Всё началось с благих намерений, как обычно. Мой сын Миша в семь лет был обычным ребёнком: капризным, ленивым и не желающим учиться. А я — успешным риелтором, для которого мир давно делился на лоты, проценты и выгодные сделки. Однажды, вымотанная его истерикой в магазине, я сказала: «Вот замолчишь сейчас же — куплю ту машинку». Он замолчал. Мгновенно. И я, окрылённая эффективностью метода, увидела в нём панацею.
Так родилась «Семейная мотивационная программа». Красивая табличка в Excel, распечатанная и прикреплённая магнитом к холодильнику.
- Пять в электронном дневнике — 500 рублей.
- Четыре — 100 рублей (стимул стремиться к большему).
- Вынос мусора — 200 рублей.
- Уборка комнаты «до блеска» — 700 рублей.
- Час самостоятельных занятий (подтверждённый таймером) — 300 рублей.
- «Тихий час» в гостях у бабушки — 500 рублей.
- Публичное чтение стиха на празднике — 1500 рублей (премиальная категория).
Работало безотказно. Друзья восхищались: «О, какой у тебя самостоятельный и успешный мальчик! Какая система!» Я гордилась. Я не воспитывала — я стимулировала. Я не растила личность — я монетизировала поведение.
Первые звоночки, которые я проигнорировала
В десять лет на вопрос «Помочь бабушке донести сумки?» он спросил: «А сколько она заплатит?». Я засмеялась: «Молодец, деловой хваткой пошёл в мать!».
В двенадцать он отказался ехать на семейный пикник, потому что «не заложено в бюджет времени, а час общения с вами я могу конвертировать в 300 рублей за занятия». Я пожала плечами: «Рационально».
В четырнадцать он выиграл городскую олимпиаду по математике. Директор вручал грамоту, говорил о гордости школы. Вечером Миша положил грамоту мне на стол и спросил: «Премиальный коэффициент за это каков? В прейскуранте про олимпиады ничего нет». В его глазах не было огня победителя. Был холодный расчёт бухгалтера, оценивающего неучтённый актив.
Крах или точка безубыточности
Ему было шестнадцать, когда умер его дед, мой отец. Для меня это было сокрушительным горем. На поминках, когда все родственники собирались за столом, чтобы вспомнить отца, Миша подошёл ко мне.
— Мам, можно мои деньги за «неделю траура» и «поддержание адекватного поведения на похоронах»? Я посчитал, выходит 8500. Плюс премия за то, что не испортил фотоальбом, когда его листал.
Он сказал это не со злостью. Даже не с цинизмом. С деловой отстранённостью. Как будто закрывал квартальный отчёт. В этот момент я увидела в его глах своё отражение: не мать, а контрагента. Клиента. Сторону в сделке под названием «его детство».
Всё рухнуло. Вся моя «эффективная система» оказалась карточным домиком, из-под которого я наконец выдернула единственную карту — иллюзию, что покупаю не поведение, а его любовь, уважение, человечность.
Я не дала ему денег. Я сказала, голосом, который казался мне чужим:
— Нет. За это не платят. За это просто… живут. Чувствуют. Или не чувствуют. Похоже, я не научила тебя последнему.
Он пожал плечами, развернулся и ушёл. Не в истерике. Просто сделка сорвалась, и дальнейшее общение потеряло смысл.
Расплата и попытка демонтажа системы
Сейчас ему двадцать. Он учится на финансиста, живёт отдельно. Мы общаемся. Он вежлив, корректен. Спрашивает о моих делах, как хороший консультант. Помогает с инвестициями. Иногда переводит деньги мне — «чтобы ты ни в чём не нуждалась». Это самая страшная месть: он перенял мой язык и говорит на нём безупречно. Он стал идеальным продуктом моей системы: умным, расчётливым, холодным.
Он не чудовище. Он — мое зеркало. Я пыталась купить его хорошие качества, а в итоге продала его душу по частям, сама того не желая. Я заменил внутреннюю мораль — внешним тарифом. Совесть — калькулятором. Сочувствие — статьёй расходов.
Сейчас я пытаюсь вести с ним «невыгодные» разговоры. О книгах, которые не помогут в карьере. О чувствах, которые не конвертируются в деньги. Он снисходительно меня слушает, как гуру слушает дилетанта. Иногда в его глазах проскальзывает что-то вроде жалости. Ко мне. К моей внезапной «непрактичности».
Я виню не его. Я виню ту женщину у холодильника, которая думала, что любовь, ответственность и доброту можно поставить на поток, оплачивая сделочными суммами. Я вырастила не сына. Я вырастила идеального партнёра по сделке, где самой ценной валютой — простым человеческим теплом — мы оба стали банкротами.
А как вы думаете, можно ли исправить такие отношения, или «договор» на воспитание, однажды подписанный, расторгнуть уже невозможно?
Читайте также: