— Сергей, мне Пашка всё рассказал! — выдала я, глядя ему прямо в глаза. — Хватит в кошки-мышки играть. Давай, лучше сам объясни, что там за дом у вас, на который у тебя все деньги уходят, пока мы тут на макаронах сидим!
Сергей поперхнулся чаем. Он закашлялся, лицо его мгновенно пошло красными пятнами.
— Вот Пашка, вот козёл! — наконец выдавил он.
— Так что за дом, Серёж? — я не отступала.
Сергей шумно выдохнул, пытаясь взять себя в руки.
— Да дом как дом, Поля! Чего ты заладила? Отец всю жизнь об этом мечтал, понимаешь? Не успел. Теперь вот мы строим потихоньку.
— «Мы»? Или «ты»? — я прищурилась. — Кристина говорит, Пашка ни копейки туда не дает.
начало истории 👇
окончание:
— Ну да, я в основном. У Пашки ситуация сложная, ипотека... А у нас-то квартира есть! Ты пойми, Поля, этот дом — это наше общее будущее. Сейчас мама там жить будет. А потом… потом мы с тобой туда переедем.
— А Пашка? А Зинка, сестра твоя? Ты же у мамы не один? Если дом строится на её участке, то по закону он будет принадлежать ей. А после неё — всем троим. Ты сейчас вкладываешь туда наши семейные деньги, а потом твои брат и сестра придут на всё готовенькое и потребуют свою долю.
— Да с Пашкой и Зинкой я договорюсь, не чужие люди. Тем более, они сейчас особо не занимаются домом, совести у них хватит не претендовать на то, что я своими руками и деньгами поднял. Мама тоже всё понимает, она на меня завещание напишет, если хочешь.
Я смотрела на него и не узнавала. Передо мной сидел взрослый, умный мужчина, который на полном серьезе верил в эти сказки. В «совесть» родственников, в «потом договоримся», в «родовое поместье», которое строится на крови и поте его собственной жены.
— Ой, Сергей, чует моё сердце, всё не так будет! — я покачала головой. — Останемся мы и без денег, и без дома. Родственники в таких вопросах быстро память теряют, кто и что строил.
— Да так всё будет, Полина, как надо! — он подошел и попытался обнять меня за плечи. — Ты, главное, не паникуй!
На этом мы и разошлись по разным углам нашей тесной реальности. Я тогда решила: больше ни слова не скажу. Не хватало еще, чтобы он выставил меня какой-то мегерой, которая спит и видит, как бы его с родной матерью и братом рассорить. Знаете, это такая тонкая грань — когда ты вроде и за справедливость, а выглядишь как человек, который рушит святые семейные узы.
Поэтому я замолчала. Сжала зубы и потащила нашу семейную телегу дальше. Сергей продолжал жить в своем «параллельном мире», где из кирпичей и цемента вырастало его родовое гнездышко. Почти все его заработки уходили туда. Я видела это по его выпискам в приложении банка — он перестал их прятать, когда понял, что я «смирилась». Двадцать тысяч — на арматуру, тридцать — на какие-то блоки, еще сорок — «мужикам за работу». А я в это время выискивала в супермаркетах желтые ценники на гречку и стиральный порошок, считала, хватит ли мне до конца месяца на проездной, и надеялась, что когда-нибудь, в каком-то светлом будущем, мне за это «терпение» воздастся. Думала: ну, построит он этот дом, успокоится, и заживем мы, наконец, как нормальные люди.
Но жизнь — она ведь лучший сценарист.
Однажды вечером я суетилась на кухне. Дверь в квартиру распахнулась так сильно, что ручка ударилась о стену. Я вздрогнула.
Сергей ввалился в квартиру, не разуваясь. Он был чернее тучи от злости.
— Серёж? Что случилось? — я вытерла руки о фартук и шагнула к нему.
Он не ответил. Сбросил ботинки в разные стороны, прошел на кухню и тяжело рухнул на табуретку, даже не сняв куртку. Он сидел, уставившись в одну точку на кухонном столе, и молчал. Я налила ему стакан воды, поставила рядом. Видела: в человеке всё кипит, бурлит, и, если сейчас не дать этому выход, его просто разорвет на куски.
— Сергей, не молчи. Ты меня пугаешь. Что с тобой?
Он сначала только отмахнулся, мол, оставь меня. Но потом, видимо, понял, что держать это в себе больше не может. Кому еще выговориться, кроме как «тягловой лошадке», которая всегда поймет и не осудит?
— Короче... — начал он. — Был я сегодня у матери. Она нас всех собрала. Меня, Пашку, Зинку... Сказала, что новость важная есть.
Он взял стакан, жадно выпил воду и с грохотом поставил его обратно.
— Ну? Какая новость? — я присела на край соседнего стула.
— Кто-то из соседок её надоумил, понимаешь? Сказали ей, что в её возрасте надо о будущем думать, чтобы потом дети не перегрызлись. В общем, решила она завещание составить. Чтобы, как она выразилась, «всё по-людски было».
Сергей горько усмехнулся и посмотрел на меня.
— И знаешь, что она сказала? — он подался вперед, понизив голос. — «Дети мои, — говорит, — я вас всех одинаково люблю. Поэтому и дом, который мы тут строим, я на всех троих поровну поделю. Каждому по доле. И участок, и дом».
Я замерла. В голове так и пронеслось: «Ну что, дождался? Получил свое родовое поместье?». Но я молчала. Просто смотрела на него, ожидая продолжения. Вспомнит он наш разговор или сделает вид, что ничего не было?
— Надо же... — выдохнула я. — На троих, значит? А ты что?
— А что я?! — Сергей вдруг вскочил с места и начал мерить шагами кухню. — Я как подпрыгнул! Мама, говорю, ты чего?! Какой «на троих»? Ты же знаешь, кто этот дом строит! Ты же знаешь, чьи деньги туда вложены! Пашка за всё время ни одного гвоздя не купил, Зинка вообще...
— А они что?
— А они... Они так на меня посмотрели, Поля... Как на дурака какого-то. Зинка губы поджала, а Пашка выдал, не моргнув глазом: «Серёга, а тебя кто-то заставлял? Это же была твоя личная инициатива. Хотел отцу угодить, память его почтить — вот и строил. Тебя никто за шиворот не тянул и денег не просил. Мы думали, ты это от чистого сердца делаешь, для мамы... А ты, оказывается, уже и доли считаешь?». Представляешь?! Мой родной брат мне …
— Представляю, Серёж. Очень даже представляю, — сказала я тихо.
Так и подмывало сказать ему наше коронное женское: «А я говорила!». Слова так и просились на язык, но я промолчала.
В этот момент в Сергее что-то сломалось. Весь его боевой задор, вся его гордость «строителя родового гнезда» — всё это вытекло из него, оставив лишь пустоту и обиду.
— И мать... — добавил он совсем тихо. — Мать сидит, плачет. Говорит: «Серёженька, не ругайтесь, вы же братья, вы же кровные... Неужели из-за кирпичей этих ссориться будете? Я хочу, чтобы у каждого был свой уголок в родительском доме». Она даже не понимает, что этот «уголок» я у своих детей забрал, чтобы его построить.
В кухне воцарилась тишина. Сергей сидел, уронив голову на руки. Он сам должен был прийти к этому осознанию. Через боль, через предательство близких, через эту несправедливость. И он пришел.
Я обняла его.
— Пойдём ужинать, — сказала я. — Курица готова. А завтра... завтра… будем жить, как жили. Забудь о доме, пусть сами достраивают.