Когда Лена и Андрей поженились, все говорили: «Идеальная пара». Он — высокий, работящий, надёжный, как скала. Она — красивая, весёлая, душа компании. Сын, Пашка, родился через год после свадьбы, закрепив этот союз крепким узлом.
Андрей работал водителем-дальнобойщиком, потом открыл свою небольшую фирму по грузоперевозкам. Работал он на износ. Вставал в пять утра, возвращался за полночь. У Лены была шуба, у Пашки — лучшие игрушки, в квартире — евроремонт.
Но Лене этого было мало.
— Ты опять пришёл поздно! — начинала она, едва он переступал порог, уставший до серости в лице. — Ребёнок отца не видит! Я тут одна кручусь, как белка в колесе, а ты…
— Лена, я деньги зарабатываю, — тихо отвечал Андрей, снимая ботинки. — Чтобы вы ни в чём не нуждались.
— Деньги, деньги! — кричала она. — Мне муж нужен, а не банкомат! Мне внимание нужно! Мы в кино сто лет не были!
Она пилила его методично, каждый день, как капля точит камень. Ей казалось, что он специально сбегает на работу, чтобы не быть с ней. Она не видела его красных глаз, не замечала, как он морщится от боли в спине. Она видела только свою обиду: «Я одна, мне скучно».
Андрей терпел долго. Ради сына. Ради того образа семьи, который он себе придумал. Но однажды пружина лопнула.
В тот вечер он пришёл пораньше, с букетом цветов — у них была годовщина. Лена встретила его ледяным взглядом.
— Явился? А я думала, ты там с фурой обвенчался. Пашка в школе вытворяет такое, а тебе плевать. Ты плохой отец, Андрей.
Он положил цветы на тумбочку. Посмотрел на неё долгим, тяжёлым взглядом.
— Я ухожу, Лена.
— Что?! — опешила она. — Куда?
— Неважно. Я подаю на развод. Я устал быть плохим для тебя, стараясь сделать всё хорошее.
Он ушёл с одной спортивной сумкой. Квартиру (трёшку в центре) оставил ей и сыну. Машину — тоже. Алименты платил исправно, и сумма была такая, что Лена могла вообще не работать.
Первое время Лена наслаждалась свободой. «Вот теперь заживу! — думала она. — Найду того, кто будет меня ценить».
И нашла. Вадим был полной противоположностью Андрею. Он работал «свободным художником» (то есть перебивался случайными заработками), любил красиво говорить и ещё красивее отдыхать.
— Ты богиня, Леночка, — шептал он, целуя ей руки. — Ты достойна поклонения.
Лене это нравилось. Они сдали квартиру Вадима (однушку на окраине) и стали жить в Лениной трёшке на деньги от сдачи и алименты Андрея.
Пашке тогда было семь лет. Вадим его невзлюбил сразу.
— Чё ты пялишься? — грубо спрашивал он мальчика, когда тот заходил на кухню. — Иди в свою комнату, не мешай взрослым.
— Он ребёнок, Вадик, — вяло защищала сына Лена.
— Он невоспитанный волчонок. Весь в папашу, наверное. Смотрит исподлобья.
Вадим мог отвесить Пашке подзатыльник за то, что тот громко включил мультики. Мог обозвать «тупицей», если тот не понимал задачу по математике.
— Ты посмотри на него, — говорил он Лене. — Тормоз. Ничего из него не выйдет.
Лена молчала. Она боялась потерять Вадима. Боялась остаться одна. «Он просто строгий, — оправдывала она его. — Мужское воспитание».
Пашка замыкался в себе. Он скучал по отцу, но мама не разрешала им часто видеться: «У тебя новая семья, привыкай к дяде Вадиму».
Через полгода Лена забеременела. Вадим воспринял новость без восторга, но сказал:
— Ладно, родим. Но предупреждаю: этот твой... мне тут мешать не будет. С младенцем и так хлопот полон рот, а тут ещё этот жлоб под ногами путается.
— И что делать? — растерялась Лена.
— Отдай его папаше. Пусть воспитывает. Он же так хотел сына, вот пусть и нянчится. А нам место нужно. Детскую делать будем.
Лена колебалась недолго. Вадим был рядом, он был её «настоящим». А Пашка… Пашка напоминал о прошлом.
Она позвонила Андрею.
— Андрей, тут такое дело… У нас будет ребёнок. Нам тесно. Может, ты заберёшь Пашу? Ему с тобой лучше будет.
Андрей приехал через час. Он не сказал Лене ни слова упрёка. Просто зашёл в комнату к сыну, который сидел на кровати с книжкой.
— Паш, поехали ко мне? Насовсем.
Мальчик поднял глаза. В них вспыхнула такая надежда, что у Андрея защемило сердце.
— Правда? Мама разрешила?
— Разрешила. Собирайся.
Пашка собрался за пять минут. Он не плакал, прощаясь с матерью. Просто сказал: «Пока, мам».
Андрей к тому времени уже продал бизнес в городе и купил большой участок земли в пригороде. Он всегда мечтал о ферме. Построил дом — добротный, деревянный, двухэтажный. Завёл коров, свиней, кур.
Пашка попал в другой мир. Здесь пахло сеном, парным молоком и свободой. Здесь никто не орал. Бабушка, мать Андрея, души не чаяла во внуке, пекла пироги и вязала носки. Отец был рядом. Да, он много работал, но теперь Пашка работал вместе с ним.
— Пап, можно я телёнка покормлю?
— Давай, сынок. Только осторожно, он бодается.
Они вместе чистили коровники, чинили трактор, ездили на рыбалку на рассвете. Пашка окреп, загорел, научился водить машину в десять лет (по полям, конечно). Он понял, что такое настоящий труд и настоящая мужская дружба.
Они с отцом понимали друг друга без слов. Пашка видел, как тяжело даётся каждый рубль, и уважал отца за это. А Андрей гордился сыном, который не боялся грязной работы и рос настоящим мужиком.
Про мать Пашка вспоминал редко. Она звонила раз в полгода, дежурно спрашивала: «Как дела? Учишься хорошо?» и быстро сворачивала разговор. Алименты Андрей больше не платил (по договорённости), и Лене сын стал неинтересен.
Прошло пять лет. Пашке исполнилось четырнадцать. Он вытянулся, раздался в плечах, стал похож на молодого Андрея.
В тот день Лена позвонила Андрею сама. Голос у неё был какой-то надтреснутый, жалкий.
— Андрей, мне нужно Пашу увидеть. Я соскучилась. Можно я приеду?
— Приезжай, — сухо ответил Андрей. — Адрес знаешь.
Она приехала на такси. Выглядела она… потрёпанной. Былой лоск сошёл, под глазами мешки, одета простенько, но видно, что для визите постаралась, как могла.
Пашка встретил её на крыльце.
— Привет, мам.
— Пашенька! — она кинулась его обнимать, но он стоял, как столб. — Как ты вырос! Жених совсем!
Они прошли в дом. Андрей накрыл на стол — по-простому: борщ, сало, свой хлеб.
Лена ела жадно, озираясь по сторонам. Дом был богатым, добротным.
— Хорошо вы тут устроились, — сказала она с завистью. — А я вот…
Она начала рассказывать. Ребёнка она потеряла — выкидыш на позднем сроке. Вадим, узнав об этом, запил, потом начал её бить, а потом и вовсе выгнал из её же квартиры (оказалось, он хитростью заставил её переписать долю на себя, а потом продал). Сейчас она жила у подруги, денег нет, работы нет.
— Пашенька, сынок, — она схватила его за руку. — Ты же понимаешь, маме тяжело. Папа у тебя богатый, фермер. Может, вы поможете? Хоть немного. Мне на съём жилья надо, на первое время.
Пашка отдёрнул руку. Он смотрел на мать и видел чужую, неприятную женщину, которая вспомнила о нём только тогда, когда ей прижало хвост.
— Мам, — сказал он. — А ты знаешь, как мы живём? Откуда деньги берутся?
— Ну как… Продаёте мясо, молоко. Бизнес же.
— Пойдём, я тебе покажу «бизнес», — он встал.
— Куда? — удивилась она.
— На экскурсию. Ты же хотела посмотреть, как я живу.
Они вышли во двор. Пашка повёл её не в сад с яблонями, а к хозяйственным постройкам.
— Вот, это свинарник, — он открыл тяжёлую дверь. В нос ударил резкий, густой запах навоза и прели. Свиньи захрюкали, заворочались.
Лена поморщилась, прикрыв нос платком.
— Фу, Паша, зачем мы здесь? Воняет же.
— Это деньги пахнут, мам, — спокойно сказал он. — Идём дальше.
Он повёл её в коровник. Там шла уборка. Работник (а иногда и сам Андрей) выгребал навоз лопатой, грузил в тачку. Запах стоял такой, что у Лены заслезились глаза.
— Паш, прекрати! — взмолилась она. — Я поняла, у вас хозяйство. Пойдём в дом! Меня сейчас стошнит!
— Нет, мам, смотри, — он взял её за локоть и подвёл к куче навоза, которую ещё не успели вывезти. — Вот это — наша жизнь. Каждый день, без выходных и праздников. Встаём в пять утра, ложимся в двенадцать. Говно гребём, корма таскаем. Чтобы у нас дом был, чтобы машина была, чтобы я одет был. Папа не в офисе сидит. Он здесь пашет. И я с ним.
Лена вырывалась. Она была на каблуках (единственных, что остались).
— Отпусти меня, идиот! — закричала она.
Она дёрнулась, нога подвернулась на скользком полу, и она с размаху плюхнулась прямо в жижу, в ту самую кучу, на которую указывал сын.
Грязь забрызгала её лицо, одежду, волосы. Запах окутал её плотным облаком.
Лена взвизгнула, вскочила, отряхиваясь, размазывая навоз по щекам.
— Ах ты дрянь! — заорала она, глядя на сына с ненавистью. — Ты специально! Ты меня унизить хотел! Колхозаны чёртовы! В говне копаетесь и радуетесь! Да будьте вы прокляты со своими свиньями! Я к вам с душой, а вы… Уроды!
Пашка стоял и смотрел на неё. Спокойно, без злорадства, но и без жалости.
— Ты права, мам, — сказал он. — Мы колхозаны. И деньги наши пахнут навозом. Ты же хотела помощи? Вот она, помощь. Она из этого состоит. Если хочешь хоть копейку от отца получить — тебе придётся вот это нюхать. И топтаться в этом. А ты, я смотрю, брезгуешь.
В дверях коровника стоял Андрей. Он слышал всё. Он не вмешивался, давая сыну самому разобраться.
Лена увидела его, злобно плюнула на пол:
— Подавитесь своим богатством! Не нужны мне ваши вонючие деньги!
Она выбежала из коровника, шлёпая грязными туфлями, села в такси, куда её не сразу пустили в таком виде.
Пашка повернулся к отцу.
— Пап, я пойду переоденусь и помогу Петровичу дочистить.
— Иди, сынок, — кивнул Андрей.
Вечером они сидели на веранде, пили чай с мятой. Тишина, сверчки, звёзды. Запах навоза сюда не долетал, пахло ночной фиалкой.
— Ты не жалеешь? — спросил Андрей. — Всё-таки мать.
— Нет, пап, — Пашка откусил кусок пирога. — Она свой выбор сделала пять лет назад. А сегодня… сегодня она просто подтвердила, что навоз ей не по носу. А значит, и наш труд она никогда не уважала. А раз не уважает — зачем ей помогать?
Андрей улыбнулся, потрепал сына по плечу.
— Правильно мыслишь, мужик. Ну что, завтра сенокос?
— Сенокос, — кивнул Пашка.
И они продолжили пить чай, зная, что завтра будет тяжёлый день, но этот день будет их, честный и настоящий. Как и вся их жизнь.
👍Ставьте лайк, если дочитали.
✅ Подписывайтесь на канал, чтобы читать увлекательные истории.