Хочу я вам рассказать одну житейскую историю: не то, чтобы очень уж поучительную, но характерную для нашего времени. История эта касается трудовой пары, Костика да Алёны. Людей, можно сказать, правильных, деловых.
Познакомились они в тот период жизни, когда молодость уже слегка выветрилась, но расчётливость и бодрость цвели махровым цветом, лет по двадцати восьми каждому уже исполнилось. Оба, как водится, с багажом: не с чемоданным, конечно, а с детским. У него сын Мишка от первого брака остался, у неё дочка Настёнка. Дети, к слову, почти ровесники. И вот, встретившись, они сразу оценили, так сказать, взаимную выгоду положения.
Сидят, беседуют за чаем после киносеанса. Костик, человек основательный, спрашивает:
— Ну, и как, Алёнушка, живёшь? Тяжело, поди, одна с дитём?
Алёна, не промах, отвечает:
— Живём, не жируем, но и не бедствуем. А ты как, Костя?
— Да тоже, — говорит он, — не до песен. Ребёнок, алименты, аренда квартира. Гол как сокол, если честно.
— А мы, — подхватывает Алёна, — с Настей в мамином доме, за городом живем. Мамуля моя к сестре перебралась, у той дом огромный, а этот на меня дарственной отписала, сестре денег дала, но поехала к ней жить. Так что, считай, я с крышей над головой. Только вот содержать её, крышу-то, одной — тот ещё труд.
— Понимаю, — кивает Костик, и добавляет, уже глядя в будущее: — А знаешь, вдвоём-то оно как-то сподручнее: и материально, и психологически. Я вот работы не боюсь.
— Я тоже, — говорит Алёна. — У меня бухгалтерия, ты в снабжении. Комбинация, можно сказать, выигрышная.
Так они и сошлись. Не по страсти слепой, а по трезвому расчёту. Впряглись в работу, как в лямку, и потащили, будь здоров, как потащили.
И пошло-поехало. Через год уже не просто работали, а организовали Общество с Ограниченной Ответственностью, что, понимаете ли, очень символично. Не просто же так это слово — «ограниченной». Оно, может, и не вслух произносилось, но в воздухе витало.
Потом участок земли прикупили. Не ахти какой, но своё. Потом здание одно присмотрели, под офис. Потом и квартиру трёхкомнатную в ипотеку взяли, но солидную: копили имущество. Это было их главное занятие, можно сказать, хобби.
И отдыхали они с тем же деловым подходом. Раз в год — обязательно в Турцию или в Египет. Детей, конечно, брали: и Настю, и Мишку, а чтобы, не дай бог, у сестры Костика, Люды, не возникло обидных мыслей, прихватывали и её дочку, племянницу Машеньку.
- Чтоб без слёз и разборок, — говаривала Алёна. — Мы ж одна семья теперь.
Так и жили, не тужили, в основном на даче, в Алёнином доме, который от мамы остался. Дом был добротный, хоть и старый. Летом там организовывали шашлыки, зимой — баньку, со стороны глядеть — полная идиллия: трудолюбивая семья, достаток, планы на будущее. Копили, понимаете ли, имущество, думали, сообща, на долгую жизнь.
Ну, и подошёл к этой трудовой семье очередной Новый год. Готовилась Алёна, можно сказать, как к стратегической операции. Закупила провианту, составила меню. Колдовала у плиты с утра до вечера, как белка в том самом колесе, которое они с Костиком так дружно крутили.
Костик в подготовке участвовал больше морально: принёс ёлку, водрузил на крышу своего внедорожника мешок с мандаринами и исчез по «неотложным рабочим делам». Вернулся под вечер, когда всё уже блестело и пахло.
— Ну что, — спрашивает, потирая руки, — всё готово к принятию гостей?
— Как видишь, — отвечает Алёна, снимая фартук. Лицо у неё было усталое, но довольное. — И чтоб всё было чинно, особенно с подарками.
— Не волнуйся, — отмахнулся Костик, — всё по списку. Три планшета, всем детям одинаковые, как на складе, чтобы без обид.
И точно, к восьми часам начали съезжаться родные. Сестра Костика, Люда, с мужем и Машенькой. Привезла свекровь Мишку, а Алёнина Настя и так дома. Мама у Алены приехала, а сестра с мужем дома остались, своей компанией. Поднялся шум, гам, смех. Все хвалили Алёнины салаты.
— Прямо как в ресторане, Алёнушка! — кричала Люда, уже хлебнув игристого (и не один бокал).
— Трудимся, стараемся, — скромно отвечала Алёна.
И вот настал кульминационный момент — вручение подарков. Костик, как глава семейства, вынес три аккуратных коробки.
— Так, — сказал он, стараясь придать голосу торжественность. — Дорогие дети, чтобы в новом году вы не отставали от прогресса и учились только на отлично, получайте современные девайсы.
И стал вручать. Первую коробку — сыну Мишке. Тот, конечно, обрадовался. Вторую — Алёниной дочке Насте, та засмущалась, но глаза горели. Третью — племяннице Машеньке: девочка пискнула от восторга.
— Ой, Костенька, спасибо, да ты прям Дед Мороз, — завопила Люда. — Всё поровну, всё честно, молодцы.
Алёна наблюдала, одобрительно кивая: система работала, равенство было соблюдено, в воздухе витал дух справедливости.
Потом были бой курантов, взаимные тосты за здоровье и процветание. Костик пил за «сплочённость их трудового коллектива», Алёна — за «мир в семье, и чтобы все были сыты». Дети, наевшись конфет и наигравшись в новые игрушки, разбрелись по углам и уснули. Гости, уставшие и довольные, ближе к трём ночи стали собираться.
— Спасибо за хлеб-соль! — кричали из прихожей. — Вы — пример для подражания!
— Не за что, — провожала их Алёна, чувствуя приятную усталость. — Вместе веселее.
Вот и остались они одни. Тишина опустилась на дом, нарушаемая только посапыванием детей. Алёна, как образцовая хозяйка, принялась за тихую уборку: собрала посуду, протёрла столы.
- Всё прошло хорошо, — думала она, ставя тарелки в шкаф. — Никаких сцен, все довольны. Правильный праздник.
И вот, совершая последний манёвр, понесла она на веранду большую миску с остатками оливье (или холодца, автор не помнит) — выставить на холод, чтобы не пропало добро, совершала завершающий манёвр по спасению продуктов от порчи. Дело благое, хозяйственное.
В прихожей, у самой двери, остановилась: с улицы явственно доносились голоса, Костик провожал сестру до машины и, видимо, задержался. И слова доносились чётко, сквозь дверь.
Подходя к двери в прихожей, она услышала голоса. Костик провожал сестру, Люду, до её автомобиля. И, видимо, задержался. Разговор вёлся негромкий, но в хрустальной тишине морозной ночи слова долетали сквозь деревянную дверь с отчётливостью. Алёна машинально замерла, не подслушивала, нет, просто ждала, когда они разойдутся, чтобы выйти, но услышала кое-что.
Голос Люды, лишённый всякой новогодней елейности, звучал сдавленно и ядовито:
— Ну, Костян, давай, просвети меня, тёмную. Это как надо понимать? Совсем крышу снесло?
— Чего ты? — послышался голос Костика, смущённый и недовольный.
— Да как «чего», подарки. Машеньку мою, родную кровь, ты совсем обделил, на равных с чужими поставил.
— Какие чужие? — зашипел Костик. — И Мишке, и Настьке такие же планшеты! Всё честно, чтобы без обид.
— Ах, честно, — фыркнула сестра с такой силой, что, кажется, иней с крыльца посыпался. — Это чья Настька-то? Аленкина при.б.л.уда! Она тебе кто? Не родня! И получает вровень с моей дочерью и твоим сыном? Да ты очумел, братец.
Алёна стояла, прижав холодную миску к груди, пальцы побелели. Слово «пр.иб.л.уда», произнесённое с такой лёгкостью, повисло в воздухе, как ядовитый смрад.
Костик что-то промычал невнятное, но сестра не унималась, голос её стал ещё тише, ещё вкрадчивее, отчего становился лишь страшнее:
— Ты о деле думай, дубина, о настоящем! Когда эта Алёна дом-то на тебя перепишет? А? Этот дом, который у неё от мамаши? Он же, по сути, ваш общий, ты деньги сюда вкладываешь.
— Ну, как-то неудобно поднимать этот вопрос, — пробормотал Костик. — Не вовремя.
— Не вовремя будет, когда случись что! — с презрением отрезала тётя Люда. — Трах-бабах — и эта приблуда с мамашей на всё право имеют: на ваше ООО, на участки, а должно быть всё на тебе, на Мишке твоём… Ну, и Машеньке нашей, конечно, частичка какая-никакая…
продолжение следует в 9-00