Анна нашла таблетку на дне чашки, когда допивала остывший чай. Маленькая, белая, наполовину растворившаяся. Она подняла глаза на Виктора - он стоял у холодильника и смотрел на неё с каким-то деловым ожиданием, как смотрят на кастрюлю, проверяя, закипела ли вода.
— Это что? — Анна положила таблетку на стол.
— Откуда я знаю, — он пожал плечами и отвернулся. — Может, сама уронила. У тебя память в последнее время никудышная.
Двадцать лет брака, и она никогда не слышала в его голосе такого равнодушия. Будто её уже нет.
Утром приехала свекровь Антонина Степановна. Села на кухне, достала тетрадку в клеточку, открыла на закладке.
— Анечка, ты вчера опять проспала до одиннадцати. Заказчица звонила, ругалась. Нехорошо так, людям же надо.
— Я не проспала, я...
— Проспала, Анечка, проспала. Я сама в девять заходила, ты спала как убитая. И неделю назад то же самое было. И позавчера. Я всё записываю, понимаешь? На всякий случай.
— На какой случай? — Анна почувствовала, как холод растекается по спине.
— Ну мало ли. Женщины в твоём возрасте... Климакс, нервы. Иногда с головой проблемы начинаются. Лучше зафиксировать, пока не поздно.
Антонина Степановна говорила участливо, но глаза были холодные, довольные. Она записывала, фиксировала, собирала досье на невестку, будто готовилась к чему-то.
Вечером Анна пошла к гаражу забрать Виктора на ужин. Дверь была приоткрыта, и она услышала голоса. Его и женский - незнакомый, с хрипотцой.
— Слушай, а если она заподозрит? — говорила женщина.
— Жанна, да она тупая как пробка. Мать уже полтетрадки на неё настрочила - забывчивая, рассеянная, неадекватная. Ещё месяц, и оформим всё как надо. Дом продадим, деньги твои, а её - с чемоданом на выход.
— А если скандалить начнёт?
— Не начнёт. Она вообще никогда ничего не начинала. Всю жизнь молчала, и сейчас сожрёт.
Анна стояла за дверью и слушала, как двадцать лет её жизни раскладывают по полочкам, прикидывают на вес, оценивают. Она не заплакала. Внутри что-то оборвалось, но вместо боли пришла ярость - тихая, холодная.
Григорий был её одноклассником, а теперь работал участковым. Анна пришла к нему без звонка, выложила всё: таблетки, тетрадку свекрови, разговор в гараже.
— Жанна фамилию как носит? — спросил он, записывая.
— Не знаю. Виктор нанял её на склад месяца три назад.
Григорий позвонил куда-то, говорил вполголоса, потом посмотрел на Анну серьёзно.
— Ты в курсе, что твоя Жанна по двум областям светится? Профессиональная чёрная вдова, мужиков на деньги разводит. Схема отработанная: втирается в доверие, помогает вытащить из семьи всё ценное, потом исчезает.
— И что мне делать?
— Записывай их. Вот диктофон, маленький, в сумку положишь. Нужно, чтобы они сами проговорились - как планируют тебя выдавить. А дальше я с адвокатом помогу.
Анна взяла диктофон и сжала в ладони так крепко, что пальцы побелели. Нет. Молчать она больше не будет.
Через три дня Антонина Степановна пришла с пирогом и фальшивой заботой на лице.
— Анечка, я серьёзно хочу поговорить. Ты же видишь, что Витя устал. Ему нужна поддержка, а ты... Может, тебе в больницу лечь? Добровольно, по-хорошему, пока совсем плохо не стало?
— Плохо от чего? — Анна включила диктофон в сумке, не глядя.
— От возраста, Анечка. Женщины в климаксе бывают неадекватные. Вот ты же сама видишь - то забудешь, то проспишь, то ключи потеряешь. А мы о тебе заботимся.
— Вы обо мне заботитесь? — Анна подняла глаза и посмотрела свекрови в лицо. — Или дом мой вам нужен?
Антонина Степановна дёрнулась, но быстро взяла себя в руки.
— Что за глупости? Мы же семья.
— Да, семья, — Анна кивнула и отвернулась.
Но главную запись она сделала неделю спустя. Виктор с матерью стояли у машины под окном, думали, что дома никого нет. Анна приоткрылa форточку и положила диктофон на подоконник.
— Мам, сколько ещё тянуть-то? Жанна уже психует, говорит, что я обещал быстро всё сделать.
— Витенька, не торопись. Ещё месяц, и всё. Я тетрадку почти заполнила - тут на справку из психушки хватит. Соседи все в курсе, что Анька странная. Вчера Вера Ивановна сама спросила, не свезти ли её к психиатру. Народ уже готов свидетельствовать.
— А если она в суде начнёт доказывать, что здорова?
— Так у нас же дневник. Я там такого написала - любой психиатр подтвердит диагноз. Потом дом продаём, ателье её закрываем, Жанне бабки переводим, и живёшь с ней спокойно. Аньку просто выгоним с чемоданом. Главное - тихо, без шума.
Виктор засмеялся - коротко, довольно. Анна выключила диктофон и закрыла окно. Руки не дрожали. Всё. Теперь у неё было оружие.
В зале суда Виктор сидел с дорогим адвокатом, Антонина Степановна - с тетрадкой на коленях, как с библией. Жанна устроилась в третьем ряду, одетая скромно, почти по-монашески. На Анну смотрела с сочувствием, будто на больную.
Адвокат Виктора зачитывал показания свекрови.
— Пятнадцатого марта ответчица забыла выключить плиту. Двадцать второго марта не узнала соседку в магазине. Пятого апреля разговаривала сама с собой. Налицо признаки психического расстройства, ваша честь.
Судья - женщина лет пятидесяти с жёстким лицом - слушала молча, листала бумаги. Виктор сидел с каменным выражением лица, но в глазах плавало торжество. Он уже видел себя победителем.
Тогда поднялся адвокат Анны и передал судье конверт.
— Ваша честь, у нас есть доказательства иного характера.
Судья вскрыла конверт. Достала справку из полиции - информация о Жанне, настоящая фамилия, два закрытых дела по мошенничеству. Потом - распечатку записи. Разговор Антонины Степановны с Виктором, каждое слово про таблетки, дневник, план по выдворению Анны и разделу имущества.
Судья читала долго. Потом подняла глаза на Виктора. Тот побледнел, открыл рот, но адвокат дёрнул его за рукав.
— Это незаконно! — закричала Антонина Степановна. — Её нельзя использовать, это подстава!
Судья посмотрела на свекровь так, что та осеклась на полуслове.
— Запись сделана на территории истицы, без нарушения закона. А вот ваши действия, гражданка, попадают под статью о мошенничестве группой лиц.
Она помолчала, перечитала последний абзац, потом вдруг усмехнулась - коротко, презрительно.
— Дневник наблюдений за психикой невестки. Снотворное в чай. Сговор с профессиональной мошенницей, — судья покачала головой. — Двадцать лет брака ради дома и сберкнижки. И даже не постарались прикрыться нормально. Я такой наглости давно не видела.
Она засмеялась - негромко, но в зале стало слышно каждый звук.
Виктор сжался на стуле. Антонина Степановна схватилась за сумочку. Жанна попыталась встать и уйти, но Григорий, стоявший у выхода, преградил ей дорогу.
— Дом остаётся за истицей. Денежные средства, переведённые на имя третьего лица, подлежат возврату. Кроме того, я направляю материалы дела в прокуратуру для проверки действий ответчика, его матери и гражданки Жанны по статье о мошенничестве, — судья зачитывала решение чётко, без эмоций, но с едва заметной усмешкой.
Антонина Степановна ахнула. Виктор уставился в пол. Жанна уже доставала телефон - видимо, искала, кому позвонить.
После суда Анна стояла на крыльце и смотрела, как Виктор с матерью садятся в машину. Антонина Степановна что-то кричала сыну, размахивая руками. Жанну увели сотрудники полиции - она шла, не оборачиваясь, и лицо у неё было совершенно пустое, рабочее.
Григорий подошёл к Анне, протянул сигарету, но она покачала головой.
— Жанна уже даёт показания. Сдаёт твоего Виктора с потрохами, говорит, что он всё придумал, а она просто помогала.
— Пусть, — Анна пожала плечами. — Мне всё равно.
— Ты держись, — Григорий хлопнул её по плечу. — Самое страшное позади.
Она кивнула и пошла домой пешком. Шла медленно, смотрела на витрины магазинов, на людей, которые спешили по делам. Мир не изменился, но внутри стало легче. Будто сняли с груди камень.
Дома Анна первым делом открыла все окна настежь. Потом взяла свекровину тетрадку в клеточку, которая всё ещё лежала на кухонном столе, и пошла во двор. Бросила её в железную бочку и подожгла. Огонь разгорелся быстро, страницы скручивались, чернели.
«Анечка забывчивая. Анечка рассеянная. Анечка неадекватная». Всё это превращалось в пепел.
Анна стояла и смотрела на огонь. Где-то на другом конце города Виктор объяснял Жанне, что всё ещё можно исправить. Антонина Степановна причитала, что она всегда была против. А Жанна уже думала о следующем городе, следующем мужике.
Но это было не важно.
Через неделю в ателье пришла первая клиентка. Вера Ивановна, та самая соседка, что спрашивала про психиатра. Вошла виноватая, с пакетом.
— Анечка, прости меня, ладно? Антонина Степановна наговорила, а я поверила. Дура старая.
Анна взяла из её рук джинсы для подгонки, разложила на столе.
— Ничего, Вера Ивановна. С кем не бывает.
— Ты меня правда простила?
Анна подняла глаза. Соседка стояла сгорбившись, ждала прощения. И Анна вдруг поняла, что ей не нужно прощать. Не из злости - просто это больше не имело веса.
— Джинсы будут готовы в четверг, — сказала она ровно.
Вера Ивановна кивнула и быстро ушла. Анна осталась одна в мастерской. Села за швейную машинку, включила лампу, положила руки на ткань. Пальцы привычно нащупали шов, нашли нужную линию.
За окном темнело, но она не спешила. Работала размеренно, слушала, как стрекочет машинка. Этот звук был её, родной. Никто больше не будет стоять над ней по ночам с пустым взглядом. Никто не подсыплет таблетки. Никто не станет записывать в тетрадку, как она забывчива и странна.
Виктор больше не звонил. Антонина Степановна уехала к дальней родственнице и, говорят, теперь жалуется всем на неблагодарность. Жанна исчезла - Григорий говорил, что её ищут уже в нескольких областях.
А Анна шила. Принимала заказы, резала ткань, строчила швы. Жизнь вернулась на место, только теперь она сама выбирала, как дальше жить.
Вечером, закрывая мастерскую, Анна обернулась и посмотрела на пустой дом. Свет горел только на кухне - один светильник над столом. Больше никого. Тишина. Её тишина.
Она повернула ключ в замке и пошла домой. Не оглядываясь.
Если понравилось, поставьте лайк, напишите коммент и подпишитесь!