Таня проснулась с чётким осознанием: её захватило! Не стихийное бедствие, не кризис на работе, а что-то гораздо более тихое и необратимое. Она втянулась в игру. Игру под названием «Создание Нового года». И самое удивительное — ей это нравилось.
Она больше не видела в предпраздничной суете пустой коммерческий ажиотаж. Теперь она замечала детали. Как консьержка баба Нина вяжет новые варежки с оленями. Как в витрине цветочного магазина появились пуансеттии — «рождественские звёзды». Как пахнет мандаринами в лифте. Это была не гонка, не обязаловка, не попытка «не ударить в грязь лицом». Это было… волшебство. Крошечное, домашнее, сотканное из запахов, огоньков и маленьких ритуалов. И весь этот мир раскрылся перед ней благодаря хрупкому, серьёзному мальчику, который сейчас уплетал завтрак и рассказывал, как видел во сне снеговика с микроскопом.
— Тётя Таня, — сказал Ваня, отложив ложку. — А у нас будет ёлка?
Вопрос был логичным. Гирлянда висела, музыка играла, список чудес лежал на видном месте. Не хватало главного символа.
— Конечно, — уверенно ответила Таня. У неё уже был план. Она ещё вчера, тайком от него (и от самой себя), зашла на сайт дорогого дизайнерского магазина. Присмотрела идеальную искусственную ёлку. Высотой ровно метр семьдесят пять, чтобы гармонировала с потолками. Не зелёную, а стильную, припылённо-серебристую. С уже встроенной системой LED-подсветки, имитирующей мягкий снег. Ни иголок, ни мусора, ни хлопот. Раскрыл, поставил — и готово. Рационально, эстетично, практично.
— Настоящую? — спросил Ваня, и в его голосе прозвучала такая надежда, что у Тани ёкнуло сердце.
— Есть варианты и лучше, — начала она осторожно, открывая ноутбук, чтобы показать ему эту технологичную красоту. — Смотри, какая элегантная. Просто идеальная. И иголки не осыпаются. И её можно использовать много лет.
Она показала ему картинку. Ваня придвинулся, внимательно разглядывал. Его лицо стало сосредоточенным, изучающим. А потом — опустело. На нём не было ни разочарования, ни протеста. Просто ушёл свет. То оживление, что было в нём секунду назад, потухло. Он молча кивнул.
— Красивая, — тихо сказал он и отошёл от стола, чтобы убрать свою тарелку.
Этот тихий, покорный кивок ранил Таню сильнее, чем любая истерика. Он не спорил. Он принял её взрослое, «правильное» решение. И в этом принятии была такая детская, безысходная взрослость, что её всю передёрнуло. Что она делала? Зачем покупать симуляцию жизни, когда можно иметь саму жизнь? Да, живая елка осыплется. Да, будет липнуть и колоться. Но она будет настоящей. Как и эти две недели. Настоящими, неудобными, колючими, пахнущими хвоей и детским смехом.
— Знаешь что? — резко сказала она, захлопывая ноутбук. — Ты прав. Нужна настоящая, живая. Чтобы пахла лесом. Поедем на ёлочный базар.
Ванино лицо озарилось так, будто она предложила полететь на Луну.
Ёлочный базар располагался на окраине города, на пустыре у лесополосы. Ещё из машины был виден его шумный, дымный ореол, подсвеченный яркими прожекторами и мигающими гирляндами. Воздух, густой от мороза, был насыщен до головокружения: смолистый запах хвои, дымок от жаровен с шашлыком и сосисками, сладковатый — от глинтвейна и сахарной ваты.
Таня, держа Ванину руку в своей, замерла на краю этого праздника жизни. Это был портал в другое измерение. Под брезентовыми навесами стояли, прислонившись друг к другу, сотни ёлок — от маленьких пушистых питомцев до громадных, двухметровых красавиц. Мужики в тулупах и касках хриплыми голосами зазывали покупателей: «Кому красавицу? Прямо с делянки! Не колется!» Звенели топоры, сметался снег с лап, кто-то прямо тут же упаковывал покупку в сетку. Дети носились между рядами, крича и прячась за колючими стволами. Везде смех, спор, радостная суета выбора.
— Идём, — прошептал Ваня, и его рука потянула её в самую гущу.
Они бродили между рядами, трогали лапы, оценивали пушистость. Таня, которая привыкла выбирать по спецификациям, вдруг поняла, что здесь нужен другой критерий — сердцем. Ваня остановился перед одной ёлкой. Не самой большой и не самой идеальной. Она была чуть асимметрична, с одной стороны ветки были пышнее. Но она была невероятно густой, тёмно-изумрудной, и каждый кончик иголки блестел, как будто её только что припорошило инеем.
— Вот эта, — сказал он с непоколебимой уверенностью.
— Почему? — спросила Таня.
— Она на нас смотрит, — пояснил мальчик. — Смотри, вот тут, как лицо. Она добрая.
И, правда, в переплетении веток и тени от соседней ёлки угадывалось что-то удивлённое и доброжелательное. Таня сдалась. Продавец, бородатый, похожий на лешего, ловко обрубил нижние сучки и, назвав цену, начал упаковывать в сетку.
И тут возникла проблема. Ёлка, даже упакованная, была огромной. Засунуть её в такси — нереально. А своя машина Тани, маленькая городская иномарка, была в сервисе.
— Везите на санках, — усмехнулся продавец, явно намереваясь продать им еще и санки.
Таня в растерянности смотрела на свою колючую покупку, чувствуя, как её практичный мир даёт очередную трещину.
— Похоже, вам нужен эвакуатор. Но для ёлки.
Голос был знакомым — спокойным, с лёгкой улыбкой в тембре. Таня обернулась. Андрей из «Самоварной»! Он стоял рядом, держа в руках небольшой, аккуратный букет из еловых лап, перевязанных бечёвкой.
— Я за декором, — пояснил он, показав букет. — А вы за главной героиней? Отличный выбор, кстати. Очень характерная.
— Спасибо, — смутилась Таня. — И да, эвакуатор был бы кстати. Я не рассчитала.
— У меня как раз универсал, — сказал Андрей просто. — И я как раз еду в центр. Могу подбросить.
Таня с облегчением согласилась. Андрей легко взвалил свёрнутую в сетку ёлку на плечо (Ваня смотрел на него с обожанием, как на былинного богатыря) и повёл их через базар к старому, видавшему виды универсалу.
Вместе с Ваней (тот старательно «помогал», подавая веревки) Андрей взгромоздил елку на багажник машины, и они тронулись. Машина стала похожа на сани Деда Мороза, везущие праздник детям.
Дорога домой была наполнена смолистым ароматом, который исходил от охапки сосновых веток на заднем сидении. Ваня, сидевший рядом с этим «букетом», беспрестанно болтал, рассказывая Андрею про микроскоп и письмо Деду Морозу. Андрей слушал серьёзно, задавал вопросы, и Таня ловила себя на мысли, как приятно звучит его смех — тихий, грудной.
Выгрузив ёлку у подъезда и помогая донести её до квартиры, Андрей отказался от чая, сославшись на дела в чайной.
— Как-нибудь обязательно к вам еще зайду. А вы заходите ко мне в «Самоварную», — сказал он на прощание, глядя на Тани. — Теперь у вас есть повод для праздничного чаепития. С настоящей ёлкой.
Оставшись наедине с зелёной колючей громадиной в своей идеальной гостиной, Таня испытала приступ паники. Куда её ставить? Как крепить?
Но Ваня был на седьмом небе. Они с трудом распаковали сетку, и ёлка, расправившись, заняла пол-гостиной, наполнив воздух густым, пьянящим запахом. Они поставили её в углу, в старое, забытое на балконе ведро, которое Таня с трудом отыскала.
И тогда началось волшебство оттаивания. Замёрзшие в дороге ветви начали с тихим шелестом распрямляться, опускаться. Комната наполнилась не просто запахом, а духом леса, зимы, детства. Таня сидела на корточках, подливая воды в ведро, и вдруг этот запах ударил в самое нутро, смывая все взрослые слои. Снова нахлынули воспоминания…
Она, маленькая, в валенках и тулупчике, стоит с отцом на снежной делянке. Это не базар, а настоящий лес, выделенный под новогодние ёлки. Мороз щиплет щёки. Папа, молодой и сильный, сдвинув на затылок ушанку, прицеливается, пилит ручной пилой. Скрип стали по дереву — самый новогодний звук на свете. Потом он, спилив выбранную ими вместе ёлку, взваливает её на плечо, берёт её, Таню, за руку, и они идут по снежной тропе домой, а мама уже машет им с крыльца. «Принесли? Молодцы! Сейчас будем пить чай, вам надо отогреться!» А потом, дома, папа мастерит звезду на верхушку из жестяной банки, и она блестит, отражая огни гирлянды…
Вспышка памяти была такой яркой, такой физически осязаемой, что у Тани перехватило дыхание. Это была ностальгия, но не горькая, не разъедающая. А благодарная, тёплая. Откуда же взялась эта стена между ней и тем добрым, сильным папой, который мог часами мастерить игрушки и рассказывать сказки? Почему, когда она и Люба выросли, он словно отступил, замкнулся, заменил улыбку ворчанием, а участие — сухой критикой? Было ли это предательством? Или просто… растерянностью мужчины, который не знал, как любить взрослых дочерей, как разговаривать с чужими, сложными женщинами, в которых они превратились?
«Папа, — подумала она, глядя на иголки, — мы так тебя обидели, просто вырастая? Или ты нас так испугался?»
Ваня обнял ёлку, уткнувшись лицом в колючие лапы.
— Пахнет как в сказке, — прошептал он.
— Да, — тихо согласилась Таня, вставая. Ей хотелось плакать, от щемящей, огромной нежности ко всему: к этому мальчику, к памяти об отце, к этой нелепой, прекрасной, живой ёлке, занявшей пол её квартиры. — Пахнет как дома.
Они ещё не украсили её. Она стояла голой, величественной и немного дикой в этом городском интерьере. Но она уже была праздником. Она уже творила чудеса, воскрешая забытые запахи и согревая замёрзшие души. И Таня понимала — никакая, даже самая дорогая искусственная красавица, не смогла бы сделать этого. Нужна была именно эта, немного асимметричная, «добрая» ёлка. Чтобы вернуть её домой.
Меня зовут Ольга Усачева, это 6 глава моей новой истории "Успеть до Нового года"
Как купить и прочитать мои книги целиком, не дожидаясь новой главы, смотрите здесь