Он вошёл в русскую литературу не как писатель, а как персонаж. Двадцатичетырёхлетний безграмотный бродяга Алексей Пешков, объявившийся в сентябре 1892 года в тифлисской газете «Кавказ», не имел ни гимназического образования, ни связей в литературных кружках. Его первый рассказ «Макар Чудра» был подписан псевдонимом, который звучал как вызов: Максим Горький. «Горький» — не только потому, что жизнь горька. Это был частушечный, уличный, почти площадной псевдоним, но именно эта «уличность» и стала ключом к невероятному успеху. За десять лет безвестный самоучка превратился в самого издаваемого, самого богатого и самого известного писателя России, а затем — в сложный и трагический символ целой эпохи, давший имя миллионному городу.
Успех Горького был не случайностью, потому что он создал персонажа, который идеально отвечал запросам времени. В эпоху fin de siècle (с французского "конец века"), уставшую от декадентского упадка, читающая публика жаждала «героя из низов», сильного, грубого, «естественного». Издательница газеты «Нижегородский листок» вспоминала, как к ней в 1895 году пришёл «парень в русской розовой рубахе, подпоясанный ремнём, в высоких сапогах… похожий на коробейника». Этот образ стал его визитной карточкой.
На знаменитой фотографии 1900 года, сделанной в фотоателье «Боассон и Эгглер» в Петербурге, Горький снят не во фраке, а в косоворотке и грубом пальто, нарочито небрежно заложив большой палец за ремень. Это был тщательно сконструированный жест — «писатель-босяк», «пролетарский гений».
Цифры говорят сами за себя: к 1903 году, всего через десять лет после дебюта, совокупный тираж его книг в издательстве «Знание» превысил миллион экземпляров — фантастическая цифра для того времени. За один только 1903 год разошлось 75 800 экземпляров его рассказов. Его пьеса «На дне», поставленная МХАТом в 1902 году, выдержала 300 представлений при аншлагах, что было абсолютным рекордом. Он стал не просто популярным — он стал брендом, за которым стоял образ «буревестника революции» (знаменитое стихотворение в прозе было опубликовано в 1901 году одновременно с арестом и высылкой писателя из Нижнего Новгорода под надзор полиции).
Ирония судьбы в том, что «буревестником» он стал, живя на широкую ногу в роскошной нижегородской квартире на семнадцать комнат в доме барона Киршбаума на улице Мартыновской (ныне Семашко). Здесь был его первый «салон»: за стол, сервированный на тридцать персон, садились Шаляпин (который пел романсы), Рахманинов (играл на рояле), Толстой и Чехов (вели с хозяином долгие беседы, подробно записанные).
Писатель-босяк стал центром притяжения культурной элиты, меценатом, спонсирующим революционеров. Он платил большевикам огромные отчисления от гонораров — по некоторым подсчётам, до 60% своих доходов. Ленин, нуждавшийся в финансовой и символической поддержке, называл его «талантливым литератором, полезным для партии», но в частной переписке отзывался с едкой иронией о его «богостроительстве» и метаниях.
Эти метания и составили драму второй половины его жизни. В 1917-18 годах Горький, редактор антибольшевистской газеты «Новая жизнь», обрушивался с яростной критикой на «озверевшую, кровожадную толпу» и ленинскую диктатуру. Его статьи «Несвоевременные мысли» — это крик ужаса от происходящего. «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти», — писал он. Но к 1921 году, измученный, потерявший сына, больной туберкулёзом, он по настоянию Ленина уезжает в Европу — в де-фактую эмиграцию.
И вот здесь происходит ключевой поворот в создании «бренда Горький». Советской власти, пережившей разруху и теперь строящей новое государство, отчаянно нужен был великий легитимизирующий символ. Живой классик, друг Ленина, «пролетарский писатель». Началась многолетняя, изощрённая операция по его возвращению. Его засыпали деньгами, вниманием, лестью. В 1928 году, после нескольких лет ухаживаний, Горький совершает пробную поездку в СССР. Его встречают как монарха. Тысячи людей на вокзалах, названия колхозов и пароходов в его честь, бесконечные банкеты.
7 октября 1932 года бренд материализовался в камне и административных документах. В честь «40-летия литературной и революционной деятельности» Президиум ВЦИК принял постановление: «Нижегородский край переименовать в Горьковский край и город Нижний Новгород — в город Горький». Интересная деталь: инициатива исходила не «снизу», а от самого Сталина. На торжественном заседании в Большом театре, где писателю вручали орден Ленина, он сидел рядом с вождём, явно смущённый и подавленный. Назвать в честь живого человека город с 700-летней историей — жест беспрецедентного политического мифотворчества. Теперь «Горький» был не просто писателем, он стал точкой на карте, регионом, железнодорожной станцией, газетой.
Его последние годы в Москве, в особняке Рябушинского на Спиридоновке (ныне улица Алексея Толстого) и на даче в Горках, — это жизнь в золотой клетке под неусыпным надзором Генриха Ягоды, главы НКВД. Он был «иконой в киоте», которую выносили на политические демонстрации. Существует известная и, вероятно, выдуманная история, что, проезжая через переименованный Нижний, он мрачно бросил: «Родного города больше не вижу».
Его смерть в 1936 году окутана тайной и стала частью мифа. Официальная версия — от паралича сердца. Слухи, подкреплённые поздними показаниями на процессах, намекали на отравление. Но даже смерть была использована для укрепления бренда. Траурный митинг на Красной площади, урна с прахом в Кремлёвской стене, глобальная кампания памяти. Город Горький оставался Горьким ещё 54 года, пережив своего «крёстного отца» на полвека.
Парадокс в том, что бренд «Максим Горький», созданный как символ революционного пролетариата, в итоге стал одним из самых устойчивых символов советской эпохи с её грандиозными стройками, сложными компромиссами и трагедией творческой личности перед лицом государственной машины.
Читай меня в Телеграме, подписывайся в МАХе, а ниже ещё несколько интересных статей: