— Ольга Викторовна, ваш муж был найден в квартире в специфическом состоянии. После этих слов ей стало плохо, 47 лет брака превратились в пыль...
Ольга была женщиной лёгкой на подъем, жизнерадостной, и, как она часто шутила, у нее ещё вся жизнь впереди. Два сына, обзаведшиеся семьями, трое внуков, двухкомнатная квартира и дача в шестидесяти километрах, куда они с мужем переселялись с мая по октябрь. За 47 лет семейной жизни было всякое: ругались, мирились, но спать вместе ложились. Они пережили многое: девяностые, безденежье, болезни и смерть родителей, свадьбы детей. Всё вместе, сплоченно, рука об руку. Сейчас же она могла по звуку Ваниных шагов угадать его настроение и частенько шутила, что будет бесить его и на том свете.
Утро всегда начиналось стандартно: Ваня вставал в шесть, чтобы включить чайник, потом брился, готовил завтрак. В семь будил её поцелуем: «Олюшка, вставай». Они неспешно завтракали, решая, чем займутся. Могли вместе сходить в магазин, приготовить обед или прогуляться в парке. Или весь день проявляться на диване, увлекшись сериалом.
Все началось в обычную среду. Ваня, перебирая старые фотографии в альбоме (его любимое занятие на пенсии), вдруг оживился.
— Оль, забыл рассказать, мне же Петька недавно звонил. Помнишь его, мы ещё в него на свадьбе гуляли. Вспоминай, из Верещагино.
Она напрягла память. Точно, Петька, друг детства её мужа, с которым они вместе бегали в школу. Потом их пути разошлись, но на свадьбу они ездили. Теперь же изредка созванивались.
— И что Петька? — не отрываясь от вязания, спросила она.
— Все хорошо. Да вот зовёт в гости. Мол, сто лет не виделись, надо тряхнуть стариной, вспомнить молодость. Говорит, приезжай, старые кости разомнем. У него же дом свой, сын недавно баньку отремонтировал. На пару деньков.
Ольга подняла глаза. Ваня избегал дальних поездок, у него давление и так скакало как заяц по поляне.
— Ты что, правда поедешь? Дорога-то не близкая. Пять часов на поезде.
— А чего, я же ещё ого-го, в баньке Петю уделаю, — он как-то даже загордился, выпрямив плечи. — Оля, он прав, сколько мне осталось? Не переживай, там его Таня за мной присмотрит. Посидим, вспомним молодость.
— Как хочешь,— пожала она плечами. Этот жест означал, что ехать ему не стоит.
— Я, пожалуй, съезжу, — подумав, твердо произнес муж. — В пятницу утром поеду, в воскресенье вечером обратно.
Ольга что-то хотела напомнить о его скачущем давлении, о том, что в субботу им должны подкинуть внуков, но потом мысленно махнула рукой. Что она, в самом деле? у Она же видела, как у него загорелись глаза от этой идеи, пусть съездит, развеется.
В пятницу утром она собрала ему сумку: чистые вещи, банные принадлежности, тонометр, таблетки от давления и сердца, бутерброды в дорогу. Проводила до остановки автобуса до вокзала.
— Только аккуратней там, — сказала она, поправляя ему воротник куртки. — Не пей много, про давление помни.
— Да ладно, нянька, — он потрепал её по щеке, как делал всегда. — Жди в воскресенье к ужину. Петька встретить на вокзале.
Он уехал, а Ольга вернулась в квартиру. Она переделала все домашние дела к обеду, потом села в гостиной и не знала, чем заняться. Включила телевизор, выключила. Скучно, никто не бубнит под ухом, не шутит. Муж отчитался, что все хорошо, он уже в гостях. Вечером позвонила младшему сыну Сергею, спросила про внука. Потом старшему, Андрею. Оба были удивлены: «Папа уехал? Куда? Ого, и как ты его отпустила!»
В субботу она забрала внуков, стало веселее. Только вот вечером, когда она читала сказку, зазвонил телефон. Ваня. Только вот это был не он. Незнакомый женский голос, официальный, без эмоций:
—Это Ольга Викторовна? Супруга Ивана Семёновича Круглова?
—Да, я, — сердце ёкнуло от нехорошего предчувствия.
— Вас беспокоят из приёмного отделения Центральной городской больницы. Ваш супруг госпитализирован, состояние тяжёлое. Он в реанимации.
—Что? Что случилось? — Ольга схватилась за край стола, а внуки, вытаращив глаза, замерли.
—Предварительный диагноз — обширный инфаркт миокарда. Вам необходимо приехать. И захватите его документы.
— Что случилось? Несчастный случай?
Пауза на том конце провода была красноречивой.
— Приезжайте, всё узнаете.
Ольга положила трубку, и мир поплыл у неё перед глазами. Руки дрожали так, что она едва набрала номер сына.
— Андрюша, с папой беда. Инфаркт. Он в Верещагино, в больнице. Нужно ехать. Ой, а у меня же внуки!
— Мам, успокойся, сейчас всё организуем! — в голосе сына паники не было, слава богу. — Алина сейчас их заберёт, я за Сергеем заеду. Поедем вместе, сложи все, что ему надо. Только не плачь, главное, что живой.
Дорога пролетела, казалось, за секунды. Она сидела на заднем сиденье, судорожно сжимая в руках свою сумку. Сыновья спереди обсуждали возможные причины.
— Наверное, с Петькой накатили, старые звердуны, — сказал Сергей, младший, всегда склонный к простым объяснениям. — Ну, водочки бахнули, сальце, банька… Для его давления — смертный приговор.
— Надо было маму слушать, — вздохнул Андрей. — Она его не просто так опекает.
Ольга молчала, глядя в окно на мелькающие сосны. Внутри всё сжималось в холодный, тяжёлый ком. Инфаркт. Реанимация. Слова, которые раньше были где-то там, в телевизоре, в разговорах о чужих людях.
В приёмном покое больницы пахло хлоркой и страхом. Они долго метались по пустым коридорам, пока не добрались до реанимации. На встречу с ними вышла врач, суровая дама лет пятидесяти.
— Ольга Викторовна? Пойдёмте в кабинет. Сыновья могут подождать здесь.
— Я хочу к мужу, — твёрдо сказала Ольга.
— Он в реанимации, вам туда нельзя. Сначала нужно поговорить. Вы, кстати, очень вовремя. Сейчас должна полиция подъехать.
Ничего не понимая, она посмотрела на сыновей. Те одновременно пожали плечами, мол, мама, мы ничего не знаем. В кабинете они просидели в тишине пару минут, когда открылась дверь и зашел мужчина в полицейской форме с сочувствующим выражением лица.
— Ваш супруг, — начала заведующая, — был доставлен к нам сегодня. При поступлении — клиническая смерть. Реанимационная бригада провела все необходимые мероприятия, состояние стабилизировали, но прогноз остаётся крайне серьёзным.
Ольга кивала, цепляясь за знакомые слова: «стабилизировали», «прогноз». Значит, жив. Значит, есть шанс. Полицейский, представившийся капитаном Семёновым, переглянулся с заведующей.
— Ольга Викторовна, — секунду помедлив, будто бы собираясь с духом, начал он. — Ваш муж был найден в квартире в специфическом состоянии.
— В каком? — спросила Ольга.
Капитан Семёнов потупил взгляд.
— Он был прикован наручниками к кровати. Частично обнажён. На теле имелись свежие следы воздействия. Ударов, шлепков. Видимо, в процессе встречи у него случился сердечный приступ. Девушка испугалась, вызвала «скорую», но сама скрылась. Мы её задержали позже, она в отделении, дает показания. Вы же понимаете, если ваш супруг скончается, ей светит срок.
В комнате повисла тишина. Слова долетали до неё, но не складывались в смысл.
— Нет, — сказала она вслух. — Это ошибка. Мой Ваня был у друга.
— К сожалению, нет, — тихо сказал мужчина. — Он снял квартиру на три дня, в ходе первичного допроса подозреваемая дала показания, что была приглашена вашим супругом для оказания … услуг. Через интернет, на специализированном сайте.
Ольга слушала, и картина начала складываться в голове с чудовищной, гиперреалистичной чёткостью. Не Петька, не банька и не уха. Квартира, девушка с низкой социальной ответственностью и наручники. Ее Ваня. Да она бы сама его дома бесплатно избила!
Она почувствовала, как ее начинает тошнить и схватилась за край стола. Не выдержав, выскочила из кабинета, не глядя больше ни на кого. В коридоре сыновья вскочили.
— Мам? Что? Как папа?
Она посмотрела на их лица, и не смогла произнести ни слова. Просто покачала головой и прошла мимо, к окну в конце коридора. Уперлась лбом в холодное стекло и смотрела на грязный больничный двор, пытаясь перевести дыхание.
Сыновья, конечно, всё выяснили. Когда они подошли к ней снова, лица у них были странные. Не шокированные, как у неё, а смущённые. И где-то в глубине глаз светилось невероятное, дикое веселье, которое они пытались задавить.
— Мама, ну ты представляешь? — прошептал Сергей, не выдержав. — Папка-то наш! Наручники! В шестьдесят семь лет! Вот это даёт!
— Серёг, не надо, — шикнул Андрей, но в его углах рта тоже дрожала предательская улыбка.
— Да мам, ну чего ты так? — Сергей уже не сдерживался, хрипло смеясь. —Видимо, захотелось острых ощущений! Если что, веселая смерть.
— Замолчи, — сказала Ольга так тихо, что он сразу смолк. Она обернулась к ним. Лицо её было пепельным. — Твой отец, по сути, изменил мне с простигосподи. Тебя это веселит? Что он чуть из-за этого не умер?
— Мам, ну не изменил, — попытался найти логику Андрей. — Это же услуга за деньги. Как массаж, только своеобразный. Он же тебя любит, мы все знаем.
— Любит, — повторила она, и в этом слове была такая горечь, что сыновья отступили на шаг. — Хорошая любовь. Я даже представить не могу, что у него в голове. Сорок семь лет брака, а он...
Она не смогла договорить. Комок в горле перекрыл дыхание, она реально задыхалась.
— Я поеду домой, — сказала она сыновьям, с трудом сдерживая слезы. — Вы оставайтесь, если хотите. Докладывайте. Но мне здесь нечего делать.
Она уехала одна, на поезде. Четыре часа смотрела в тёмное окно, на котором отражалось её собственное лицо — старое, измождённое, с глазами, в которых погас весь свет.
Дальше всё шло как в плохом кино. Состояние Вани стабилизировалось. Через неделю его перевели из реанимации в обычную палату. Через две выписали. Сыновья по очереди ездили к нему, потом привезли его домой. Ольга за эти три недели ни разу не съездила в больницу. Она переехала жить на дачу. Осень была тёплая, и она осталась там, одна, с собакой Даной, старой дворнягой. Гуляла часами по лесу, сидела на улице, снова гуляла.
Сыновья приезжали, уговаривали, приводили в примеры из жизни.
— Мам, ну все мужчины так! — говорил Сергей, развалившись на веранде. — У меня в офисе директор — ему шестьдесят, а он с секретаршами путается! Это возраст такое, кризис!
—Твой отец не «все мужчины», — холодно отвечала Ольга. — Он человек, с которым я прожила полвека. И я думала, что знаю его.
— Да знала ты его, — вступал Андрей. — Он же не алкоголик, не дебошир! Работал, детей вырастил, внукам помогал! Оступился один раз! Ну, в странной форме оступился, но ведь жив остался! Прости его.
— Не могу, — спокойно говорила она. — Закроем эту тему.
Она не испытывала ненависти. Ненависть — это чувство. У неё было что-то другое — глубокая, окончательная утрата уважения. Как будто того человека, которого она любила, больше не существовало. А был кто-то другой, пошлый, жалкий старик, который ради сомнительных ощущений рисковал всем: здоровьем, семьей, её доверием. И проиграл.
Мужа выписали. Сыновья позвонили, сказали, что привезут его после обеда. Ольга в этот день специально приехала в город. Чтобы забрать свои последние вещи и посмотреть ему в глаза. Она оставляла все: мебель, бытовую технику, его одежду, его книги. Квартира, опустев наполовину, стала выглядеть как лагерь беженцев.
Когда открылась дверь, она с любопытством выглянула. Ваня стоял в коридоре, бледный, похудевший, с виновато опущенной головой, и два сына по бокам, как конвоиры.
— Мама, мы папу привезли, — торжественно сказал Андрей.
Ольга посмотрела на мужа. Их взгляды встретились. В его глазах была мольба, страх, стыд. Она увидела в них того мальчика, которого когда-то полюбила. И это зрелище вызвало не жалость, а новую волну омерзения.
— Я уезжаю на дачу, — сказала она, поднимая сумку. — Навсегда. Ты остаёшься здесь. Ключи у меня свои есть. Не звони и не пиши мне. По всем вопросам обращайся к детям.
— Оля… — его голос был хриплым, слабым. — Олюшка… прости. Я дурак. Старый дурак. Я не знаю, как это вышло…
— Знаю я, как все вышло, — перебила она его. —До свидания, Иван.
Она прошла мимо них, не оборачиваясь. Спускаясь по лестнице, услышала, как Сергей сказал: «Ну пап, ты даёшь… Мать-то как обидел».
Дача стала её крепостью. Сыновьям она четко сказала, что на семейные праздники будет приезжать, только если его не будет. Все вокруг пытались устроить «примирение» раз, другой. Не выдержав, она пригрозила, что, если они не прекратят, она переедет в другой город и оборвёт все контакты. Родственники отступили.
Ваня пытался звонить сначала каждый день, потом раз в неделю, потом только по праздникам. Она не брала трубку. Он писал письма от руки, длинные, кающиеся, с воспоминаниями о их молодости, о детях. Она их сжигала, не читая.
Прошёл год. Ольга жила на даче даже зимой, ей было хорошо в одиночестве. Она читала, смотрела сериалы, общалась с соседкой. Не думала о муже совсем. Как будто вырезала из своей жизни целый кусок плоти вместе с памятью.
Его нашли только на третьи сутки. Сын, не дозвонившись, поехал к нему. Ваня лежал на кухне у стола, на котором стоял недопитый стакан чая и лежала открытая пачка его таблеток от давления. Второй инфаркт. Скорее всего, мгновенный.
Сыновья, убитые горем, организовали похороны. Ольга, подумав, приехала тоже. Стояла у гроба и смотрела на его лицо: спокойное, старческое, умиротворенное. На поминках собрались родственники, соседи. Говорили обычные в таких случаях слова. Ольга сидела во главе стола, молча, с сухими глазами. И когда тётка Ванина, восьмидесятилетняя Мария Семёновна, вздохнув, сказала: «Вот ведь, как несправедливо, хороший человек, жить бы да жить», не выдержала.
Она подняла голову, и её голос, тихий, но отчётливый, прорезал гул голосов:
— Все прекрасно знают, что в этом виноват только он сам. Если бы он не поступил как последняя собака, подыхающая в подворотне от своей похоти, он бы сейчас сидел здесь, пил чай и нянчил правнуков. А так он получил то, что заслужил. Одинокая, позорная смерть. И я его не простила. И не прощу.
В комнате повисла шокированная тишина. Сыновья побледнели, кто-то смущённо закашлял.
— Мама! — шикнул Андрей. — Да забудь ты, отца уже нет.
— А я что, неправду сказала? — она обвела взглядом всех собравшихся. — Все ведь знают, почему он остался здесь один. Для меня он умер ровно год назад. Считайте, сейчас я просто похоронила тело.
Ольга встала, отодвинула стул и пошла к выходу. Никто не пытался её остановить. Она просто знала: некоторые раны не заживают. Даже если человека уже нет.
Не забываем про подписку, которая нужна, чтобы не пропустить новые истории! Спасибо за ваши комментарии, лайки и репосты 💖
Еще интересные истории: