Яркое весеннее солнце пробивалось сквозь тюль на кухне, но я его почти не замечала. Я сидела за столом, сжимая в руках чашку с уже остывшим чаем, и смотрела на пухлую папку с документами, лежащую на краю стола. Внутри лежало то, к чему я шла последние пять лет: договор купли-продажи, акты приемки, дизайн-проект.
Ключи от новой жизни, от просторной «трешки» в элитном жилом комплексе с панорамными окнами и видом на реку. Никто, кроме меня и риелтора, пока не знал об этом приобретении. Даже муж, Дима, был в курсе лишь того, что у меня есть какие-то «накопления», но масштаба он не представлял. Я хотела сделать сюрприз на нашу годовщину, которая должна была наступить через неделю.
Послышался звук открывающегося замка. Дима вошел в прихожую, тяжело вздыхая. По его шагам, шаркающим и усталым, я сразу поняла: звонила его мать, Тамара Игоревна.
— Лен, ты дома? — голос мужа звучал глухо.
— На кухне, — отозвалась я, поспешно убирая папку в ящик стола. Пока рано. Не сейчас.
Дима зашел, на ходу стягивая галстук. Вид у него был измученный. Он опустился на стул напротив меня и потер лицо ладонями.
— Мама звонила, — констатировал он очевидное. — Приглашает на семейный ужин в субботу. Сказала, явка обязательна, будет серьезный разговор. Пашка тоже приедет со своей новой пассией.
Я закатила глаза, не в силах сдержать эмоцию. Пашка — младший брат Димы, тридцатилетний «мальчик», который все еще искал себя, меняя работы раз в полгода и женщин раз в месяц. Для Тамары Игоревны он был светом в окошке, непризнанным гением, которому просто не везет с начальниками. А Дима… Дима был тягловой лошадью. Старший, ответственный, тот, кто всегда должен.
— И что за серьезный разговор? — спросила я, хотя неприятное предчувствие уже кольнуло где-то под ребрами. — Опять у Павлика долги, и нам нужно скинуться «по-родственному»?
— Не знаю, Лена. Она не сказала. Но тон был торжественный и приказной. Сказала, что дело касается бабушкиной квартиры.
Бабушкина квартира. Двухкомнатная «хрущевка» на окраине, которая пустовала уже полгода после смерти Анны Петровны. Мы с Димой помогали делать там косметический ремонт, чтобы сдать жилье и иметь хоть какую-то прибавку к бюджету, или продать и поделить деньги, как и полагается по закону. Но Тамара Игоревна тянула с оформлением наследства, постоянно находя отговорки.
— Ладно, — выдохнула я. — Съездим. Послушаем. Только давай договоримся: никаких обещаний сходу. У нас свои планы.
Дима кивнул, благодарно сжимая мою руку. Он любил мать, но ее давление в последние годы становилось невыносимым даже для его ангельского терпения. Мы жили в моей добрачной «однушке», теснились, откладывали каждую копейку. Я работала на двух работах, вела бухгалтерию для нескольких фирм на удаленке, Дима брал подработки в автосервисе по выходным. Свекровь же была уверена, что мы купаемся в деньгах, раз не просим у нее помощи.
Суббота наступила слишком быстро. Мы ехали к свекрови молча. Дима нервно барабанил пальцами по рулю старенького «Форда», я смотрела на мелькающие за окном серые панельки.
В субботу утром я долго стояла перед ящиком стола, раздумывая. Папка с документами лежала там, словно немой укор моей нерешительности. В конце концов я взяла её — мы должны были после ужина у свекрови заехать к нотариусу, чтобы заверить доверенность на управляющую компанию нового дома. Логично иметь бумаги с собой. Но, кладя папку в сумку, я чувствовала, что это больше чем просто практичность. Это было напоминание самой себе: у нас есть запасной выход. Мы не загнаны в угол.
В квартире Тамары Игоревны пахло жареным луком, корвалолом и старой пылью — запах, который, казалось, въелся в обои еще с восьмидесятых годов.
— А вот и наши богатеи пожаловали! — громко провозгласил Павел, выходя в коридор в одних носках. Он держал в руке надкушенный бутерброд. — Димон, здорово! Ленка, привет. Че такие кислые?
За его спиной маячила девица с ярко-розовыми волосами и пирсингом в носу — очередная «любовь всей жизни».
— Здравствуй, Павлик, — сдержанно поздоровалась я.
Из кухни выплыла Тамара Игоревна. Она была в своем парадном платье с люрексом и в массивных янтарных бусах. Вид у нее был генеральский.
— Проходите, раздевайтесь, мойте руки. Стол уже накрыт. Ждем только вас, вечно вы копаетесь, — вместо приветствия выдала она, подставляя щеку сыну для поцелуя и демонстративно игнорируя меня. Впрочем, я привыкла. Для нее я всегда была «той самой», которая охмурила ее перспективного сына и не дает ему тратить зарплату на маму.
За столом царило напряжение, которое можно было резать ножом, как заливное из рыбы, стоящее в центре. Павел громко чавкал, рассказывая о своих грандиозных планах по открытию бизнеса — то ли вейп-шопа, то ли кальянной. Девица, которую звали Кристина, молча ковыряла вилкой оливье, периодически уткаясь в телефон.
Тамара Игоревна подкладывала младшему сыну лучшие куски мяса, приговаривая:
— Кушай, Павлуша, кушай. Ты у нас мужчина видный, тебе силы нужны. Это Димка у нас в офисе сидит, штаны протирает, ему калории вредны, а ты крутишься, вертишься…
Дима работал инженером-проектировщиком, и его работа требовала колоссального умственного напряжения, но для матери «настоящая работа» — это беготня Павла с одной авантюры на другую. Я молчала, медленно пережевывая салат. Я ждала.
Наконец, когда чай был разлит по чашкам, а торт «Наполеон» разрезан, Тамара Игоревна отложила ложечку и торжественно оглядела присутствующих.
— Ну что, дети мои, — начала она елейным голосом, от которого у меня мурашки побежали по спине. — Собрала я вас по важному поводу. Полгода прошло, как мамы не стало. Царствие ей небесное. Квартира стоит, пылится. Коммуналку я плачу из своей пенсии, а это, знаете ли, накладно.
Она сделала театральную паузу.
— Мы с Димой предлагали оплачивать счета пополам, пока не вступим в наследство, — тихо напомнил муж.
— Не перебивай мать! — цыкнула на него свекровь. — Так вот. Я тут думала, гадала, ночей не спала. И приняла решение. Справедливое.
Она перевела взгляд на Павла, и ее лицо озарилось любовью.
— У Павлика сейчас сложный период. Он молодая семья, можно сказать. Кристиночка вот, — она кивнула на розововолосую, — девочка хорошая. Им гнездышко нужно. А вы, Дима с Леной, люди устоявшиеся. Живете в своей квартире, работаете, детей пока нет… В общем, я решила, что бабушкина квартира отойдет Павлику. Целиком.
В комнате повисла тишина. Слышно было только, как тикают старые часы на стене. Павел расплылся в довольной ухмылке, словно кот, укравший сметану. Кристина наконец оторвалась от телефона.
— Подожди, мама, — голос Димы дрогнул, но он продолжил. — Как это — целиком Пашке? Мы же договаривались продать и поделить. Нам с Леной тоже нужно расширяться. Мы в «однушке» живем, планируем ребенка…
— Планируют они! — фыркнула Тамара Игоревна. — Уже пять лет планируете, а толку? А Павлуша сейчас на ноги встает. Ему база нужна. Старт! Ты, Дима, старший брат, ты должен понимать и помогать. Тебе не стыдно кусок у брата отрывать? У вас с Леной две зарплаты, возьмете ипотеку, если уж так приспичило. Вы привыкшие лямку тянуть. А Паше нельзя в кабалу, он натура творческая, свободолюбивая.
Я почувствовала, как внутри закипает злость. Не та, горячая и истеричная, а холодная, расчетливая ярость. Значит, мы — тягловые лошади, нам и ипотека нипочем, а Павлику — готовую квартиру, просто потому что он «творческий»?
— Мам, погоди, — Дима попытался снова возразить. — Я тоже внук бабушки. Я к ней каждую неделю ездил, продукты возил, лекарства покупал. Паша там появлялся…
— Да что ты понимаешь! — перебила его мать. — Павлик занятой был, у него дела! А ты при зарплате, тебе не сложно!
— То есть, — вмешалась я, стараясь говорить спокойно, — вы предлагаете Диме отказаться от его законной доли наследства? Просто подарить миллионы брату, который ни дня в своей жизни нормально не работал?
Свекровь резко повернула голову в мою сторону. Ее глаза сузились.
— Ты, милочка, деньги в чужом кармане не считай. Это дело семейное, кровное. Ты тут вообще никто, приживалка. Живешь на всем готовом у мужа…
— Квартира, в которой мы живем — моя, — перебила я её. — Купленная до брака. Дима к ней отношения не имеет. Так что на «готовом» живет как раз ваш сын у меня.
Тамара Игоревна на секунду поперхнулась, но тут же пошла в атаку:
— Ах вот как ты заговорила! Попрекаешь мужа крышей над головой? Вот я и говорю — эгоистка. Поэтому и детей Бог не дает. А квартирка бабушкина — это наше, родовое. И я, как мать, лучше знаю, кому она нужнее. Паша, скажи им!
Павел вальяжно откинулся на спинку стула, ковыряя в зубах зубочисткой.
— Ну а че, Димон, реально. Тебе жалко что ли? Вы ж буржуи, на машинах ездите. А мне жить негде. Мать дело говорит. Подпиши отказ у нотариуса, и все дела. Мы с Кристинкой ремонт там сделаем… Кстати, Лен, ты ж дизайнер типа? Могла бы проект на халяву накидать по-братски.
Меня поразила эта незамутненная наглость. Они не просто хотели забрать всё, они хотели, чтобы мы еще и спасибо сказали за возможность помочь. Я посмотрела на Диму. Он сидел красный, сжимая кулаки так, что побелели костяшки. Он боролся с многолетней привычкой подчиняться матери.
— Нет, мама, — твердо сказал Дима. — Это несправедливо. Я не буду отказываться от доли. Продаем и делим пополам.
Тамара Игоревна всплеснула руками, а потом схватилась за сердце. Начался спектакль, который мы видели сотни раз.
— Ох, сердце! Валидол! Довели мать! Вырастила эгоиста! Это всё она, змея подколодная, тебя науськала! — она тыкала в меня пальцем с облупленным лаком. — Родному брату пожалел углы! Да чтоб у вас в горле эти деньги застряли!
— Мам, хватит, — Дима встал. — Хватит манипулировать. Мы уходим.
— Если ты сейчас уйдешь и не согласишься, ты мне больше не сын! — взвизгнула свекровь, мгновенно забыв про «больное» сердце. — И на порог не пущу! А квартиру я все равно на Пашу перепишу, я завещание бабушкино найду, она хотела ему оставить!
Это была ложь. Бабушка Анна Петровна при жизни жаловалась мне, что Пашка у нее деньги выманивает, и молилась на Диму. Завещания не было, наследование шло по закону — внукам умершего сына.
Павел тоже вскочил, набычившись.
— Ты че, Димон, на мать орешь? Умный самый стал? Слышь, ты подпишешь, понял? Иначе мы с пацанами поговорим с тобой по-другому.
Угроза повисла в воздухе. Дима был интеллигентом, он не умел драться, и Павел это знал. Кристина хихикнула, снимая происходящее на телефон.
В этот момент мое терпение лопнуло. Я медленно встала, взяла свою сумку и достала оттуда папку. Положила её на стол, прямо поверх тарелки с недоеденным тортом.
— Что это? — насторожилась свекровь.
— Это, Тамара Игоревна, причина, по которой нам не нужны ваши интриги, — спокойно произнесла я. — Откройте.
Она с подозрением коснулась обложки, открыла. Павел вытянул шею.
— Договор купли-продажи… Жилой комплекс «Риверсайд»… Сто пять квадратных метров… — читала она, и с каждым словом ее глаза становились все шире. — Тридцать миллионов… Это что? Откуда?
— Это моя новая квартира, — сказала я, наслаждаясь эффектом. — Я купила её сама. Заработала. Без чьей-либо помощи, без кредитов и ипотек. Ключи получила вчера.
Дима смотрел на меня с таким же изумлением, как и его родственники, но в его взгляде было восхищение, а не зависть.
— Ты… ты купила квартиру за тридцать миллионов? — прохрипел Павел, и его бутерброд выпал из руки. — Ни фига себе… Ленка, ты че, в лотерею выиграла?
— Я работаю, Паша. Много и качественно. В отличие от некоторых, — отрезала я.
Тамара Игоревна поменялась в лице. Злость сменилась заискивающим выражением, которое выглядело на ее лице еще более отвратительно.
— Леночка… Так это же замечательно! Какая ты у нас умница! — защебетала она. — Ну вот видите! У вас теперь хоромы царские! Зачем вам та старая «двушка»? Ну отдайте вы её Павлику, у вас же теперь всё есть! Вам эти копейки погоды не сделают, а брату жизнь спасут. Ну, по-родственному, а? Дима, ну скажи ей!
Она снова гнула свою линию. Даже увидев, что мы независимы и состоятельны, она не порадовалась за нас, она увидела лишь повод отнять у нас последнее, что связывало Диму с бабушкой. Ей было не стыдно. Ей было просто нужно.
Я посмотрела на эту женщину, на ее ленивого сыночка, на эту убогую обстановку, пропитанную завистью и потребительством. Я перевела взгляд на Диму. Он молчал, но я видела, что он ждет моего решения.
В моей голове пронеслись мысли. Мы могли бы просто уйти, отстоять свое право в суде, получить свою половину. Но что это даст? Годы судебных тяжб, скандалов, встреч у юристов. Эти люди отравят нам жизнь. А может… может, это шанс? Шанс купить свободу? Отрезать гниющую ветвь разом, чисто, без возвращений?
Я аккуратно забрала папку со стола, закрыла её и спрятала обратно в сумку.
— Забирайте эту хрущевку, — ответила я свекрови холодно.
В комнате повисла звенящая тишина. Свекровь расцвела, уже готовая броситься меня обнимать (лицемерно, конечно), Павел победно вскинул руки.
— Но, — продолжила я громче, чеканя каждое слово. — Есть одно условие.
— Какое? Какое угодно! — закивала Тамара Игоревна.
— Дима пишет отказ от своей доли наследства. Квартира ваша. Но с этого момента вы забываете номер нашего телефона. Вы не звоните нам с просьбами дать денег, помочь с ремонтом, устроить Пашу на работу, привезти лекарства. Мы для вас не существуем. Мы — отрезанный ломоть. Вы получаете квартиру, но теряете сына и брата. Навсегда.
Улыбка сползла с лица свекрови.
— Ты что такое говоришь? Как это — забыть? Мы же семья! Родная кровь!
— Семья так не поступает, — тихо сказал Дима. Он подошел ко мне и обнял за плечи. — Лена права. Я устал, мама. Я всю жизнь пытался заслужить твою любовь, быть хорошим, правильным. А ты любила только Пашу. Вот и живите теперь с Пашей. Пусть он тебя возит по больницам, пусть он чинит тебе краны. У меня теперь своя жизнь. И своя семья. Настоящая.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула мать. — Я тебя прокляну!
— Пошли, Дим, — я потянула мужа за рукав.
Мы вышли в коридор, одевались быстро, не слушая проклятия и крики, несущиеся из кухни. Павел выскочил за нами:
— Э, слышь, вы реально отказ напишете? Не кинете?
— Завтра у нотариуса в десять, — бросил Дима, даже не глядя на брата. — И больше не приближайся ко мне.
Мы вышли из подъезда. Воздух показался удивительно свежим и чистым, несмотря на выхлопные газы проезжающих машин. Мы сели в машину. Дима положил голову на руль и замер. Я не трогала его, давая время прийти в себя.
— Ты правда купила квартиру? — спросил он через минуту, не поднимая головы.
— Правда.
— Прости, что я не знал. И прости за всё это… за этот цирк.
— Тебе не за что извиняться. Ты не выбирал родственников. Но ты выбрал меня. И это главное.
Он поднял голову, посмотрел на меня влажными глазами и улыбнулся — впервые за этот вечер искренне и легко.
— Знаешь, — сказал он, заводя мотор. — А пусть забирают. Цена свободы высока, но она того стоит.
— Поехали домой, — сказала я. — В наш новый дом. Я покажу тебе планировку. Там есть место для детской.
Дима накрыл мою ладонь своей.
На следующий день он встретился с матерью и братом у нотариуса, куда мы и так должны были ехать. Оформил отказ от наследства. Свекровь пыталась что-то говорить, то ли извиняться, то ли снова упрекать, но Дима был глух. Он выполнил свою часть сделки. Павел радостно потирал руки, уже прикидывая, сколько стоит квартира на рынке.
Мы переехали через два месяца. Ремонт в новой квартире шел полным ходом, но мы решили не ждать окончания и жить в одной готовой комнате, наслаждаясь простором и видом на реку.
Прошло полгода. Телефон Димы молчал — он сменил номер сразу после визита к нотариусу. Но однажды, возвращаясь с работы, я увидела знакомый силуэт у нашего подъезда. Это была Тамара Игоревна. Она выглядела постаревшей и какой-то жалкой. Увидев меня, выходящую из такси, она бросилась навстречу.
— Лена! Леночка! Постой!
Я остановилась, не испытывая ни жалости, ни злорадства. Только усталость.
— Что вам нужно?
— Лена, беда у нас. Пашка… он квартиру проиграл. Вложился в какую-то пирамиду, заложил жилье, и всё сгорело. Теперь коллекторы звонят, выселяют. Мне жить негде…
— А где же Кристина? — спросила я холодно.
— Сбежала она, как только деньги кончились. Леночка, поговори с Димой! Пусть он поможет! Вы же богатые, у вас такая квартира… Пустите меня пожить, хоть в уголочке, хоть на раскладушке. Я готовить буду, убирать… Пашку-то посадить могут!
Я смотрела на неё и видела чужого человека. Женщину, которая полгода назад готова была растоптать нас ради прихоти любимого сына.
— Тамара Игоревна, — медленно произнесла я. — У нас был договор. Вы получили квартиру. Вы сделали свой выбор.
— Но мы же родня! Нельзя так с матерью!
— Вы сами сказали: я для вас никто. А Дима… он выбрал свою семью. Прощайте.
Я развернулась и направилась к подъезду. Охранник, заметивший постороннюю у ворот, уже шел в нашу сторону.
— Лена! Будь ты проклята! — закричала она мне в спину, мгновенно растеряв всю свою смиренность.
Я зашла в светлый, чистый холл, где пахло цветами и дорогим парфюмом, и вызвала лифт. Двери бесшумно закрылись, отрезая меня от прошлого.
Вечером мы с Димой пили чай на балконе, глядя на огни ночного города. Я не стала рассказывать ему о встрече. Зачем? Он выглядел таким спокойным и счастливым, обсуждая цвет обоев для будущей детской. Мы заплатили свою цену за это спокойствие. И это была самая выгодная сделка в моей жизни.
Через два года у нас родилась дочь. Светловолосая, с серьезными глазами, она стала центром нашей вселенной. Иногда Дима задумчиво смотрел на её фотографии и говорил, что жаль — бабушка Анна не успела её увидеть. Я гладила его по руке и молчала.
Мы больше никогда не слышали о Тамаре Игоревне и Павле. Говорят, она вернулась в какой-то дом престарелых, а он уехал в другой город. Иногда мне становилось не по себе от мысли, что мы могли бы помочь. Но потом я вспоминала тот вечер, те слова, ту ненависть — и понимала: некоторые мосты нужно сжигать без сожаления.
Свобода имеет цену. И мы заплатили её сполна.
Спасибо за прочтение 👍