Сообщение пришло второго января, когда Алёна ещё доедала прошлогодний оливье. Три строчки текста, от которых она забыла, как дышать: «Серьги вышли 82 500. Делим пополам — с вас 41 250. Скинь на карту».
Это был счёт за подарок, который она не выбирала, не покупала и о котором узнала за сутки до вручения.
А началось всё тридцатого декабря.
В квартире царил тот предновогодний хаос, когда уже ничего не хочется, кроме как лечь и накрыться одеялом. Алёна стояла на кухне, одной рукой домешивая салат, другой — прижимая телефон к уху. Муж, Дима, крутился рядом, делая вид, что ищет в холодильнике что-то важное, хотя на самом деле просто таскал оливки из банки.
— Ты Ире звонил? — спросила Алёна, отнимая у мужа банку. — Во сколько завтра к маме едем?
Дима замялся.
— Звонил. К шести. И это… она подарок уже купила.
Алёна замерла с ложкой в руке.
— В смысле — купила? Мы же договаривались скинуться по пять тысяч на мультистайлер. Мама сама просила.
— Ну, Ира сказала, что мультистайлер — это несерьёзно. — Дима виновато почесал затылок. — Маме шестьдесят, в этом году юбилей был. Надо что-то достойное. Короче, она взяла серьги. Золотые, с топазами.
— За сколько?
— За восемьдесят, — быстро выдохнул Дима и нырнул обратно в холодильник.
Алёна аккуратно положила ложку.
— Восемьдесят тысяч? Ты шутишь?
— Алён, она уже купила. Сказала: «Это от всех детей, маме будет приятно».
— А нас кто-то спрашивал? — Алёна почувствовала, как внутри начинает закипать глухая, тяжёлая злость. Не истеричная — от которой руки тяжелеют. — У нас ипотека, Дим. Мы резину зимнюю в рассрочку брали. Какие восемьдесят тысяч?
— Да ладно тебе. Ира сказала, потом разберёмся. Может, она сама большую часть внесла. Она же понимает, что у нас сейчас туго.
Алёна посмотрела на мужа долгим взглядом.
— «Потом разберёмся» — самая страшная фраза в твоей семье. Ты в курсе?
— Не начинай. Новый год же. Она хотела как лучше. Нашла какой-то эксклюзив, скидка бешеная, надо было брать срочно.
— Не успела позвонить, чтобы потратить сумму, равную моей месячной зарплате?
Дима махнул рукой и ушёл в комнату, включив телевизор погромче.
Алёна осталась на кухне. Салат уже не радовал. Внутри шевелилось нехорошее предчувствие — липкое и холодное. Но портить праздник не хотелось. «Ладно, — подумала она. — Может, у Иры премия годовая. Или муж расщедрился. В конце концов, она дочь, захотелось сделать широкий жест».
Тридцать первого приехали к свекрови, Анне Петровне. Квартира сияла гирляндами, пахло хвоей и запечённой уткой. Ирина с мужем и детьми уже были на месте. Золовка выглядела победительницей: новое платье, укладка, сияющие глаза. Она порхала вокруг матери, подкладывала лучшие куски и то и дело загадочно улыбалась.
— Ну что, подарки! — хлопнула в ладоши Ирина, когда куранты пробили двенадцать.
Алёна достала свой скромный пакет — хороший плед и набор чая, «на довесок» к основному подарку, которого она ещё не видела. Ирина же торжественно вынесла из соседней комнаты маленькую бархатную коробочку.
— Мамочка, — голос золовки дрогнул. — Мы тут посовещались… с Димой, с Алёной… И решили, что ты достойна самого лучшего.
Алёна почувствовала, как Дима под столом наступил ей на ногу. Ирина открыла коробочку.
На синем бархате лежали серьги. Крупные, массивные, с английским замком и внушительными топазами. Красивые. И очень дорогие на вид.
Анна Петровна ахнула. Руки задрожали, она прижала ладони к щекам.
— Господи… Дети… Это же целое состояние…
— Носи на здоровье, мамуль. — Ирина обняла мать и через её плечо бросила быстрый взгляд на брата с невесткой. Взгляд был странный — цепкий, проверяющий. — Это от нас всех. Мы же семья.
Свекровь заплакала. Настоящими слезами счастья. Целовала Ирину, обнимала неуклюжего Диму, прижала к себе Алёну.
— Спасибо, родные мои. Я таких украшений никогда не носила. Отец, покойный, всё обещал, да так и не собрался…
Алёна улыбалась. Улыбка получалась деревянной. Она видела, как сияет свекровь, и понимала: сказать сейчас «мы не участвовали» — всё равно что выстрелить в этот праздник.
Весь вечер прошёл в эйфории. Анна Петровна не снимала серьги, вертела головой, ловила отблески света в камнях. Уходя, Алёна чувствовала себя так, будто её обманули, но она не могла понять — где именно.
Второго января телефон пиликнул.
Алёна лениво потянулась за трубкой — они с Димой валялись перед телевизором, доедая салаты.
Сообщение от Ирины.
«Алёнчик, привет! С Новым годом ещё раз! Слушай, я всё подсчитала. Серьги вышли 82 000, плюс упаковка 500. Итого 82 500. Делим пополам — с вас 41 250. Скинь на карту, номер привязан к телефону».
Алёна перечитала дважды. Цифры не изменились.
— Дима! — она рявкнула так, что муж подпрыгнул на диване.
— Что случилось?
— Твоя сестра прислала счёт.
Дима взял телефон, пробежал глазами, поморщился.
— Да… сумма серьёзная.
— Серьёзная? У нас на карте тридцать тысяч до зарплаты! Какие сорок одна?
— Надо где-то найти. Неудобно же. Подарок уже подарили. Мама носит.
— Мне не звонили! — Алёна вскочила. — Меня не спрашивали! Она купила то, что хотела она! Почему я должна оплачивать её амбиции?
— Ну она же сказала «от всех». Мы стояли, кивали.
— Мы кивали, чтобы маме праздник не испортить! Это шантаж, ты понимаешь?
Алёна схватила телефон и набрала Ирину.
— Привет, Ир. Получила твоё сообщение.
— Отлично! Жду, а то я с кредитки платила, льготный период заканчивается.
— Ира, мы не договаривались на такую сумму. Обсуждали пять тысяч. Максимум десять.
Пауза. Тягучая, неприятная.
— Алён, я не поняла. Ты о деньгах будешь говорить? Речь о маме. Ей шестьдесят лет. Ты видела, как она плакала? Хочешь ей сказать, что это не от вас?
— Я не отказываюсь. Просто у нас нет такой суммы свободной. И такие покупки согласовывают заранее.
— Я увидела — я купила. Это вещь, которая останется на века. Золото только дорожает. И вообще, Алён, я не думала, что ты такая мелочная. Дима — мой брат, это его мать.
— Дима сейчас сидит и не знает, где деньги взять.
— Ну так займите! У вас же есть друзья. Или кредит возьмите. Я же взяла с кредитки. Почему я должна одна всё тянуть? Я хотела как лучше, организовала, бегала, выбирала. А вы на готовое пришли, поулыбались — и в кусты?
— Ты нас подставила, — тихо сказала Алёна.
— Я сделала маму счастливой, — жёстко парировала Ирина. — Если не скинете, я маме так и скажу: подарок от меня, а Дима с Алёной отказались платить. Пусть знает, кто её любит, а кто только салаты приходит есть.
Ирина бросила трубку.
Алёна села, глядя в чёрный экран.
— Что она сказала? — спросил Дима.
— Если не заплатим — расскажет маме. Что мы отказались.
Дима застонал и закрыл лицо руками.
— Господи… Мама расстроится. У неё давление.
— То есть мы заплатим? Отдадим последнее, влезем в долги, чтобы Ирочка выглядела хорошей дочерью за наш счёт?
— А что делать? Хочешь, чтобы мама знала про нашу грызню? Ей будет больно.
Алёна молчала. Внутри было пусто. Она понимала: выхода нет. Не платить — стать врагом. Каждый семейный праздник будет отравлен намёками. Свекровь станет смотреть с обидой.
— Переводи, — глухо сказала она. — Занимай у Витьки, бери с кредитки. Переводи.
Январь прошёл в режиме жёсткой экономии. Алёна брала дополнительные смены, Дима таксовал по вечерам. Не ходили в кино, не заказывали доставку, покупали продукты по акциям. Каждый раз, видя в магазине ценник, Алёна вспоминала те серьги. Топазы. Синий бархат.
Отношения с Ириной стали натянутыми. При встречах вежливо здоровались, улыбались натянуто, но в глазах стоял холод. Свекровь ничего не замечала. Носила серьги не снимая, хвасталась соседкам:
— Это дети подарили! Димочка и Ирочка! Так потратились!
Алёна слышала и молчала. Дима отводил глаза.
Прошёл год.
Снова декабрь. Двадцать пятого позвонила Ирина.
— Привет! Что думаете насчёт подарка маме? Я присмотрела робот-пылесос, навороченный, сам моет, сам сушит. Шестьдесят тысяч. Если пополам…
Алёна перехватила телефон у мужа.
— Привет, Ира.
— О, Алёнка! Берём? Акция до завтра.
— Нет. Не берём.
— В смысле? Маме нужен пылесос, у неё спина болит наклоняться.
— Мы уже купили подарок. — Алёна соврала, но решение созрело мгновенно.
— Какой?
— Сюрприз. Подарим от себя. А ты — от себя.
— Хотите разделить подарки? Зачем? Один большой всегда лучше двух мелочей.
— Ира, мы больше не играем в эти игры. В прошлом году нам это дорого обошлось. Теперь каждый рассчитывает на свой бюджет.
— Вы до сих пор дуетесь из-за серёжек? Мелочные какие. Ну ладно. Только не жалуйтесь потом, если ваш подарок будет выглядеть бледно на фоне моего.
— Переживём, — сказала Алёна и нажала отбой.
Дима смотрел с опаской.
— Уверена? Она опять что-нибудь выкинет. Купит пылесос и скажет: «А Дима с Алёной чашку подарили».
— Пусть говорит. Зато я буду знать, что наш подарок куплен на наши деньги. И никто мне потом счёт не выставит.
Они купили свекрови ортопедический матрас за двадцать тысяч и большую корзину с деликатесами.
Тридцать первого сцена повторилась. Свекровь сияла, ёлка мигала.
Ирина торжественно внесла огромную коробку.
— Мамочка! Робот-пылесос, последняя модель! Чтобы не уставала!
Анна Петровна всплеснула руками:
— Ой, Ирочка! Спасибо!
Ирина победно посмотрела на брата с женой.
— А это от нас, — Алёна с Димой вытащили матрас и корзину. — Для спины, мам.
Свекровь обрадовалась не меньше:
— Как кстати! Старый совсем продавился!
Всё прошло гладко. Никто не умер. Небо не упало.
Но за столом Ирина вдруг громко сказала:
— Жалко, что в этом году не объединились. Я предлагала сложиться на путёвку в санаторий, но у ребят свои планы.
Алёна замерла. Про санаторий не было ни слова.
Свекровь удивлённо посмотрела на сына:
— В санаторий?
— Ну что ты, мам, — пропела Ирина. — Здоровье надо беречь. Я хотела как лучше, но… у каждого свои приоритеты.
Дима покраснел. Алёна медленно положила вилку.
— Ира, — сказала она громко и чётко. — Ты предлагала пылесос за шестьдесят тысяч. Про санаторий разговора не было.
За столом повисла тишина. Свекровь переводила взгляд с дочери на невестку.
— Ой, девочки, какая разница! — засуетилась Анна Петровна. — Главное, что вы все здесь! И подарки замечательные! И пылесос, и матрас!
Она схватила бокал и начала торопливо говорить тост, стараясь сгладить неловкость.
Алёна смотрела на золовку. Ирина сидела с прямой спиной, с лёгкой полуулыбкой, ничуть не смущённая. Она была уверена в своей правоте.
Но, глядя на эту самоуверенную улыбку, Алёна вдруг поняла: ей всё равно. Пусть Ирина играет в свои игры. Пусть сочиняет. Алёна больше не должна. У неё нет долга, нет вины и нет страха перед следующим звонком.
Она взяла бокал и чокнулась с мужем.
— С Новым годом, Дим.
— С Новым годом, — тихо ответил он, и в его взгляде она прочитала благодарность. За то, что взяла удар на себя. За то, что отбилась.
Вечер продолжался. Свекровь смеялась, Дима подкладывал матери салат. С виду — обычная семья. Но Алёна знала: черта проведена. Невидимая, но чёткая линия, за которую она больше никого не пустит с их «благими намерениями» и счетами в январе.
Выиграла она или проиграла? Свекровь получила два подарка, но потеряла иллюзию единодушия детей. Ирина сохранила лицо, но лишилась возможности залезать в чужой карман. А Алёна сохранила свои нервы. И, пожалуй, это была самая ценная валюта в этом доме.
— Кстати, — сказала Ирина, накладывая себе торт. — У мамы день рождения в июне. Может, начнём откладывать? Я видела потрясающий садовый гарнитур…
Алёна и Дима переглянулись. И впервые за вечер — дружно, синхронно — рассмеялись.
Свекровь улыбнулась, не понимая причины веселья. А Ирина нахмурилась, поджала губы и демонстративно отвернулась к телевизору.
Садовый гарнитур, подумала Алёна. Ну-ну. Удачи.