— Смотри, смотри, сейчас самое интересное будет! — Оксана, моя дочь, тыкала мне прямо в лицо своим телефоном, его экран неприятно отсвечивал в полумраке нашей гостиной. На видеозаписи, судя по всему, издалека, мой муж Анатолий сидел в каком-то уютном кафе, напротив него — женщина.
Она была красивой, это сразу бросалось в глаза. Ухоженная прическа, безупречный макияж, элегантное платье, подчеркивающее стройную фигуру. Она была, наверное, немного моложе нас с Толей, лет сорока с небольшим, свежая, легкая. Идеальная во всех отношениях. Куда мне с такой тягаться? Я, с моей вечной коляской, с ногами, которые давно забыли, что такое шаги, с лицом, на котором усталость и боль последних лет нарисовали глубокие борозды, казалась себе лишь бледной тенью.
— А сейчас они встанут, сядут в машину и поедут, знаешь куда? В гостиницу! — голос Оксаны дрожал, в нём слышались непритворная ненависть к отцу и какая-то болезненная обида.
Я сидела, молча. В кресле-коляске, которое стало моим вечным спутником, моей тюрьмой. Каждое слово Оксаны, каждый кадр этой чёртовой видеозаписи впивался в меня, словно тысячи острых иголок.
Информация была получена. Она была неприятна, отвратительна, мерзка. Я не могла её игнорировать. Но в глубине души я понимала, что это тот самый случай, когда лучше бы мне вообще ничего не говорили.
Что мне теперь делать с этой правдой?
***
Этот кошмар начался чуть более двух лет назад. Тогда, после перенесённой операции, врачи дали неутешительный прогноз. Доктор в белом халате, с усталыми глазами, мял в руках папку с моей историей болезни, пытаясь подобрать слова.
— Жить будете, Инна Викторовна. — сказал он тогда. — Но… ходить… ходить, к сожалению, нет.
С тех пор моё полуподвижное тело, лишенное прежней лёгкости и силы, легло тяжёлым грузом на плечи моих близких. На плечи Анатолия, на плечи Оксаны, на плечи старенькой мамы, которая приезжала помочь, но сама уже еле держалась на ногах. Я стала центром маленькой, но очень требовательной вселенной, где каждая моя потребность превращалась в чью-то обязанность.
Больше всего досталось моему мужу. Анатолий, мой Толя, на нём теперь была не только святая обязанность обеспечивать семью, но и вся забота обо мне. Он был моим главным санитаром, моей медсестрой, моим водителем, моим собеседником. Он молодец — пошёл к начальству, рассказал о нашей беде, перестроил все свои графики под меня. Утром он не уезжал на работу, пока не проведёт со мной все необходимые процедуры: умоет, поможет одеться, пересадит в коляску, приготовит завтрак. Потом приезжал в обеденный перерыв — не всегда, но часто, чтобы просто быть рядом, покормить, поговорить. И снова уезжал. А вечером…
Вечером начиналась наша любимая часть дня. Он вывозил меня на прогулку. И это не была одна и та же скучная прогулка по избитому маршруту вокруг дома, где каждый куст был знаком до тошноты. Нет! Он и тут проявил невероятную изобретательность. Мы садились в машину, закинув коляску в багажник. Он, кстати, специально поменял нашу старую «Ауди» на большой универсал, чтобы всё было максимально удобно, чтобы коляска помещалась легко, без лишних усилий. А потом мы ехали. То за город, в тихий лес, где пахло соснами и землей. То в разные районы города, где были живописные парки с вековыми деревьями, красочные аллеи, по которым мы часами катались, обсуждая прохожих, природу, или просто молчали, наслаждаясь моментом.
Я с нетерпением ждала каждого вечера. Эти прогулки — они были моей жизнью, моим кислородом. Они давали мне сил перед лицом моей собственной неспособности ходить, перед лицом той беспомощности, что навалилась на меня. Я даже не чувствовала себя какой-то не такой, как все, не чувствовала себя инвалидом, обузой. Рядом с ним, в его заботе, я была просто Инной, любимой женой. И за всё это я благодарила Анатолия. Каждый день, каждую минуту, в каждом своём взгляде. Он был моим героем, моим спасителем.
И вот теперь… родная дочь, моя Оксана, которая всегда так трепетно относилась к отцу, тычет мне в лицо телефоном, который дрожит от её негодования, и убеждает меня, что «это так оставлять нельзя».
Да, я не могла не заметить. Не могла не почувствовать. В последние полгода Анатолий стал периодически задерживаться после работы. Наши прогулки, те самые, любимые, перестали быть ежедневными. Он объяснял это трудностями на работе, авралами, новыми проектами, которые требовали его присутствия допоздна. Говорил, что «вот-вот всё устаканится, и мы снова будем гулять, Иннусь, как раньше». Моё сердце чуяло, что там что-то другое. Но я боялась даже думать об этом. Гнала эти мысли прочь, запихивала их глубоко-глубоко, надеялась, что это просто моя паранойя. И у меня получалось. Я убеждала себя, что не стоит искать проблем там, где их нет.
Но теперь Оксана стояла у меня над душой. Она ждала. Ждала моего плана расправы над мужем, ждала моих гневных указаний, моего решительного крика. А у меня внутри была только пустота, холод и какой-то странный, незнакомый ком.