В мае я обратил внимание на один сиреневый куст. Он был прекрасен. Сирень цвела пышно и смело, в этом сиреневом кусте была ослепительная дерзость. Он любовался миром и собой в сияющем, блистающем майском мире, цвёл роскошными, душистыми гроздьями. Я чувствовал аромат уже шагов за двадцать. Часто останавливался около этого куста и смотрел на него. Он был такой свежий, упругий, абсолютно счастливый. Платоновская идея сиреневого куста. Да я и самого Платона видел. Он сидел под кустом и подмигивал мне. Потом и я осмелел и принялся подмигивать ему. Так я стоял, он сидел и мы перемигивались. Это было восхитительное переживание. В начале апреля умер мой папа и поддержка этого сиреневого куста была так важна для меня. Благодарю тебя, мой пропавший сиреневый куст. Сегодня я проходил около того места и сфотографировал то, что от тебя осталось.
Ты вырастешь ещё, я надеюсь на это, моя надежда велика, моя вера настойчива. Но всё же я боюсь, что ты останешься идеей. Как бы мне не расплакаться по весне при встрече с тобой. Может быть, это неизбежно.
Я подумал, что такой куст у дома — благословение дома и тех, кто в нём живёт. Но человек иногда отказывается от благословения потому, что хочет приручить своё счастье. О, какая же это ошибка. Счастье в малом, в малейшем, в мельчайшем, а ты упорно всматриваешься в него и вот уже это малое счастье стремительно заполняет горизонт, вливается в зрачки смотрящего. Так и случается! Всё начинается с сиреневого куста, прихотливого облачка, любимых глаз.
Мне грустно сегодня.
Сегодня мне кажется, что многие люди — запчасти собственной жизни. Что-то откладывают на потом, на завтра, послезавтра, превращают свои надежды в загустевшее варенье, которое никогда не будет съедено. Срок годности надежды ведь тоже выходит.
Вот вспомнил стихотворение Арсения Тарковского.
"В магазине меня обсчитали:
Мой целковый кассирше нужней.
Но каких несравненных печалей
Не дарили мне в жизни моей..."
И далее идёт короткий перечень "несравненных печалей", которые всё-таки дарили, видимо, от усталости чувств или просто избытка собственных печалей.
Небольшое пока время я работаю в областном центре психолого-медико-социального сопровождения. Я провожу коррекционные уроки с детьми с трудностями обучения, работаю с группами и индивидуально. Чем дальше в зимний лес, тем крепче должны быть сани. Мои сани — убеждённость в том, что всё начинается с безоценочного принятия другого человека. Особенно — ребёнка, подростка, потому что если у ребёнка нет опыта, что родители его безоценочно принимают, уважают, любят, то мы близки к большой печали, в которую может превратиться жизнь этого ребёнка. И чтобы шанс этого печального превращения стал меньше, я и провожу эти уроки, эти встречи.
Да, легко увидеть в прекрасном, милом, искреннем, юном человеке цветущий сиреневый куст. А если торчат коротко опиленные ветки, тёмные, мрачные, недоверчивые, готовые оцарапать и обвинить тебя, мол, сам виноват, набрался дурацкой, горделивой смелости и подошёл слишком близко? Что ж, всегда остаётся идея розового куста. И надежда остаётся. И вера близка. А о любви и говорить неловко, что мы без неё? Но в том и дело, что её постоянно нужно высекать, как искру от удара кремня о кресало. А ведь нужен ещё трут. Ну вот такая метафора: кремень — это терпение. И кресало — терпение. Просто бездна терпения, как её заполнить? А трут — принятие, доверие, искренность, а может и в третий раз — терпение.