От взрывов и пуль они прятали головы. Но война всегда находила их лица. Никогда ещё мир не видел столько обезображенных ликов. Их называли «сломанными челюстями». Их звали «оловянными носами».
Это повествование не только о боли, но и о великом сострадании, о немыслимом упрямстве, где дух цепляется за жизнь. Траншеи Первой мировой, как писали газеты, были дьявольски приспособлены для уничтожения человеческого облика.
«Им казалось, что можно пересидеть пули в полный рост — превозмочь смерть непостижимой дерзостью. И не находилось никого, кто удержал бы их», — рассказывал хирург Фред Альби. Итог был страшен: тело оставалось жить, а лицо исчезало.
Их страдание не считали геройским. Раненое лицо не равнялось раненому телу.
Как же они находили в себе силы смотреть в зеркало? И как среди этого отчаяния рождались гении, решившие вернуть им утраченные лица?
Война меняет лица
Они были обычными молодыми людьми. Не солдатами по призванию. Их жизнь до войны была простой. В окопах они писали письма домой. Просили не только хлеб и табак. Они просили крем для бритья, книги, приключения Жюля Верна.
Они лежали в отдельных палатах и врачи прятали от них зеркала. Медицинские сестры получали строгие указания, смотреть прямо на пациента и не отводить взгляд. Раненый следит за каждой реакцией.
Некоторые все же находили зеркало. Они смотрели и падали без чувств. Это было существованием в чистом аду. Человек ощущал себя призраком среди живых. Он видел, как взгляд матери цепенел от ужаса, как родные люди не могли смотреть на него прямо. Его переставали узнавать.
Им предстояло заново учиться жить — в постоянной боли, с горьким осознанием несправедливости. В их душах тлела тихая ярость против всего: против судьбы, против войны. Они пытались стереть прошлое. Возвращение домой казалось невозможным. Как вернуться без лица?
Синие скамейки
На окраине Лондона стояла больница для таких солдат. Рядом был парк. Часть скамеек там покрасили синим цветом. Это оповещение для горожан или скорее предупреждение. Здесь можно было встретить человека, на которого тяжело смотреть.
Они жили в госпиталях годами. Как жить дальше? Как найти свое место?
Мир казался им чужим. Они чувствовали обреченность, но все же верили во врачей. Однако медицина отставала. Пластическая хирургия только начинала свой путь и врачи не знали, как восстановить утраченное. На лице не было то носа, то части челюсти, то глаза. Увечья были ужасающими.
В тот момент на сцену вышло искусство. За дело взялись не врачи, а скульпторша Анна Лэдд. Она не была медиком, но решила преподнести этим воинам шанс. Шанс вновь почувствовать себя полноценным человеком. Она стала лепить для них новые лица.
Спаситель душ
Анна появилась на свет в Пенсильвании. Ее путь к искусству лежал через европейские школы скульптуры. Судьба привела ее в Бостон, где она стала супругой известного врача. Современные ей издания писали об Анне как о человеке, сочетавшем изысканность светской дамы с теплотой домашнего очага.
На старых кинопленках видна другая Анна: деловитая и добрая. В ее взгляде нет страха и отвращения. Только решимость и участие.
Она была успешным скульптором. Ее талант и профессионализм ценили. Почему же она все бросила? Что заставило ее взяться за помощь раненым?
Как-то в её студию вошёл солдат. Полученное 2,5 года назад ранение и пятьдесят перенесённых операций оставили ему лишь единственный глаз — всё, что уцелело от собственного лица. С того дня он так и не вернулся домой, не мог позволить матери увидеть его.
Именно этот человек стал ответом на вопрос. Именно для таких, как он, Анна решила действовать.
Лица в руках художника
Мейнард Лэдд, супруг Анны, врач Американского Красного Креста, был человеком огромной внутренней силы и доброты. Он не произнес ни слова отговора. В то время как многие твердили, что это не дело для женщины, пугали и выражали жалость, Лэдд молча поддержал ее. Этот человек, умевший находить пути там, где другие видели лишь тупик, разделял веру Анны в то, что они действительно способны облегчить участь раненых.
Ещё одним ключевым человеком для Анны стал британский скульптор Фрэнсис Дервент Вуд. Его пример и идеи оказали на её путь решающее влияние. Он основал так называемый «Магазин оловянных носов». «Моя работа начинается там, где заканчивается труд хирурга», — говорил он. В начале войны Вуду было уже 44 года, и на фронт его не взяли. Тогда он стал добровольцем в армейском госпитале Лондона.
Идея создания масок для изувеченных солдат витала в воздухе, и Вуд ухватился за нее. Поняв, что талант художника способен стать инструментом исцеления, он полностью отдался созданию масок для тех, чьи увечья признали непоправимыми. Вуд писал, что его труд, подобно работе хирурга, помогал человеку вновь обрести утраченное достоинство. Человек снова мог смотреть в глаза родным, не сея в них ужас.
Новые маски из тонкого металла, легкие и удобные, создавались по довоенным фотографиям. Весть об этом настолько потрясла Анну, что она без колебаний оставила все прежние проекты. Заручившись поддержкой супруга и Красного Креста, она открыла «Студию портретных масок», посвятив этому начинанию всего себя.
Пластическая хирургия. Начало
Наступил 1917 год. В военном Париже Анна открыла для себя целительную силу душевной поддержки. Она видела, как поток раненых солдат был слишком велик, чтобы уставшие врачи могли заботиться не только о телах, но и о душах своих пациентов.
Анна и ее четверо помощников решили создать особое пространство. Они наполнили его светом и покоем. В просторной солнечной студии в Латинском квартале стояли цветы на окнах, а стены украшали флаги. Уютный дворик, увитый зеленью, манил отдохнуть. Здесь, среди гипсовых слепков для будущих масок, царила атмосфера веры.
Солдаты, прибывавшие с кровавых полей и из грязных траншей, вдруг оказывались в этом удивительном месте. Здесь не было места отчаянию. Здесь жила надежда.
И когда лечение у врачей завершалось, к работе приступала Анна.
Рождение лица из меди
Создание каждой маски было долгим и кропотливым таинством. Все начиналось с довоенных снимков, внимательного изучения черт лица. Затем приходил черед гипсового слепка, процедуры тяжелой и удушающей, оставлявшей на лице точный, жестокий отпечаток травмы.
По уцелевшей части лица и фотографиям художники восстанавливали утраченное, стремясь к полному сходству. Пациент утверждал этот гипсовый портрет. Потом рождалась тончайшая медная пластина, легкая, почти невесомая. Ее держали на лице с помощью очков.
Но главным было оживление металла. Поймать не просто портретное сходство, чтобы человек узнал себя, а передать теплоту живой кожи при разном свете. Это требовало невероятного мастерства. Сначала краски были несовершенны, пока Анна не создала особую прочную эмаль, реалистичную и стойкую.
Финал происходил уже с пациентом. Художница тонко подгоняла оттенок, вживляла каждый волосок для бровей и ресниц, прорабатывала мельчайшие детали вручную. Маска обретала жизнь.
И тогда происходило чудо. Человек снова мог встретиться с собой в зеркале. Маска будто врастала в его облик, возвращая ему прежние черты. Солдаты шутили, что стали даже краше. К маске могли добавить усы или крошечное отверстие для сигареты. Это был не просто протез. Это было возвращение личности, достоинства, права на улыбку.
Шанс на жизнь
Никакого волшебства в этом не было. Маска не могла вернуть умение жевать или видеть. Ее возможности были ограничены. Но даже этот вариант нес живительную силу.
Историю хранят редкие строки писем к Анне. «Благодаря вам у меня теперь будет дом, — обращался один из солдат. — Та, кого я люблю, могла бы содрогнуться от моего лица. Теперь её страх ушёл. Она обняла меня». За этим коротким сообщением — бездна пережитого страдания и немой благодарности.
Неподвижными хранителями памяти стали чёрно-белые снимки. На них навсегда застыли лица с единым, неизменным выражением. Почти невозможно вообразить, какими эти мужчины были в жизни. Маски рождались из старых фотографий, порою нечётких, а иной раз — лишь из смутных описаний. Оттого эти образы кажутся одновременно и узнаваемыми, и бездыханными.
Исчезнувшие лица
К концу 1919 года производство Анны создало 185 портретных масок. Точное число масок, вышедших из другой мастерской, мастерской Френсиса Дервента Вуда, осталось неизвестным, но их, вероятно, было сильно больше. Его «Магазин оловянных носов» начал работу раньше, а процесс изготовления там был быстрее.
Эти цифры впечатляют, но, к глубокому сожалению, они не могли охватить всех, кто нуждался в помощи. Благодаря пожертвованиям благотворителей, цена одной маски в среднем составляла всего 18 долларов.
Когда война закончилась, поддержка иссякла. Красный Крест прекратил финансирование, и мастерская закрыла свои двери. Анна Лэдд вернулась в Бостон, к своей мирной профессии скульптора. Следы солдат, носивших эти медные лица, затерялись во времени. Их дальнейшие судьбы, как и отзвуки тихих побед в парижской студии, почти не сохранились для истории.
185 лиц против забвения
Планы создать для солдат идиллические поселения рассыпались, а сами они исчезли из виду. Но 185 масок Анны Лэдд — не просто число. Это спасенные жизни и души их близких, избавленные от мучительного выбора.
Как говорил врач Денис Муквеге, зло, если с ним не бороться, растет как опухоль. Анна не философствовала. Она просто лепила лица, останавливая зло своим искусством и передавая эстафету человечности дальше.