Стояла первая половина декабря 1950 года.
В деревне Верхние Балки река уже крепко схватилась льдом, природа ушла в спячку, но жизнь в избах, выстроенных вдоль двух улиц, не замирала - дымились печные трубы, в воздухе витал запах свежего хлеба, а из теплых хлевов доносился мычание коров. После Великой Отечественной войны жизнь людей восстанавливалась - в домах появился хлеб из муки, а не из отрубей и лебеды. Горячий картофель дымился на столах, разваристый, вкусный, а не мерзлый и синеватый, как было несколько лет назад.
Все дела, что принято было закончить до зимы, что не успели сделать в короткую осеннюю пору, доделывали теперь всем селом, как любили говорить в деревне "всем миром".
- Завтра к Лукерье Мироновне собираемся, - произнесла Аграфена, жена бригадира Сидорова. Она штопала варежку, поставив ногу на люльку с самым младшим ребенком и подкачивала её. - Печь коптить начала, а в стене сарая доски подгнили. Пока Архип и Федька сарай и печь чинят, мы ей поможем пряжу размотать, да чердак перебрать, а то летом и осенью все руки не доходили. Ты пойдешь?
- Я завтра в райцентр еду с председателем, но как освобожусь, так сразу приду.
На следующий день во дворе Лукерьи Мироновны собрались люди. Женщина, потерявшая на войне мужа и трех сыновей, всегда приветствовала помощь односельчан. Мужики во главе с бывшим фронтовиком плотником Архипом, принесли свой инструмент и приступили к работе, благо день был хоть и зимний, но не холодным, безветренным и тихим.
- У вас, дядя Архип, как на фронте было? - спросил молодой парень Федька, держа доску. - Тоже всем миром?
- На фронте всё было по приказу. Приказ есть идти вперёд - идешь, даже если страх душит, - не глядя, произнес Архип, точным ударом топора выравнивая паз. - А здесь, в мирной жизни, всё не по приказу, а по совести. Хватит глупые вопросы задавать, держи доску крепче, чтобы не елозила.
К вечеру управились. Женщины, которые принесли с собой по горстке муки, да кое-чего из запасов, вместе с Лукерьей Мироновной испекли пироги после того, как сделали разбор на чердаке. Аграфена и жена Архипа Дарья мечтали научиться делать такую же выпечку, как пожилая хозяйка дома, потому и учились разным тоностям.
И казалось, что лютый мороз за стенами отступает, не в силах справиться с этим тихим, человеческим теплом.
***
Большая беда пришла за неделю до Нового года, в самую стужу, когда столбик в самодельном градуснике за окном школы опустился ниже отметки, которую делали чернильным карандашом
Пожар начался в доме Анфисы Гордеевой, матери трех детей, вдовы участника Великой Отечественной войны.
Крики "Пожар! Гордеевы горят!" пронеслись по всей деревне. Люди выскакивали из изб, на ходу натягивая валенки и полушубки, да накидывая на голову платки. Бежали к дому Гордеевых, где уже всё полыхало и трещало.
Горело яростно. Огонь пожирал бревна, выбивался языками из окон и лизал кровлю. Анфиса с детьми, закутанными в то, что успели схватить, стояла на снегу, и лицо её было бледным от ужаса. Рядом валялись выброшенные из окна папка с семейными бумагами и фотографиями, одеяло, да какие-то вещи - всё, что успели спасти. Старший сын Анфисы и её дочь вместе с другими таскали воду, но бесполезно было тушить, главное, чтобы на сарай и соседний дом не перекинулось, но повезло, что не было ветра.
- Воду на сарай! Спасаем хлев! - кричал Архип, выводя корову.
Женщины обступили Анфису, закутывали дрожащих детей в свои платки и овчинные полушубки, а потом уводили в ближайшую тёплую избу к Макаровне.
От дома Гордеевых осталась лишь груда чёрных, дымящихся головешек, да обгоревший, но уцелевший сруб сарая.
Стоя над пепелищем, мужики молча курили, глядя, как Анфиса, уже не плача, с каменным лицом пытается кочергой найти в остывающей золе хоть что-то целое....
Собрался сход в тот же вечер в сельском совете.
- Жить негде нам теперь, - плакала Анфиса. - Без дома остались прям перед Новым годом.
- У меня уголок найдется, - произнес Архип, положив на стол мозолистые, в ожогах руки. - У нас в избе тесно, но двух пацанов Гордеевых мы к себе примем, правда, Дарья?
Жена его закивала:
- Конечно, какие могут быть возражения?
- А Анфиса пусть с дочкой Машей ко мне идут, - тут же сказала Аграфена, - с моей старшей Маруська будет спать. Ничего, в тесноте, да не в обиде.
- А корова пусть у меня в стойле останется, - заявила Ульяна Макаровна, - Ты только приходи доить её, Анфиса, а то у меня на свою еле сил хватает.
- Конечно, конечно, - ответила Анфиса. - Я и вашу подою, мне не сложно.
- Всем миром мы поможем, конечно, но дом надо ставить в ближайшее время. Негоже вдове фронтовика и её детям по чужим углам ютиться! - покачав головой, произнёс из угла дед Ефим.
- Вот всем миром и поставим, а что делать? - вздохнул председатель колхоза, сидевший рядом с главой сельского совета. - Да ведь не раньше весны. Только где весной время взять? В это время день год кормит.
- Значит, зимой будем ставить, коли уж нет у нас сейчас свободных изб и выделить новое жилье не можем, - заявил председатель сельского совета. - Пока поле под снегом, пока работы мало.
Наступила тягостная тишина. Строить зимой дом - дело немыслимое! Мёрзлая земля, короткий день, мороз, сковывающий руки. Но смотреть, как соседка с детьми по чужим углам ютится, было еще хуже.
- Была у меня мысля, - нарушил молчание Архип, подняв голову. - Помните, за клубом сруб стоит? Его еще сын покойного Кузьмича ставил, да не успел достроить...- он замолчал и все опустили голову - на сына Кузьмича в сорок втором похоронка пришла, а через год и старика не стало.
- А что, лес там хороший, добрый, чудом уцелевший за девять лет, никто не разобрал. Так давайте и станем там строить! Молодец, Архип, дельную мысль в голове держал.
Так началось строительство, растянувшееся на два долгих зимних месяца. Денег в деревне почти не водилось. Со всего села несли кто что мог. У кого были лишние гвозди, припасённые ещё с довоенных времён. Из города толь смогли выписать. Кто-то принёс пару добротных косяков для дверей.
Кто-то дом ставил, кто-то мебель делал. Мужиков хоть и мало было, но все рукастые.
Работа шла по воскресеньям и в те редкие дни, когда не было срочных колхозных дел. Топоры выскальзывали из окоченевших пальцев, железные скобы жгли кожу. Архип был прорабом и душой строительства. Он не спешил, делал всё основательно: "Лучше семь раз примерь, один отруби. И тогда дом много лет простоит!"
Постепенно работа обрела свой ритм. Женщины в это время стряпали на всех в избе Ульяничны, варили в чугунке картошку, пекли ржаные лепёшки. Дети, и среди них мальчишки Гордеевы, таскали щепу, бегали греться к костру, где в ведре тлели угли для согрева рук.
Два месяца пролетели в этом тяжёлом, размеренном труде. Это были два месяца совместной работы на морозе, когда после работы все собирались в какой-нибудь избе, чтобы обсушить портянки, выпить кружку компота горячего из сушёных ягод и обсудить следующие работы.
К концу января вставили окна, которые прислал райпотребсоюз. В начале февраля сделали крышу и деревянные полы.. Дом был ещё сырым, неконопаченным до конца, но он уже был домом. А в марте Архип торжественно, с некоторым даже пафосом, которого в нём никто не видел, заявил Анфисе, стоя на добротном крыльце:
- Заходи, хозяйка!
Она не могла сдерживать слез от радости и благодарности при входе внутрь избы.
- Не плачь, - сказала Аграфена, обнимая её за плечи. - Сдюжили. Всё смогли, всем миром сплотившись. Теперь у тебя изба лучше прежнего.
Анфиса зарыдала. Она обнимала всех по очереди, бормочала слова благодарности.
- Ну, ну, брось, - смущенно произнес Архип. - А как же иначе?
****
Следующий Новый год встречали уже с радостью, которая не омрачилась никакой бедой.
В клубе поставили большую, пушистую ель, срубленную в лесу Федькой и Петром Гордеевым. Украшений почти не было, но дети под руководством учительницы нарезали из газет и цветной бумаги флажки и снежинки, раскрашивали шишки свекольным соком, лепили из ваты снегирей и зайцев.
Вечером 31 декабря в клубе прошло торжество. На сцене, завешенной самодельным занавесом из старых простыней, появились Дед Мороз (его играл неуклюжий, смущённый Федька в тулупе нараспашку) и Снегурочка (дочка председателя колхоза в белом платочке). Вместо мешка с подарками у Деда Мороза была корзинка с маленькими кульками: каждому ребёнку по леденцу-петушку да по три шоколадных конфеты, привезенных из района.
После представления и танцев под балалайку и старенькую, поцарапанную гармошку, народ начал расходиться по домам. В свой дом вернулась и Анфиса с детьми, где в углу стояла наряженная елка. Она пригласила соседей и они весело отметили праздник.
В этом доме теперь на каждый Новый год было шумно - выросли дети Анфисы, завели семьи и стала эта изба местом притяжения,где традицией теперь было отмечать этот праздник.
Этот дом, построенный "всем миром" много лет еще простоял, пока его не снесли в девяностых годах и не построили на том месте дом из блока, отделав его кирпичом.
Спасибо за прочтение.