Глава 29. Шёпот пустыни и крик сердца
Самарра не знала милосердия. К полудню небо над городом выцветало до белизны раскалённого железа. Птицы замертво падали на раскалённые плиты, не в силах преодолеть стену зноя.
Этот город рос с неистовой скоростью, словно Халиф Мутасим опасался, что ангел смерти заберёт его раньше, чем закроется последняя арка великого дворца Джаусак аль-Хакани.
Тысячи рабов возводили стены из обожжённой глины, и запах гари вперемешку с пылью Тигра пропитал даже самые изысканные шелка придворных дам.
Ариб замерла в тени внутреннего дворика. По мраморным желобам, инкрустированным лазуритом, струилась ледяная вода, доставленная в кожаных мехах с далёких северных гор.
Но прохлада не могла унять пожар в груди. Слова, которые бросил визирь Мухаммад ибн аль-Зайят во время утреннего дивана, про «берега Омана» и «несчастные случаи» с детьми застряли в голове зазубренной отравленной стрелой.
— Госпожа слишком сильно сжимает уд, — тихо молвила Фарида, подавая чашу с ледяным мятным отваром. — Струна может не выдержать вашего гнева.
Ариб взглянула на пальцы. Костяшки побелели, впиваясь в лакированное дерево инструмента.
— Струну можно заменить, Фарида. Жизнь, нет. Ты видела сегодня визиря?
— Видела, госпожа. Он выглядел как старый стервятник, выжидающий, когда добыча перестанет дышать. Мухаммад просил передать: Повелитель ждёт обоих в «Зале Львов» после вечернего азана. Будут обсуждать новые подати с южных провинций.
Ариб усмехнулась. Усмешка вышла острее кинжала, спрятанного под подушкой.
— Подати... Старый лис хочет выманить меня из покоев, чтобы ищейки перерыли сундуки в поисках багдадских писем. Визирь забыл: я выросла в Багдаде времён Харуна ар-Рашида, где у стен есть уши, а у ковров память.
Ступай к Масруру. Скажи ему: «Время собирать горькие финики на юге». Масрур поймёт. Этот верный слуга знает, как пахнет измена.
Визирь Мухаммад ибн аль-Зайят заперся в кабинете. Вокруг него высились горы пергаментных свитков и табличек. В шестьдесят два года каждое утро приносило ощущение зыбучего песка под ногами. Халиф Мутасим был прост и груб, как удар палицей, но совершенно непредсказуем.
А теперь эта кайна, эта «певчая птичка», ставшая фавориткой покойного Мамуна, превратилась в личного надсмотра Халифа.
— Проверяет счета... — прошипел старик, глядя на пустую золотую чашу. Та, что должна была сгнить в рабстве, теперь пересчитывает мои динары! Каждая цифра для неё, улика.
Рядом замер писец с бегающими глазами. Его перо замерло над чистым листом.
— Господин, почтовый голубь из Басры вернулся, — прошептал слуга. — Аль-Амин в Омане. С ним мальчик. Десять лет, черноволос, глаза, как у покойного Повелителя Мамуна. Они зафрахтовали быстроходное судно. Через неделю будут в Маскате.
Визирь подошёл к узкому окну. Лицо, изрезанное глубокими морщинами, в лучах заката казалось маской, вырезанной из сухого дерева.
— Неделя, слишком долго. Ариб, не просто женщина, а стихия. Почувствует неладное, сожжёт меня раньше, чем судно поднимет паруса.
Старик коснулся шрама на шее.
— Передай капитану наёмников: мальчик не нужен живым. Привезите доказательство. Прядь волос или золотой медальон, если он всё ещё висит на шее щенка.
Мухаммад чувствовал, как страх сковывает внутренности. Если Ариб найдёт доказательства его воровства при строительстве дворцов, Мутасим не просто казнит его, он бросит его в «печь для неверных».
— Думает, материнство сила, — пробормотал визирь. — Нет, Ариб, это петля. И я затяну её так нежно, что ты не успеешь даже вскрикнуть.
***
Халиф Мутасим шел по строящейся мечети. Шаги восьмого Аббасида гулко отдавались под огромным куполом, который ещё не успели покрыть мозаикой. За Повелителем едва поспевали зодчие и тюркские военачальники в тяжёлых доспехах.
Халиф пребывал в ярости. Кони греков-строителей подохли, поставки мрамора задерживались, а песок забивался в складки его роскошных одежд.
— Почему я должен ждать?! — гремел Мутасим, срываясь на рык. — Я плачу золотом, а получаю жалкие отговорки! Где мой визирь?! Где Мухаммад?!
— Повелитель, визирь проверяет отчёты по вашему приказу... вместе с госпожой Ариб, — осторожно напомнил Итах, командир тюркской гвардии.
Мутасим замер. Вспомнил Ариб, её спокойный, ироничный взгляд, голос, который усмирял его гнев лучше любых указов. Эта женщина была единственным мостиком в прошлое, к величию Багдада.
— Ариб... — голос Халифа неожиданно смягчился. — Единственная душа в этом проклятом городе, кто не боится смотреть мне прямо в глаза. Итах, ты заметил, как изменился визирь? Мухаммад стал похож на побитую собаку. Старость, плохой советчик.
— Или совесть, Повелитель, — вставил Итах, чья рука всегда лежала на рукояти меча. — Говорят, госпожа Ариб нашла записи времён Бармакидов. Старые долги визиря всплывают на поверхность, как дохлая рыба в жару.
Мутасим нахмурился. Имя Бармакидов, великих визирей, уничтоженных его отцом, до сих пор вызывало трепет.
— Если крал у моего отца или брата, заплатит головой. Самарра должна стоять. Мне нужен город, который не захлебнётся в крови при первой же смуте. Багдад был мечтой. Самарра станет моим законом.
Он посмотрел на горизонт, где пыль стройки сливалась с багровым закатным небом.
— Вечером, когда Ариб будет петь, хочу видеть визиря рядом. Посмотрим, кто из них первым отведёт взгляд.
***
На юге, в порту Маската, воздух был таким густым, что его можно было пить. Пахло солью, сушёной акулой, пряной гвоздикой и опасностью.
Аль-Амин, старый воин с седой бородой, сидел на террасе дома, прилепившегося к скале.Он неустанно следил за входом в бухту.
Зейн, десятилетний мальчик с копной непослушных чёрных волос, сидел у ног старика. Мальчик сосредоточенно чистил кинжал, подарок наставника. Маленькие пальцы двигались уверенно. В каждом его жесте, в повороте головы сквозила порода, которую невозможно скрыть рабскими лохмотьями.
— Дядя Аль-Амин, почему мы не уходим выше в горы? — спросил мальчик.
— Матросы на пристани говорят, что в пещерах живут джинны, охраняющие камни.
— В горах живут разбойники, Зейн. А самые ценные камни ты носишь в своём сердце: это честь и преданность твоей матери.
Старый воин вдруг напрягся. В порту пришвартовалось судно под чёрными парусами, какие обычно используют пираты из Бахрейна. Люди, сошедшие на берег, не были похожи на купцов. Они держали ладони на поясах, где прятались кривые ножи.
— Зейн, в дом. Живо! Под пол, в тайник! — голос старика прозвучал как удар бича.
Мальчик подчинился без единого слова. Аль-Амин встал. Спина распрямилась, сбрасывая груз десятилетий. Он достал из-под плаща два метательных ножа, сбалансированных так идеально, что они казались продолжением его рук.
«Значит, визирь решился. Прислал своих крыс, забыв, что я всю жизнь охотился на львов ради Ариб».
Старик бросил в небольшой очаг горсть сухих трав. Над крышей поднялся тонкий, едва уловимый сизый дымок. Это был сигнал для «своих» — тайной сети Ариб, тех, кто помнил щедрость Бармакидов и красоту её песен.
***
Вечер в Самарре наступил внезапно, словно кто-то набросил на город тяжёлый синий ковёр. В «Зале Львов» факелы горели неровно, отбрасывая причудливые тени на стены из красного камня.
Ариб вошла последней. Платье цвета ночного неба, расшитое серебром, мягко шуршало по мозаичному полу. На её груди сиял золотой спиральный медальон — древний знак, который понимали лишь избранные. Это был её вызов. Её негласное знамя.
Визирь Мухаммад ибн аль-Зайят сидел по правую руку от Халифа. Увидев Ариб, он так сильно вцепился в подлокотник кресла, что дерево жалобно скрипнуло. Пальцы старика, покрытые старческой гречкой, мелко дрожали.
— Вы заставили нас ждать, госпожа, — проскрежетал визирь, пытаясь вернуть лицу выражение холодного превосходства.
— Искусство не терпит спешки, Мухаммад. Как и истинное правосудие, — Ариб склонилась перед Повелителем в глубоком поклоне.
Мутасим нетерпеливо махнул рукой.
— Сегодня не будет скучных речей о налогах, визирь. Я смотрел отчёт по закупкам меди для ворот новой цитадели. Ариб утверждает, что цена завышена вдвое. Она говорит, что ты покупаешь медь у своих же племянников в Басре.
Мухаммад побледнел, став похожим на человека, увидевшего собственного палача.
— Повелитель... это клевета! Завистники пытаются очернить моё имя перед вашим ликом!
— Завистники не поют так красиво, как Ариб, — отрезал Мутасим. — Она нашла амбарные книги из старого архива Багдада. Твоя подпись под каждой сделкой тридцатилетней давности. Ты воровал ещё при моём отце, пока мы воевали с византийцами.
Ариб сидела неподвижно, сложив руки на коленях. Воздух в зале наэлектризовался так, что, казалось, коснись стены и посыплются искры. Она знала: сейчас визирь нанесёт свой главный удар. Загнанная в угол крыса всегда прыгает первой.
— Я объясню каждую монету, Повелитель, — визирь вдруг выпрямился, в его тусклых глазах вспыхнул злой, торжествующий огонь.
— Но может ли госпожа Ариб объяснить кое-что другое? Например, почему верный ей Аль-Амин так часто бывает в Омане? И почему в Маскате живёт мальчик, который лицом, копия вашего покойного брата, Халифа Мамуна?
Тишина в зале стала такой глубокой, что был слышен лишь треск догорающих фитилей. Мутасим медленно повернул голову к Ариб. Его взгляд стал тяжёлым и холодным, как свинец.
— Это правда, Ариб? У тебя есть сын, о котором я ничего не знаю?
Земля уходила из-под ног. Визирь пошёл ва-банк, раскрыв самую страшную тайну перед человеком, который больше всего на свете боялся новых претендентов на престол.
— Повелитель... — голос Ариб сорвался. — Позвольте мне...
В этот момент массивные двери зала распахнулись. Вбежал гонец в разорванной одежде, покрытый пылью и запекшейся кровью. Он упал на колени, тяжело дыша.
— Повелитель! Весть из Омана! На дом в Маскате совершено кровавое нападение!
Ариб непроизвольно вскрикнула, прижимая руки к груди. Золотой медальон больно впился в кожу, словно предупреждая о беде.
— Кто напал?! Говори! — рявкнул Мутасим, вскакивая с трона.
— Наёмники... они разбиты силами Аль-Амина! Но старик ранен! Мальчик исчез в горах! На месте боя найден знак...
Гонец дрожащей рукой протянул окровавленный жетон: змея, обвивающая человеческий глаз. Знак «Батинийя», тайных убийц, которых визирь использовал для самых грязных дел.
Халиф посмотрел на жетон, потом перевёл взгляд на Мухаммада. Лицо Повелителя налилось густой багровой кровью. Страшный гнев Мутасима был известен всей империи.
— Ты... — прорычал Халиф, делая шаг к визирю. — Ты послал убийц, чтобы скрыть свои кражи?! Ты использовал проклятых сектантов за моей спиной?!
Ариб поняла: это её единственный, последний шанс спасти сына и себя. Она упала на колени у ног Мутасима.
— Повелитель! Сын, не угроза вашему трону! Он всего лишь ребёнок, которого я прятала от этого зверя! Мухаммад хотел лишить его жизни, чтобы я замолчала навсегда!
Мутасим стоял над ними, огромен и страшен в своём безмолвном гневе.
— Итах! — выкрикнул он, не оборачиваясь. — Взять визиря! В кандалы его! И в самую глубокую яму! Пусть никто не смеет подходить к нему до утра!
Тюркские гулямы рывком подняли Мухаммада. Тюрбан слетел с его головы, обнажая лысый, сморщенный череп. Больше не было великого сановника, перед Халифом дрожал жалкий старик, чья интрига рассыпалась прахом.
Когда его уволокли, Мутасим подошёл к Ариб. Он поднял её с колен. Рука его была тяжёлой, но в ней не было прежней ярости. Скорее, глубокое сомнение.
— Твой сын... Если он жив, я найду его. Но если ты лгала мне о его происхождении... если в его жилах течёт кровь, способная оспорить мою власть, ты сама знаешь, что мне придётся сделать.
Ариб смотрела в глаза Халифа. В них отражалось пламя факелов и бесконечное одиночество человека, сидящего на вершине мира.
— В нём течёт кровь любви, Мутасим. Не власти. Кровь того, кто любил меня больше жизни.
— Надеюсь для тебя, что это так... — глухо бросил Халиф и вышел из зала, оставив Ариб одну.
Она стояла, баюкая свой уд, словно это был её потерянный ребёнок. Где-то там, во тьме оманской ночи, Зейн бежал по острым камням. Сердце матери чувствовало его страх. Враг был повержен, но какой ценой?
Вдруг Ариб заметила под расшитым ковром край пергамента. Визирь выронил его, когда гвардейцы тащили его к выходу. Наклонившись, она подняла свиток.
Развернув его под светом угасающего факела, она едва не лишилась чувств. Это был не просто приказ наёмникам. Это был список имён тех, кто помогал ей все эти годы. И первым в списке стояло имя человека, которого она считала своим самым преданным союзником во дворце...
😊Спасибо вам за интерес к нашей истории.
Отдельная благодарность за ценные комментарии и поддержку — они вдохновляют двигаться дальше.