Эмма была женщиной, которая категорически отказывалась списывать себя в «утиль». В свои пятьдесят шесть она считала, что жизнь только начинается.
Самое время пожить для себя. Эмма ходила в бассейн, учила испанский (вдруг Антонио Бандерас позовет замуж, а она ни бум-бум?) и обожала красивые вещи.
И вот, в её яркую жизнь ворвался Марк.
Ему было шестьдесят. Он был мужчиной «старой формации», как он сам себя называл. Или «занудой обыкновенным», как называла его про себя Эмма, но пока терпела. Марк был надежен, как советский холодильник «ЗИЛ».
Без вредных привычек, имел дачу и старую машину, которую полировал по выходным.
Их роман длился уже пару месяцев. Встречи были чинными: прогулки по парку, чай с у нее на кухне, разговоры о про урожай кабачков.
Эмме иногда становилось скучновато, но она уговаривала себя: «Зато хозяйственный».
Гром грянул в субботу.
Эмма собиралась на юбилей к подруге. По этому случаю она купила себе не просто платье, а ПЛАТЬЕ.
Изумрудного цвета, чуть ниже колена, с элегантным вырезом.
Платье сидело на Эмме идеально, подчеркивая все, что нужно, и скрывая то, что наедено за годы счастливой жизни.
Стоило это чудо текстильной промышленности немало — почти половину Эмминой зарплаты. Но она рассудила так: «Я у себя одна. Имею право».
Марк заехал за ней, чтобы поехать в ресторан. Эмма вышла из подъезда, сияя, как изумруд. Она чувствовала себя королевой. Она ждала комплиментов. Она ждала, что Марк потеряет дар речи от восхищения.
Марк дар речи действительно потерял. Но, судя по выражению его лица, не от восхищения, а от ужаса. Он оглядел Эмму с ног до головы, задержал взгляд на разрезе.
— Эмма… — произнес он голосом сельского учителя, поймавшего ученика с сигаретой. — Это что на тебе?
— Платье, Марк, — улыбнулась Эмма, покружившись. — Нравится? Новое!
— Вижу, что новое, — пробурчал Марк, открывая дверь своей машины. — И вижу, что дорогое. Ты зачем так потратилась?
Эмма застыла с поднятой ногой.
— В смысле?
— В твоем возрасте, Эмма, уже о внуках надо думать, а не платья покупать. — выдал Марк, садясь за руль. — Ты посмотри на себя. Разрез до бедра. Цвет какой-то… вызывающий. Ты же бабушка. У тебя внуку три года.
Эмма села в машину. Настроение, которое еще минуту назад парило в стратосфере, рухнуло камнем вниз и пробило асфальт.
— Марк, — сказала она ледяным тоном. — При чем тут мой внук? Внук у меня сыт, одет и любим. Я ему на прошлой неделе конструктор купила. А это платье я купила СЕБЕ. На свои деньги. В чем проблема?
— Проблема в приоритетах! — назидательно поднял палец Марк. — Женщина за пятьдесят должна быть скромнее. Должна быть экономной. Вот зачем тебе эта тряпка? Куда ты в ней пойдешь? Один раз в ресторан? А потом она будет висеть в шкафу и моль кормить. А деньги — тю-тю.
— И что ты предлагаешь? — Эмма начала закипать. — Ходить в мешке из-под картошки?
— Я предлагаю быть разумной, — вещал Марк, не замечая, что ходит по очень тонкому льду. — Вот моя бывшая жена, Валя, она себе одежду на рынке покупает. Практично, дешево.
А лишнюю копейку — детям, внукам. На сберкнижку кладет. Вот это я понимаю — мудрость. А ты как стрекоза из
— Марк, ты серьезно? Мне 56 лет. Я еще замуж выйти хочу, между прочим.
— Замуж? — хохотнул Марк. — В таком наряде? Ну-ну. В таком наряде, Эмма, замуж не берут. В таком наряде только… ну, ты поняла. Серьезные мужчины ценят скромность и хозяйственность. А не эти вот… перья.
Эмма смотрела на его профиль. На его седые волосы, торчащие из ушей. На его старую куртку, которая пахла бензином и несвежестью. И вдруг поняла одну простую вещь.
Дело не в платье. И не в деньгах. И даже не во внуках.
Дело в том, что Марк — старый. Не по паспорту, а душой.
А она — живая.
И её яркое платье, её смех, её желание нравиться — всё это его раздражает. Потому что напоминает ему о том, что он уже «всё». А она — еще «ого-го».
Он хочет утянуть её в свое болото. Завернуть в ситцевый халат, дать в руки спицы и посадить рядом на лавочку обсуждать цены на гречку.
— Останови машину, — сказала Эмма тихо.
— Зачем? — удивился Марк. — Мы еще не приехали.
— Останови! — рявкнула она так, что Марк ударил по тормозам.
Эмма вышла из машины.
— Слушай меня внимательно, Марк, — сказала она, глядя ему в глаза через открытое окно. — Я не бабушка на лавочке. Я — Женщина. И я буду покупать платья. И туфли. И помаду.
— Эмма, ты чего? Обиделась? — растерялся Марк. — Я же добра желаю. Я же как лучше.
— Ты желаешь мне старости, Марк. Скучной, серой, экономной старости. А я её не хочу. У меня на неё аллергия. Так что езжай, Марк. К своей Вале, на рынок, за ситцевыми халатами.
Она развернулась и пошла по тротуару, цокая каблучками. Прохожие оборачивались. Мужчина на дорогой машине притормозил и показал ей большой палец. Эмма улыбнулась.
Она чувствовала себя свободной. Словно сбросила с плеч тяжелый, пыльный мешок с названием «Марк».
Да, она осталась без кавалера на вечер. Зато она осталась собой.
На юбилее Эмма была звездой. Она танцевала, смеялась.
И знаете что? Один импозантный мужчина весь вечер не сводил с неё глаз. И пригласил на танец. И сказал:
— Какое у вас потрясающее платье. Вы в нем как весна.
И никто, ни один человек в зале не сказал ей про внуков.
А Марк, наверное, поехал на дачу. Полировать машину и пересчитывать свои накопления на черный день. Он так и не понял, что произошло. Подумаешь, платье.
Но мы-то с вами знаем, девочки: платье — это не просто тряпка. Это знамя нашей борьбы с серостью, унынием и мужчинами, которые хотят превратить нас в «бабушек» раньше времени.