Мне её рассказал дежурный по переезду. Мы разговорились случайно — я тогда застрял на станции из-за снегопада, а он пригласил погреться в будку. Там маленькая печка, старый стол, чайник, который всегда кипит, и часы, которые тикают слишком громко.
— В Новый год железка живая становится, — сказал он тогда. — С ней аккуратно надо.
Было это лет десять назад.
Он дежурил на переезде за городом. Место глухое: лес, два фонаря, шлагбаум и будка. В обычные дни там скука смертная, а в праздники — особенно. Все спешат, все нервные.
31 декабря, ближе к полуночи. Снег валил стеной. Машин почти не было. Рация работала через раз.
Он сидел, пил чай, слушал, как где-то далеко гудят поезда, и думал, что в этот раз точно проспит бой курантов.
И тут — стук в дверь.
Не громкий, не требовательный. Просто так, будто человек не хочет мешать.
На пороге стоял мужчина лет пятидесяти. В железнодорожной куртке старого образца — таких уже лет двадцать не выдают. Без шапки. Лицо усталое, но спокойное.
— Извините, — сказал он. — Можно погреться? До поезда ещё есть время.
Дежурный впустил. У нас, говорит, так не принято, но в такую ночь… да и человек вроде свой.
Мужчина сел, протянул руки к печке. От него пахло морозом и мазутом — знакомый, родной запах для всех, кто хоть раз работал на железке.
— Давно здесь? — спросил дежурный.
— Всю жизнь, — ответил тот. — Только теперь редко захожу.
Они молчали. Часы тикали. Где-то далеко прошёл поезд — не по графику.
— Странно, — сказал дежурный. — У меня сейчас никого не должно быть.
Мужчина улыбнулся.
— В эту ночь графики часто сбиваются.
За окном вдруг загорелся зелёный, хотя дежурный точно помнил — должен быть красный.
Шлагбаум медленно поднялся сам.
— Ты только не пугайся, — сказал гость. — Это ненадолго.
И вдруг дежурный понял: этого поезда он не слышит. Ни гула, ни вибрации. Но рельсы тихо звенят, как будто по ним кто-то идёт — не железо, а что-то другое.
— Кто вы? — тихо спросил он.
Мужчина встал, поправил куртку.
— Я тут раньше работал. Очень давно. Не успел тогда домой. Под Новый год.
Он вышел.
На переезде на секунду стало тепло — будто не зима.
И сразу после — обычный шум, свет фар, рация ожила, заорала диспетчерская.
Всё встало на место.
Через минуту бой курантов пробился из радио в будке.
Дежурный сел, руки дрожали.
Утром он рассказал всё начальству. Те только плечами пожали.
Но старый машинист, услышав, перекрестился и сказал:
— Значит, отпустили.
С тех пор на этом переезде каждый Новый год оставляют кружку горячего чая на подоконнике.
И ни разу — ни одной аварии.
— Железка, — сказал мне дежурный, — она память держит.
А в Новый год иногда возвращает тех, кто не успел проститься.
