Найти в Дзене
За чашечкой кофе

Он только мой сын

Начало Предыдущая глава Глава 21 Сегодня Глеб узнал, что самая трудная ночь в жизни дочери прошла и девочка стала поправляться. Прошло две недели после операции, и его вызвал в кабинет врач – Глеб Юрьевич, девочке нужна серьезная реабилитация под строгим наблюдением детского кардиолога. Поэтому мы ее отправляем в кардиоцентр, где долечиваются такие детки. – Где он находится? – В Подмосковье, в прекрасном живописном месте. – На какое время? – Думаю, не меньше чем на год. Вы один с ней не справитесь, нужны профессионалы. – А мы не опоздаем к ортопеду? У нее складочки не совпадают на ножках. – Успеете, если не долечите сердце и ортопед не понадобится. – Да, согласен. Дайте мне адрес этого центра, я буду ее навещать. Доктор протянул ему буклет – Там есть адрес, телефоны, прочитаете про этот центр. – Я могу на нее посмотреть – Не надо, у нее снижен иммунитет, не дай Бог, чего-то подхватит. – Жаль – подумал про себя Глеб. Девочке шёл второй месяц, а он её ещё ни разу не видел. Ни

Начало

Предыдущая глава

Глава 21

Сегодня Глеб узнал, что самая трудная ночь в жизни дочери прошла и девочка стала поправляться. Прошло две недели после операции, и его вызвал в кабинет врач

– Глеб Юрьевич, девочке нужна серьезная реабилитация под строгим наблюдением детского кардиолога. Поэтому мы ее отправляем в кардиоцентр, где долечиваются такие детки.

– Где он находится?

– В Подмосковье, в прекрасном живописном месте.

– На какое время?

– Думаю, не меньше чем на год. Вы один с ней не справитесь, нужны профессионалы.

– А мы не опоздаем к ортопеду? У нее складочки не совпадают на ножках.

– Успеете, если не долечите сердце и ортопед не понадобится.

– Да, согласен. Дайте мне адрес этого центра, я буду ее навещать.

Доктор протянул ему буклет – Там есть адрес, телефоны, прочитаете про этот центр.

– Я могу на нее посмотреть

– Не надо, у нее снижен иммунитет, не дай Бог, чего-то подхватит.

– Жаль – подумал про себя Глеб.

Девочке шёл второй месяц, а он её ещё ни разу не видел. Ни крошечных ладошек, ни пушистых волосиков, ни первых робких улыбок. Только фото в телефоне — бледное личико под трубками, хрупкое, как цветок под стеклом. Каждый день он приходил к отделению, стоял у двери, всматривался в размытые очертания кроваток через стекло. Медсёстры кивали, иногда бросали пару ободряющих фраз, но внутрь не пускали.

-Режим, — повторяли они. — Пока нельзя».

Вечером он возвращался в пустую квартиру. Включал торшер, садился в кресло и доставал брошюру. Этот центр реабилитации был лучшим для детей после операций на сердце.

— Ну хоть бы разок увидеть — шептал он в тишину. За окном мерцали огни города, где-то наверху плакал малыш, гудели машины. А у него в квартире была тишина, да голос врача в голове – Не надо. Пока нельзя.

Он ехал за спецмашиной, которая перевозила дочь в центр. Врач, который будет вести ребенка, разрешила ему приезжать в центр субботу и воскресенье и гулять с дочерью в парке

– Ей это будет очень полезно, у нас, конечно, нянечки вывозят детей, но гулять по парку им просто некогда.

– Я буду приезжать сам и может быть привезу няню

– Вот и хорошо – улыбнулась врач.

Теперь каждую пятницу вечером он выезжал в Подмосковье. Заселялся в небольшую гостиницу на окраине городка — всегда в один и тот же номер с видом на сосновый бор. Тихое место, где можно было хоть ненадолго отключиться от городской суеты и собраться с мыслями. Сегодня — особенный день. Отец впервые увидит свою дочь. В груди теснилось странное чувство: не то восторг, не то паника. Сердце колотилось как бешеное. Он то и дело поправлял воротник рубашки, словно тот душил его. В коридоре центра пахло антисептиком и чем-то неуловимо домашним — будто кто-то принёс с собой кусочек уюта в этот стерильный мир.

Дверь палаты открылась, и медсестра с мягкой улыбкой протянула ему маленький кулёчек в розовом одеяльце. Он замер, боясь пошевелиться. Казалось, весь мир сжался до этого крошечного свертка, до едва слышного дыхания внутри.

— Коляску возьмите в комнате у выхода, — тихо сказала медсестра. — Гулять вам можно два часа. Только следите, чтобы не продуло.

Он кивнул, с трудом проглотив ком в горле. Осторожно прижал кулёчек к груди. Тепло. Живое тепло. Впервые в жизни он понял, что значит «сердце замирает». Шагнул в яркий утренний свет, чувствуя, как внутри рождается что-новое — хрупкое, но осязаемое, как первый луч солнца над горизонтом.

Коляску он выкатил на улицу и осторожно, словно хрупкую вазу, положил дочь. Отец ехал в парк, чтобы погулять с дочерью. Ему не терпелось открыть тонкую ткань, прикрывающую личико ребенка. В парке он сел, повернул коляску боком и трясущимися руками осторожно откинул накидку и увидел себя маленького. Дочь была похожа на него, как говорят, паспорт не нужен. А когда она проснулась и открыла глазки, то Глеб сразу понял, что на него смотрят глаза Яны. Те самые — с оттенком лесного озера в солнечный день, с искрой, которая когда-то заставила его сердце сбиваться с ритма.

Девочка была очень красивая. Не просто миловидная — в ней уже читалась та редкая, естественная гармония, от которой люди невольно задерживают взгляд. Крошечные пальчики сжимались и разжимались, словно пробуя мир на ощупь, а реснички трепетали, будто крылья неведомой птицы

.– Как же мне тебя назвать? — думал Глеб. Имя должно было стать мостом между прошлым и будущим. Отсылкой к Яне — но не копией. Чем-то, что подходило бы этой маленькой жизни, только начинающей свой путь. Он перебирал в голове звуки, складывал их в комбинации, пробовал на вкус:

Алина — мягко, но слишком распространено; Ева — коротко, не хватает глубины; Мира — светло, но будто не до конца раскрыто. Приятный ветерок обдувал его лицо, он оглядывал парк, чистые дорожки, красивые скамейки, детская площадка – все продумано до мелочей. Теперь он думал о том, а будет ли здесь удобно играть его дочери, да, он думал о ней, у него теперь есть она, его чудо!

— Сонечка, — прошептал он, и имя легло в тишину, как ключ в замок. — Софья. Оно звучало как шелест ветра в листве, как отдалённый звон колокольчиков, как обещание. Сонечка. Да, это было правильно. Софья Глебовна Златогорская, все сошлось, ему нравилось это сочетание.

Через месяц после того он, наконец-то, добрался до ЗАГСа, и смог зарегистрировать дочь. В коридоре пахло старой бумагой и кофе из автомата, а за окном бушевал август. Он сидел на жёстком стуле, сжимал в руках пачку документов и ждал, когда его вызовут

.— Следующий! — раздался голос из-за стеклянной перегородки. Он подошёл, положил на стойку бумаги. Регистратор — женщина в очках с тонкой оправой — принялась их изучать. Её пальцы, украшенные простым серебряным кольцом, ловко перелистывали страницы.

— Так, всё в порядке… — бормотала она, заполняя бланк. — Фамилия, имя, отчество ребёнка… Дата рождения… А вот здесь, в графе «мать», у вас прочерк. Она подняла на него взгляд, в котором читалось нелюбопытство, а скорее привычная деловая внимательность.— Почему?

Он на секунду замер. Вопрос был простым, но в нём вдруг сжалась вся та боль, которую он старался не выпускать наружу. Глубоко вдохнул, выдохнул и ответил ровно, почти равнодушно:

— Потому что она оставила её в роддоме. Зачем нам такая мать?

Регистратор чуть приподняла брови, но тут же опустила глаза к документам. Её ручка заскользила по бумаге, выводя буквы чётко и аккуратно.

— Понимаю, — сказала она тихо, без осуждения, без лишних эмоций. — В таком случае всё оформляем на вас как на единственного родителя.

Он кивнул. Не было ни злости, ни обиды — просто холодная пустота, в которой эхом отдавались её последние слова – Она умерла, у нее было больное сердце.

Регистратор протянула ему свидетельство о рождении. Он взял его, провёл пальцем по тиснению на обложке. На первой странице — имя, которое он выбрал сам. Его дочь. Только его.

— Распишитесь здесь, — указала она на строку.

Он поставил подпись. Твёрдую, чёткую. Теперь это было официально. Выйдя на улицу, он положил документ во внутренний карман пиджака. Погода была прекрасная. Где-то вдали смеялись дети, а он стоял и думал:

– Всё только начинается.

В кармане завибрировал телефон — сообщение от няни – Малышка проснулась, ждёт папу.

Он улыбнулся. Впервые за долгое время по-настоящему улыбнулся. Развернулся и зашагал к машине. Он ехал к ней, к своей дочери, к Сонечке.

Продолжение