Утро 31 декабря началось не с запаха мандаринов и предвкушения чуда, а с мелодии.
Я бывшая отличница, примерная невестка и человек, который всегда говорит «да» в ущерб себе, проснулась с чувством тревоги. Часы показывали 10:00.
В голове моментально развернулся список дел:
Встать.
Сделать макияж (надо выглядеть свежо, чтобы Нина Васильевна не сказала: «Ой, как ты постарела, Оленька»).
Простоять в пробках полтора часа до дома родителей мужа.
Влететь на кухню свекрови и тут же получить фартук и нож.
Резать, тереть, шинковать, слушать лекции о том, что я неправильно держу лук, и улыбаться. Улыбаться до спазма скул.
Звонок и гусь
Телефон на тумбочке вибрировал, подпрыгивая от нетерпения. На экране светилось фото Нины Васильевны в шапке-ушанке.
Я нажала «Ответить».
— Оля! — голос свекрови был громче сирены. — Ты где?! Почему трубку не берёшь? Уже десять утра! А у нас гусь ещё в маринаде не лежал! Картошка на шубу не чищена! Дядя Витя приедет через два часа, а на столе конь не валялся! Ждём вас через сорок минут!
— Здравствуйте, Нина Васильевна, — просипела я. — Мы собираемся…
— Собираются они! — перебила она. — Оля, давай живее! И не забудь ту скатерть, которую я вам дарила, она нарядная. И майонеза купи по дороге, ведерко, а то у нас мало!
Гудки.
Я отложила телефон.
В комнату ворвался Антон, он уже натягивал парадный свитер с оленем, который кололся и делал его похожим на помощника Деда Мороза с похмелья.
— Оль, давай быстрее! — он метался по комнате в поисках второго носка. — Мама уже на взводе, звонила мне два раза. Говорит, если мы опоздаем, она гуся пересушит, и это будет на нашей совести! Вставай!
Я села на кровати, посмотрела на Антона. На серую декабрьскую жижу за окном. На своё отражение в зеркале шкафа-купе: бледная кожа, синяки под глазами, взгляд загнанной лани.
В этот момент я перестала быть хорошей для всех.
Хроническая непереносимость оливье
— Не хочу, — сказала я.
— Что? — Антон замер с носком в руке.
— Не хочу, я не поеду.
Антон уставился на меня так, будто я заговорила на суахили.
— В смысле «не поеду»? Оль, ты чего? Это же Новый год! Традиция! Все собираются!
— Антон, — я легла обратно и натянула одеяло до самого носа. — Я заболела. У меня вирус, называется «Синдром хронической непереносимости тазиков с оливье».
— Оля, хватит паясничать! — голос мужа стал визгливым. — Мама на нас надеятся! Она меню составляла с ноября, холодец варила двое суток! Ты не можешь просто взять и не поехать!
— Могу, у меня температура 39, ломота в костях и заразный кашель. Кхе-кхе.
Я демонстративно кашлянула.
— Ты Врёшь, — прищурился он. — Я же вижу, ты просто ленишься!
— Думай что хочешь, — я закрыла глаза. — Но я остаюсь дома, езжай один.
— Ты… ты эгоистка! — выпалил он. — В такой день, бросить семью!
— Семья — это мы с тобой, Антон. А там – это филиал хаоса с майонезом. Уходи и закрой дверь плотнее, чтобы микробы не вылетели.
Антон ещё пять минут бегал по комнате, хлопал ящиками, искал подарки, ругался под нос.
Потом хлопнула входная дверь.
Наступила тишина.
Победа над страхом
Я лежала в пустой квартире, было 10:45.
Счастье не наступило мгновенно, сначала пришёл страх.
«Боже, что я наделала?», — шептал внутренний голос (подозрительно похожий на голос моей собственной мамы). — «Это же скандал! Нина Васильевна этого не простит. Она проклянет меня до седьмого колена. Антон там один, бедный, будет отдуваться. Все будут спрашивать: «Где Оленька?», а он будет врать и краснеть. Я предательница, плохая жена, ужасная невестка».
Телефон на тумбочке ожил.
Нина Васильевна.
Я смотрела на экран, сердце колотилось где-то в горле.
Первый звонок не ответила.
Второй звонок.
Третий.
Смс от золовки: «Оля, ты где??? Мама пьет валерьянку! Картошка стынет!».
Смс от Антона: «Возьми трубку! Скажи ей сама! Я не могу врать!».
Ещё звонок.
Моя рука потянулась к кнопке «Ответить». Привычка подчиняться была сильной, я почти нажала. Представила, как извиняюсь, как быстро одеваюсь, как вызываю такси за тройной тариф… А потом я представила кухню свекрови. Запах жареного лука, въедающийся в волосы, липкую клеёнку на столе.
Дядю Витю, который уже в три часа дня начнет рассказывать пошлые анекдоты и лезть обниматься.
Крик Нины Васильевны: «Оля, ну кто так режет?! Ты что, безрукая?».
Я отвела палец.
Нажала кнопку выключения телефона.
Экран погас.
И вот теперь, когда связь с внешним миром оборвалась, меня накрыло.
Не страхом и стыдом, а свободой.
Спа-день для невестки
В 12:00 я встала не спеша.
В квартире было тихо, никто не торопил и не дышал в затылок.
Я пошла в ванную.
Достала с дальней полки соль для ванн, которую мне подарили три года назад, и которую я берегла «для особого случая».
Случай настал.
Высыпала всю банку, вода стала бирюзовой и запахла океаном.
Сделала гору пены.
Включила музыку. Не «Голубой огонек» и новогодние хиты. А джаз: медленный, тягучий саксофон.
Залезла в воду.
Закрыла глаза.
Господи, как же хорошо.
Никакой картошки, морковки и гуся. Только теплая вода и джаз.
В 14:00 вылезла, распаренная.
Нанесла на лицо тканевую маску с улиточной слизью. Я купила ее год назад и всё жалела. «Ну куда я её налеплю? Вечером, когда падаю с ног? Утром, когда бегу на работу?».
Я ходила по квартире в маске, похожая на гламурное привидение, и улыбалась.
Икра ложкой и танцы в пижаме
В 16:00 захотелось кушать.
Обычно в это время я бы уже дорезала пятый тазик салата, украдкой перехватывая куски колбасы, пока свекровь не видит.
Открыла холодильник, там стояла банка красной икры. Большая, полкило. Антон купил её «на стол к маме» и забыл.
Достала банку, взяла самую большую столовую ложку. Села за стол в кухне, открыла крышку и зачерпнула полную ложку.
Просто икра, без: хлеба, масла и тарталеток.
Это был вкус свободы: солёный, насыщенный, лопающийся на языке.
Я съела три ложки, подумала и съела четвертую.
«Прости, Антон, — подумала я без тени раскаяния. — Тебе достанется мамин холодец».
Взяла телефон (включила на секунду, чтобы сделать заказ, и тут же выключила авиарежим, игнорируя сто уведомлений о пропущенных).
Заказала пиццу. С грушей, горгонзолой и с трюфельным маслом.
Никакого майонеза и «мяса по-французски», только изысканные углеводы.
В 20:00 я зажгла гирлянду на окне, основной свет не включала.
В квартире был уютный полумрак.
Надела не платье с пайетками, которое колется и колготки, которые давят на живот. А мягкую, свою любимую пижаму с котиками
Включила телевизор, нашла фильм и ела пиццу.
В какой-то момент мне стало так хорошо, что я начала танцевать.
Прямо в пижаме с куском пиццы в руке. Кружилась по комнате и думала: «Почему я не делала этого раньше? Почему я десять лет подряд выбирала стресс, шум и чужие желания?».
Шпроты, перегар и зависть
А в это время (я знала это наверняка, как экстрасенс) в квартире свекрови творился хаус.
Телевизор орал на полной громкости. Дядя Витя уже напился и пытался петь «Ой, мороз, мороз».
Дети золовки бегали вокруг стола и визжали, кидаясь мандариновыми корками.
Нина Васильевна с красным, потным лицом бегала от духовки к столу, командуя: «Кому добавки?! Ешьте, а то испортится!».
Антон сидел с несчастным видом, ковырял вилкой заветренный холодец и отвечал на двадцатый вопрос: «А что врачи говорят? А температура какая? А скорую вызывали?».
Ключ в замке повернулся в 01:30 ночи.
Дверь открылась.
На пороге Антон.
Выглядел он так, будто прошёл пешком через весь город.
Парадный свитер был сбит набок, на груди красовалось яркое бордовое пятно (свекла или вино?). Волосы взъерошены, глаза красные и уставшие.
От него пахло смесью шпрот, дешевых сладких духов (золовка любит поливаться), перегаром и безнадежностью.
Я сидела на диване.
Свежая, отдохнувшая, пахнущая дорогим кремом, на коленях книга, рядом пустой бокал.
— С Новым годом, любимый! — сказала я ласково. — Ну как погуляли?
Антон прошёл в комнату, не разуваясь, и рухнул в кресло.
Тяжело выдохнул.
— Это был ад, Оль, — прохрипел он. — Сущий ад.
— Да ты что? — я изобразила сочувствие. — А что такое?
— Мама орала весь вечер, сначала на меня, что я приехал один. Потом на дядю Витю, что он разбил соусник. Потом на Вальку (золовку), дети уронили елку.
Он закрыл лицо руками.
— Дядя Витя подрался с соседом на лестничной клетке из-за салютов. Сосед вызвал полицию, мы писали объяснительную.
— Ого, — я покачала головой. — Насыщенная программа.
— А потом… — он посмотрел на меня. — Потом мама заставила меня мыть посуду. Сказала: «Раз жены нет, отрабатывай за двоих». Я мыл эти жирные противни от гуся два часа. Валька сказала, что у нее маникюр, и ушла курить.
Он замолчал, посмотрел на меня.
На мою сияющую кожу и спокойную улыбку. На пустую коробку от пиццы.
— А ты? — спросил он тихо. — Как… температура?
— Прошла, — я потянулась, как довольная кошка. — Знаешь, икра и тишина творят чудеса, лучше любого аспирина.
— Ты ела икру? — он сглотнул.
— Да, это было божественно.
Антон смотрел на меня, в этом взгляде смешались зависть, восхищение и осознание глубокой несправедливости мироздания.
Он вдруг отчетливо понял: я провела его в раю, а он побоялся сказать «нет».
— Слушай… — прохрипел он. — Оль…
— Что?
— В следующем году я тоже заболею.
Я рассмеялась, встала, подошла к нему и поцеловала в лоб.
— Только справку от мамы будешь получать сам и объяснительную ей писать.
— Договорились, — он закрыл глаза. — Я скажу, что у меня… эта… чесотка, чтобы точно не пустили.
Абонент временно недоступен
Свекровь конечно обиделась, не разговаривала со мной месяц. Всем родственникам (даже дальним, из Саратова) рассказывала, что я «бросила семью в трудную минуту» и «показала свое истинное лицо».
А я слушала эти сплетни через третьи руки и думала: «Трудная минута — это нарезка тазика оливье? Вы серьезно, люди?».
С тех пор у меня появилась новая традиция.
31 декабря я официально болею, профилактически.
Отключаю телефон, покупаю икру, соль для ванн и провожу этот день с самым важным человеком в моей жизни.
Антон в этом году заболел вместе со мной. Мы заказали суши, смотрели фильм и легли спать в час ночи, абсолютно счастливые.
Нина Васильевна, конечно, звонила. Но телефоны у нас обоих были выключены.
Ну а теперь ваша очередь, девочки. Признавайтесь: кого из вас тоже пытались приковать к плите ради идеального стола и одобрения свекрови? Кто резал салаты до мозолей и спазма в пальцах, пока родня мужа давала ценные указания с дивана? Делитесь в комментариях своими историями: как вам удавалось увильнуть от этой «кухонной вахты» или, наоборот, расскажите, как вы честно отстояли смену у духовки, спасая холодец.
Пишите, не стесняйтесь! И помните: медаль «Заслуженная Золушка года» обычно шоколадная и быстро тает, а вот красную икру ложкой в тишине никто не отнимет. Лучше быть счастливой эгоисткой, чем уставшей святой. Жду ваших исповедей…
И обязательно делитесь этим рассказом с подругами, особенно с теми, кто прямо сейчас со вздохом достает терку для шубы. Пусть знают, что выход есть, а мир не рухнет без десятого тазика салата!