёмная квартира. Казалась она удобной, а оказалась дополнительной финансовой тратой, да ещё и с чужой мебелью. Хозяин звонит:
- Виталий Семёнович, вы же понимаете, арендную плату пора поднимать, рынок растёт.
А куда деваться-то? Своей-то квартиры нет. Деньги от продажи старой квартиры давно разлетелись: детям на ипотеку, Маше на шубу, чтобы не скучала, на эти самые ясельные принадлежности. И чувствует он себя не хозяином, а временным постояльцем в своей же, можно сказать, новой жизни.
Но главное, конечно, была Машенька. Из ласковой кошечки она стала потихоньку превращаться в особу требовательную и нервную.
Вот сидят они вечером: он, еле живой, пытается газету почитать.
— Виталик, — начинает она, — Петровы (это соседи) малышу целый комплекс развивающий купили, а у нас коврик простой.
— Маша, дорогая, у Петрова бизнес на шинах, а у меня — зарплата. Да и Екатерине надо немного деньгами помочь, она детям постоянно подарки делает. Это как бы мои алименты ей.
— Алименты, — фыркает Маша. — Это ей за старые тапочки платить? Ты мне лучше новую коляску купи, прогулочную, чтоб люксовая была. Буду идти с нец по парку, а все будут оглядываться и ахать.
- Никто и не заметит: люксовая у тебя коляска или б/у на Авито куплена.
Или другой раз, ночью.
— Виталичка, а давай… — шепчет Машенька.
— Машенька, милая, — стонет он в полузабытьи. — У меня в семь пациентов, сложное удаление, давай в субботу.
— В субботу! В субботу ты, как чурбан, спать будешь, ты же мне внимания не уделяешь совсем, а я молодая женщина, мне муж нужен.
Виталий вздохнул и притворился спящим: возраст все же, не мальчик.
Но апогеем, конечно, были сцены на бытовой почве. Однажды Виталий Семёнович, устав смертельно, уснул, читая сказку старшему. Машенька входит, видит эту картину, и её как прорвёт.
— Да ты что вообще из себя представляешь? — кричит она, уже не сдерживаясь. — Живем на съеме, на дачу к первой семье ездишь, будто на курорт. Дети от тебя внимания не видят. Работаешь, как вол, а денег всё нет, и в постели… да что о постели говорить, сплошное разочарование.
Виталий Семёнович молчал. Он смотрел на это красивое, искажённое обидой лицо, на чужую гостиную, на свои руки, которые начинали мелко дрожать от усталости, и вдруг его осенило, прямо как молнией.
- Господи, — подумал он. — Да я же просто сменил одну форму зависимости на другую. Раньше надо было отчитываться за галстук к пиджаку и слушать про меню, теперь отчитываюсь за коляску и выслушиваю про постель. И везде я виноват, и везде недосып.
Он встал, очень спокойно, и сказал, глядя куда-то мимо Машеньки:
— Всё, хватит, я больше не могу.
— Как не можешь? — взвизгнула она. — Обязан, у тебя двое детей.
— Обязан, — кивнул он. — И буду выполнять то, что обязан, но жить здесь, в этой атмосфере взаимных претензий… Нет, это не та вторая молодость, о которой я мечтал. Это каторга какая-то с евроремонтом.
И понял Виталий Семёнович, что проект под названием «Новая жизнь» дал серьёзную трещину. И амальгамой её не заделать, и пломбой световой не залепить. Тут, чувствовал он, требуется уже более радикальное лечение, вплоть до удаления самого очага воспаления.
Итак, граждане, осенило нашего Виталия Семёновича, что жизнь в постоянном шуме, скандале и недосыпе – это, извините, не жизнь, а какая-то добровольная каторга. И решил он, по своему обыкновению, действовать цивилизованно и расчётливо.
Вызвал он как-то Машеньку на серьёзный разговор. Сидят в той самой гостиной с видом на реку, которая уже всем надоела.
— Мария, — начал он официально (уже не «Машенька»). — Совместное проживание наше себя исчерпало, дальше – только вред психике детей.
— Ага, захотел – пригрел, захотел – выгнал? — вспыхнула та. — Так я тебе не Катя старая, я в суд пойду, всё с тебя вытрясу.
— В суд – это твое право, — вздохнул Виталий Семёнович. — Но предлагаю вариант: я оплачу эту съёмную квартиру еще на полгода. За это время помогу тебе устроиться на работу в частную клинику – знакомства есть, но не в мою. Алименты, разумеется, буду платить исправно, но жить вместе – нет, не буду.
Машенька глазами хлопала, оценивая «откуп».
— На полгода? А потом что?
— А потом – ты самостоятельная женщина с работой. Ребёнку младшему уже три года, в сад можно. Я буду помогать, но жить - отдельно.
- С квартирой у меня будет что, через полгода? Снимать-то с двумя детьми на руках, я одна не смогу.
- Вернешься к маме, у них там трехкомнатная квартира, хоть и далеко от центра, в пригороде, но там и садики, и школа, все есть.
Побегала Машенька по квартире, покричала немного для проформы, но в душе, видимо, сочла вариант приемлемым. Устала она тоже, чего уж там, да и мужчину хотелось рядом более темпераментного, все же Виталик был стар уже для некоторых активностей. И она согласилась.
Виталий Семёнович же ушел, после чего совершил, наконец, разумный поступок. Взял свои накопления, немного занял, добавил – и прикупил небольшую студию, в хорошем районе: тихая, светлая. Поставил там одно кресло, один телевизор и диван для сна. И, можете себе представить, начал высыпаться. Это, я вам скажу, событие было для него грандиозней любого юбилея.
Главной же отрадой стали, как ни странно, внуки от первых детей, и дача Екатерины Петровны. Ирония судьбы, да и только!
Приезжает он как-то в выходной, с гостинцами.
— Леночка, можно я с Матвеем (это внук, второй сын у Лены) погуляю?
— Да пап, конечно, только он у нас шалун.
Гуляет Виталий Семёнович с коляской, а на душе у него спокойно и хорошо: никто не кричит, не требует люксовых игрушек. Ребёнок просто агукает.
А потом подошёл день рождения Леночки, собирались отмечать на даче у матери.
И дети позвали:
— Папа, поедешь на юбилей? Мама не против.
Екатерина Петровна, которой было уже глубоко плевать на старые обиды, сказала:
- Пусть приезжает, места много.
Приехал Виталий, сидит за общим столом, Катя хозяйничает, но с ним не милуется, а обращается как с дальним родственником:
- Виталий Семёнович, салат передайте, пожалуйста.
И ему это даже нравится: никаких обязательств, только общие воспоминания да пироги с капустой.
И вот настало его шестидесятилетие. Дети спросили:
- Где праздновать будем?
Виталий Семёнович, не думая, ответил:
— Давайте, если Катя разрешит, на даче, по-семейному.
Разрешила. И отпраздновал он свой юбилей не в шумном ресторане с чужой Машенькой, а за скромным столом с детьми, внуками и бывшей женой, которая стала чем-то вроде неизменного ландшафта его жизни, он даже подумал, что она его самый лучший друг.
Но покой, как известно, редко бывает полным. Маша, получившая работу, вдруг взяла да уволилась. Звонит:
— Виталик, не могу я работать, ребёнок болеет постоянно, сад – дыра. Надо няню нанимать, увеличивай содержание.
— Мария, я не банк, — устало сказал он. — Я уже пенсионного возраста человек, просто работаю, плачу тебе некую сумму исправно. Няню – это к вам, вы же молодая, можете работать.
— Так я ж тебе молодость свою отдала, детей родила, да сколько усилий мною было для этого приложено: ты же ни за что детей не хотел. Я и иголками все твои изделия продырявливала, и таблетки говорила, что пила, а сама не пила, — заверещала она в трубку. — Я требую в месяц по тридцать тысяч на каждого, иначе в суд пойду.
- Иди в суд, сколько скажут, столько и буду платить.
Пришел Виталий Семёнович в суд, сидит на заседании, слушает. Маша требует: тридцать тысяч на ребёнка. Судья, женщина немолодая, смотрит на бумаги, на Виталия Семёновича, на Машу.
— Гражданка, — говорит судья сухо, — требования ваши ни на чём не основаны. Истец – пенсионного возраста, хоть и работает, доход нестабилен. Алименты в твёрдой сумме назначаются, исходя из разумного сочетания интересов ребёнка и возможностей родителя. Исходя из прожиточного минимума по восемьдесят процентов на каждого.
Маша аж подпрыгнула.
— Как восемьдесят? Это же копейки! На двоих меньше двадцати тысяч.
— Примерно двадцать одна тысяча девятьсот двадцать рублей, — точно сказал судья. — Истец сохраняет право помогать детям дополнительно по своему усмотрению.
Выйдя из суда, Маша шипела:
- Скупой старик, я ещё доберусь до твоих денежек.
Виталий Семёнович молча шёл к своей машине. Не мало, конечно, платить теперь, но и не шестьдесят тысяч. На жизнь хватит, если разумно, а на шубы и коляски «люкс» – нет. Придется Маше работать.
Садится он в свою скромную иномарку, едет через город, проезжает мимо парка, где гуляет няня с его младшей дочкой. Он остановится, посмотрит издалека, вздохнёт. Потом поедет дальше, в магазин, купить пирог. Захочется – заедет к детям, захочется тишины – вернётся в свою студию, где никому ничего не должен доказывать.
И думает он сейчас, наш Виталий Семёнович, что жизнь, в общем, штука странная. Делил он всё пополам: годы, имущество, деньги. А счастье, оно, выходит, на части не делится. И иллюзии, даже самые сладкие, рано или поздно тают, как обезболивающий укол.
И вот, дорогие читатели, подкралась к нашему Виталию Семёновичу новая напасть. А вернее, старая, но в судебных мантиях. Жизнь, знаете ли, не стоит на месте. Если раньше он делил диваны и дачи, то теперь пришло время делить прожиточный минимум. А это, я вам скажу, занятие ещё то, поверьте моему слову.
Сидит как-то Виталий Семёнович в своей студии, подсчитывает финансы. Пенсия приходит исправно, семнадцать тысяч с хвостиком, а из неё, как из шубы, торчат два твёрдых алиментных воротника. Два раза по десять тысяч с копейками – это же двадцать с лишним тысяч, а пенсия – семнадцать тысяч рублей. Цифры, заметьте, упрямая вещь, они сходятся только в том случае, если одну из них – меньшую – умножить на полтора.
- Да это же арифметический нонсенс! — возмутился про себя Виталий Семёнович. — Я, выходит, должен каждый месяц находить под мостом лишние три тысячи? Или детей кормить воздухом, а самому питаться одним только чувством отцовского долга?
И решил он, по своему обыкновению, действовать цивилизованно и по закону. Написал исковое заявление. Не сам, конечно, юристу заплатил. И пошла писать судейская губерния.
Сидит он на первом заседании в райсуде. Судья читает его требования:
— Истец просит снизить размер алиментов с 80% прожиточного минимума на каждого ребёнка до 50%. То есть, примерно с десяти тысяч на каждого до семи с половиной. Обосновывает это прекращением трудовой деятельности, выходом на пенсию и наличием хронических заболеваний. Ответчица, что скажете?
Маша, сидящая напротив, аж подпрыгнула. Наделала она, надо сказать, шуму, как курица, у которой цыплят отбирают.
— Что скажу? Да он враг родным детям! — почти крикнула она. — У него дача есть, жилое здание и земельный участок, и пенсия у него есть, а у меня что? Двое деток малолетних. Он хочет, чтобы мы с детьми на семь тысяч в месяц жили? Это даже на крупу не хватит!
— Гражданка, успокойтесь, — строго сказала судья. — Мы рассматриваем ваши доводы. Истец, вы действительно владеете недвижимостью?
— Дача, — вздохнул Виталий Семёнович. — Старая, родительская. Летом дети и внуки отдыхают. Да и не моя она, давно на первую жену переписана, при разводе. Продать её, значит лишить семью последнего общего места. Да и кому она нужна, в глуши?
— Ага, лишить, — не унималась Маша. — А меня с детьми лишить нормальной жизни можно? Он, между прочим, стоматолог, может работать, просто не хочет. У него же пациентов немеряно, он популярен.
Судья долго смотрела на бумаги, потом на Виталия Семёновича, на Машу. И вынесла решение, которое повергло Машу в шок, а Виталия Семёновича – в осторожную надежду.
— Учитывая, что единственный подтверждённый доход истца – пенсия, и что взыскиваемая сумма её существенно превышает, требования удовлетворить. Взыскивать по 7740 рублей 50 копеек на каждого ребёнка с января 2025 года.
Маша выскочила из зала, словно ошпаренная. Виталий Семёнович вышел, потирая лоб.
— Вот, — думает. — Справедливость восторжествовала, теперь хоть дышать можно.
Но рано радовался Виталий Семёнович, не учёл он прыти бывшей супруги и гибкости судебной системы.
Подаёт Маша апелляцию. И вот уже краевой суд я, рассмотрев дело, все поменял:
— Решение отменить, — вещает новый судья. — В удовлетворении исковых требований Виталию отказать. Платите, гражданин, как платили, детки кушать хотят.
Виталий Семёнович сидит на заседании, ушам не верит.
— На каком основании?
— А на том, — разъясняет судья, — что изменение материального положения само по себе право ребёнка на достойное содержание не отменяет. Истец трудоспособного возраста, не доказал, что не может работать. Доказательств, что пытался доход увеличить, не представил, имущество у него есть. Так что всё остаётся, как есть.
Тут уж Виталий Семёнович не выдержал и вступил в диалог, чего адвокат ему не советовал.
— Ваша честь, позвольте, я же пенсионер, мне шестьдесят два года. У меня давление, спина… Работа стоматолога – это концентрация, я могу пациентам навредить.
— Это, гражданин, вопросы к вашему лечащему врачу и в пенсионный фонд, — сухо парировала судья. — А перед детьми у вас обязанности. Следующее дело.
Вышел Виталий Семёнович на улицу, в голове гудело. «Трудоспособного возраста… Не пытался увеличить доход… А дача…» Он посмотрел на свои руки, которые уже не так твердо держали инструмент, вспомнил, когда-то у пациента зуб сверлил, а перед глазами плыли круги от недосыпа.
- Нет, — подумал он с горькой иронией. — Чтобы платить по-старому, надо работать. А чтобы работать в моём состоянии – надо, чтобы за меня кто-то платил. Замкнутый круг, да и только.
Маша, узнав об апелляционном определении, позвонила. Голос у неё был торжествующий и сладкий, как сироп от кашля.
— Ну что, Виталичка, понял, что закон на стороне матери и ребёнка? Так и плати свои двадцать тысяч. И не ной.
— Мария, — устало сказал он. — Да я и не ною, я просто констатирую факт. Суд сказал: «Ищи деньги». Значит, буду искать. Но если я, не дай бог, на приёме пациента покалечу, суд, выходит, тоже будет отвечать?
— Не мне тебя учить, доктор, — фыркнула Маша и бросила трубку.
А Виталий Семёнович поехал на дачу. Не потому что хотел, а потому что нужно было проветрить голову. Застал там Катю, которая копала картошку.
— Что ты такой помятый? — спросила она, выпрямившись.
— Суд был, — кратко ответил он. — Про алименты. Проиграл. Оказалось, что я молодой, здоровый и просто прикидываюсь пенсионером. И дача у меня есть – значит, богатый.
Катя помолчала, воткнула лопату в землю.
— И что будешь делать?
— А что делают в таких случаях? — усмехнулся он. — Буду пытаться «увеличить доход». Может, пойду грузчиком. Или сторожем. Главное – не врачом. А то, не ровен час, «материальное положение» у меня ещё больше «изменится».
Он постоял, глядя на знакомые деревья, на дом, где прошла большая часть его жизни. Подумал о детях, о внуках, о двадцати тысячах, которые нужно было найти в следующем месяце. И о том, что жизнь, несмотря на все суды и решения, продолжается. Только как-то боком и с перекосом, будто пломбу поставили криво. Жевать вроде можно, но неудобно, и всё время кажется, что где-то щель осталась.
*имена взяты произвольно, совпадение событий случайно. Юридическая часть взята из:
Определение Пятого кассационного суда общей юрисдикции от 21.10.2025 N 88-8384/2025