Найти в Дзене

Глава 4. Невысказанные слова

К обеду весть о «романе» престарелых обитателей разлетелась по пансионату со скоростью лесного пожара. Соседка Анны, глуховатая Ираида Павловна, уже трижды спросила, правда ли, что Григорий — её бывший муж, сбежавший от алиментов. Анна пряталась в своей комнате до полудня. Ей нужно было собраться с мыслями. Прийти в себя. В час «свободного времени», когда полагался моцион, она вышла не на улицу, где сегодня было сыровато, а в Зимний сад — гордость учреждения. Стеклянный атриум, фикусы в кадках, плетеная мебель. Обычно здесь было пусто: живой природе старики предпочитали бездушный телевизор в холле. Новости и мыльные оперы, искажающие реальность, все еще брали верх в этой иерархии. Григорий был уже там. Он стоял у клетки с попугаем жако и мрачно смотрел на птицу, которая чистила перья. — Арахис хочет? — буркнул попугай голосом Ларисы Борисовны. Григорий вздрогнул и обернулся. Анна стояла у входа, кутаясь в ажурную и растянувшуюся от времени шаль.
— Я пришла, —

К обеду весть о «романе» престарелых обитателей разлетелась по пансионату со скоростью лесного пожара. Соседка Анны, глуховатая Ираида Павловна, уже трижды спросила, правда ли, что Григорий — её бывший муж, сбежавший от алиментов.

Анна пряталась в своей комнате до полудня. Ей нужно было собраться с мыслями. Прийти в себя.

В час «свободного времени», когда полагался моцион, она вышла не на улицу, где сегодня было сыровато, а в Зимний сад — гордость учреждения.

Стеклянный атриум, фикусы в кадках, плетеная мебель. Обычно здесь было пусто: живой природе старики предпочитали бездушный телевизор в холле. Новости и мыльные оперы, искажающие реальность, все еще брали верх в этой иерархии.

Григорий был уже там. Он стоял у клетки с попугаем жако и мрачно смотрел на птицу, которая чистила перья.

— Арахис хочет? — буркнул попугай голосом Ларисы Борисовны.

Григорий вздрогнул и обернулся.

Анна стояла у входа, кутаясь в ажурную и растянувшуюся от времени шаль.
— Я пришла, — просто сказала она.

Он шагнул ей навстречу, но остановился в двух метрах, соблюдая дистанцию, будто боялся напугать.

— Тут тихо, — невпопад сказал он. — Можно присесть.

Они сели на плетеный диванчик. Он жалостливо скрипнул.

— Почему ты уехала, Ань? — Григорий решил идти напролом, как танк. Терять время больше было нельзя. Смерть ходит где-то рядом, по этим коридорам. — Ну… тогда, в семидесятом.

Анна сняла очки и стала протирать их платочком. Без них она выглядела беззащитнее, и чуть-чуть моложе. Глаза, запавшие, с сетью морщинок, все еще хранили тот самый васильковый цвет, хоть и слегка поблекли.

— Мама сказала... — начала она тихо. — Говорила, видели тебя в городе. С этой... с Зинкой из универмага. Смеялись вы так заливисто. В обнимочку шли…

— С Зинкой? — Григорий сжал кулаки. — Я сестре подарок выбирал перед призывом! Ты же знаешь Зину, она трещотка... Аня, неужели ты поверила?

— Не знаю, Гриша. Молодая была, гордая. Мама твердила: «Бросил он тебя, солдат твой. Писем не шлёт, значит, забыл».

— Не шлёт?! — он почти выкрикнул, эхо отразилось от стеклянного атриумного купола. Попугай испуганно захлопал крыльями. — Да я каждое письмо нумеровал! Я их товарищу отдавал, чтоб наверняка дошли...

— Ни одного, Гриша. Ни одного не пришло.

Повисла пауза, тяжелая, как надгробная плита. Григорий Афанасьевич, человек системы и логики, вдруг отчетливо сложил два плюс два. Мать.

Жесткая, властная Анна-старшая, которая терпеть не могла его, «голодранца» без высшего образования. Желала дочери лучшей доли…

— Она их перехватывала, — выдохнул он. Это был не вопрос.

Анна подняла на него влажные глаза. Кажется, она тоже поняла это, но, может быть, поняла уже давно и боялась себе признаться.

— А я сгоряча за Витю вышла... Он надежный был. Предложил уехать на комсомольскую стройку. Я и бежала... от боли бежала, Гриша. Думала, ты смеешься надо мной с этой Зинкой.

Григорий закрыл лицо руками.

— Господи... Дураки мы. Какие же мы дураки, Нюрочка.

На запястье у него пискнули электронные часы. 13:00. Прием лекарств. Сердечные, разжижающие кровь, витамины. Целая горсточка жизни в капсулах.

Он машинально потянулся к карману брюк, где лежала таблетница, но рука замерла.

Он посмотрел на таблетницу, потом на Анну, которая сидела рядом, ссутулившись, оплакивая свою юность. Горевала над ушедшими годами.

Впервые за три года Григорий Афанасьевич не стал доставать лекарства.

— К чёрту, — сказал он шепотом.
— Тебе плохо? — встрепенулась Анна.
— Нет. Мне сейчас... впервые нормально.

Он вдруг почувствовал странную, забытую смелость.

— Нюра. Я не знаю, сколько нам отпущено. Может, год, может, день. Я весь скрипучий, сердце шалит, ворчу много... Но я тебя не забывал. Никогда. И раз уж судьба нас сюда забросила, в эту богадельню, я хочу...

Он не договорил. Дверь зимнего сада распахнулась. На пороге стояла медсестра Мариночка, но лицо её было не сонным, а испуганным.

— Григорий Афанасьевич! Вот вы где! Вас там ищут! Сын ваш звонит, скандалит, говорит, телефон вы отключили! А там ещё... — она понизила голос. — К Анне Васильевне... хм... юрист какой-то.

Оба замерли. В хрупкий мир их прошлого, едва начавшего склеиваться, грубо стучалась настоящая жизнь.

Продолжение

📚Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить выход новых глав книги. Ваша Алина Вайсберг 💖