Иногда кажется, что сцена давно опустела, а аплодисменты сменились свистом. В последнее время это ощущение особенно остро — слишком уж часто в фокусе оказываются не новые песни и роли, а коллективная охота на тех, кого еще вчера называли легендами. Алла Пугачева и Лариса Долина — две фигуры «старой школы», две биографии, в которых было все: признание, успех, любовь публики. И вдруг — волна жесткого негатива. Массовая, вязкая, без полутонов.
Поводы разные. Пугачевой до сих пор не могут простить отъезд из России. Долину — критикуют из-за громкого дела со столичной квартирой. Но интонация одна и та же: словно общество решило, что можно не сдерживаться. Что дозволено больше, чем просто критика.
И именно на этом фоне прозвучали слова Филиппа Киркорова — человека, который слишком хорошо знает, что такое травля и «отмена».
«Это недопустимо»
Киркоров не из тех, кто теоретизирует. Он говорит от себя и про себя — через опыт. Жесткий, болезненный, публичный. Поэтому его реакция на происходящее с Ларисой Долиной звучит не как формальная поддержка коллеги, а как внутренний протест против самой логики происходящего.
Он перечисляет факты — не для пафоса, а словно напоминая: перед нами не абстрактный «персонаж скандала», а конкретный человек.
Гениальная певица. Великая. Та, которой восхищались и перед которой преклонялись. Женщина, недавно отпраздновавшая грандиозный юбилей. Лауреат ордена «За заслуги перед Отечеством». Преподаватель, работающий со студентами. Музыкант, который продолжает гастролировать.
Да, произошла «нестандартная ситуация». Киркоров не отрицает этого. Но дальше он делает важную паузу — и говорит о другом. О том, что Долина — одинокая женщина. Мама. Бабушка. И просто женщина. В конце концов.
«Такие проклятия, которые посылают, такая травля, которую ей устроили, — это недопустимо», — говорит он. Особенно, когда в эту историю включаются коллеги и начинают топтаться на имени. Тут, по его словам, все просто: зависть.
Кто громче всех кричит
Отдельный пласт — реакция тех, кто вдруг снова оказался в цитатах. Киркоров прямо называет имя Вики Цыгановой и вспоминает, как стремительно вокруг истории с Долиной активизировались люди, о которых давно не говорили.
Формулировки у него резкие, без дипломатии. Он рассуждает о «нуле творческом», к которому прибавляют «единицу» — имя Долиной или Киркорова. И в этот момент, по его словам, человек превращается в «десятку»: о нем вспоминают, его цитируют, его зовут в комментарии.
Механизм знакомый. Большой инцидент, ажиотаж вокруг громкого имени — и обязательно находятся те, кто спешит «вставить свои пять копеек». Не ради истины. Ради внимания.
Поддержка без утешений
При этом сам Киркоров признается: он даже не разговаривал с Ларисой Долиной по поводу ее дела. Не потому, что безразличен — наоборот. Просто он не верит в утешения.
«Когда у меня в жизни случалось, мне не нужны были эти поддержки», — говорит он. Любые слова сочувствия только усиливали переживания. Поэтому он честно признается: не знает, что сказать. И не хочет говорить лишнего.
Он уверен в другом: Долина — сильная. И это пройдет. «Все все свое получат, все разрулится», — отмечает артист. Но при этом добавляет ключевую фразу: она не тот человек, который заслужил столько обидных и злых комментариев.
Пугачева — отдельная тема
Разговор о травле неизбежно приводит к имени Аллы Пугачевой. И здесь Киркоров еще категоричнее. Он подчеркивает: не имеет права говорить о ней плохо. Слишком многое их связывает. Личная жизнь. Общий путь. Время, которое они дали друг другу.
Все разговоры о том, что Пугачева кому-то «перекрывала кислород», он называет ложью и клеветой. И приводит конкретные примеры — не абстрактные слова.
«Рождественские встречи», придуманные не ради статуса, а ради молодых артистов. Конец 80-х — 88-й или 89-й год. Десять больших концертов, в которых участвовали только неизвестные исполнители. Время, когда молодых запрещали, а она — выводила на сцену.
В тот же период произошло землетрясение в Армении. И все средства от концертов Пугачева передала туда — на помощь пострадавшим. Без громких отчетов. Просто сделала.
Киркоров подчеркивает: она давала возможность всем. У кого-то получалось, у кого-то нет. Но чтобы запрещала — такого не было. И говорит еще одну фразу, которая сегодня звучит почти как диагноз: «Обычно не певцы говорят на эту тему, а певицы. Певицы, у которых не сложилась карьера. Модно стало обвинять Пугачеву».
Когда обвинять проще, чем помнить
В этих словах нет попытки оправдаться или поставить точку. Скорее — желание напомнить, как быстро общественная память подменяется удобным гневом. Как легко забываются конкретные поступки, если есть возможность громко осудить.
Сегодня многие известные персоны поддерживают Ларису Долину. Но немало и тех, кто выступает против. И в этом шуме почти не слышно главного вопроса: где проходит граница между обсуждением и травлей?
Музыка, сцена, биографии — все это оказывается вторичным, когда на первый план выходит желание судить. Строго. Без оглядки. Чужую жизнь, чужие ошибки, чужие решения.
И, пожалуй, самый неудобный вопрос здесь не к артистам.
А мы сами — в какой момент решили, что публичная ненависть может быть формой нормы, и готовы ли мы завтра оказаться по другую сторону?