Сначала они были прилично обоснованы. Автобиографические вставки – в разбор произведений искусства. Я иллюстрировал своими когдатошними переживаниями теперешние, возникшие из-за озарения, что «хотел сказать» автор всеми этими деталями. Потом обнаружилась одна, не совсем равнодушная ко мне, которая особое внимание направляла на эти вставки. Заинтересованное внимание. Но я понимал всё-таки инородность их и держался в рамках. А потом, с наступлением старости, я, наверно, почуял, что тем увековечиваю как-то своё физическое существование. Ибо иным интересно читать разборы произведений искусства, и разборы приобретают малую, но всё же аналогию, самим произведениям, претендующим, вообще-то, на вечное существование. Я это понял, когда обнаружились люди, крайне отрицательно относящиеся к автобиографическим вставкам. Я смотрю на себя, и замечаю, что я, наоборот, стал на вставки налегать. Объяснив их новым положением блогера, что ли. В канале, который я завёл, нельзя публиковать статьи, уже опубликованные в электронном журнале. По крайней мере, 1000 знаков сначала должны быть оригинальными. Этим я могуче разрешил себе вставками продолжать заниматься. Для, мол, этих 1000 знаков. – А тут – бессонница, не укрощаемая снотворным. – И что делать? – Вспоминать. Лучше всего – женщин. «Моих» – тех, с которыми я потерпел то или иное поражение. – Было время, когда на них много времени и энергии я тратил напрасно, ибо был объективно невзрачен, хотел же, чтоб было, будто я красавец. Странная – глядя десятки лет спустя – претензия. – И вот лежишь без сна и вспоминаешь… в виде повествования для блога. Который… искусство- и литературоведческий.
Её звали Алдона. Ей было 18 лет (мне – 22). Я тогда исполнял мысленную школьную клятву: став на ноги (а я стал; кончил институт и начал работать), разобраться, почему, скажем, Леонардо да Винчи – гений. – И бац: на Доме офицеров объявление, что при нём открывается изостудия. Первый сбор в таком-то зале. – Я пришёл. – Там уже сидят несколько девиц и один красивый парень. И один не красивый, но очень успешный у женщин. (При обстоятельствах, не допускающих оглашения, я с ним познакомился раньше.) Присутствие этого типа ввело меня в удар, так сказать. Он представлял мне сильную конкуренцию в моей будущей охоте на кого-нибудь из наличных девиц. А я не остроумный. Но тут на меня нашёл стих. Я принялся перед собравшимися выставлять его лягушкой, хотящей раздуться до размеров вола. И преуспел. Он, обескураженный, ушёл, и больше никогда не приходил.
А одна из девиц после первого сеанса в студии, когда учащиеся хотели расходиться, предложила нам отметить этот день у неё дома. Она жила за углом. Мы согласились. Откуда взялась выпивка и закуска, я не помню. Сами посиделки тоже не помню. Помню только, что я определился, за кем я стану ухаживать. Ею стала Алдона. Она была здорово красивая. И какая-то вкусная. Я предложил проводить её. Мы пошли. Вот Старый город. Горбатый переулок. Зима. Скользко, но промозгло. А во мне всё горит. И вот в этом переулке она поскользнулась. Я не дал ей упасть. Наши лица сблизились. И мы впились друг другу в губы.
Боже, как это было сладко!.. Когда поцелуй взаимный.
И совсем было не сладко, когда она – потом-потом – сказала, что я не умею целоваться, и предложила научить.
Я и это место помню. – Это было на остатке каменных калитки и забора, когда-то окружавшего какой-то фигуристый такой замок, отдалённо похожий на «Ласточкино гнездо» в Крыму, при входе в начало дубовой рощи, что росла едва ли не в центре города. Слишком много огораживавший забор был разрушен и давно заменён на тоже каменный, но огораживаюший гораздо меньшую территорию вокруг замка. Мы сидели на камнях разрушенной калитки. И она принялась меня учить. – И, - из-за огорчения от её опытности, - я ничего не усвоил и не помню, что она вытворяла с моими губами и языком.
.
У меня случился такой диалог:
- Ну да, за вас теория, за меня практика.
- Вообще-то, важно, чтоб было совпадение теории и практики. Мне почему-то с «моей теорией» удалось понять, всех, наверно, знаменитостей в истории изобразительного искусства. – Вот расскажу историю... Стал я читать «Классическое искусство» Вёльфлина. Я читал и одновременно писал книгу своих комментариев. И страшно, аж жуть. Ведь там сплошь гений на гении. И удостоверено 6-тью веками славы (чем не практика?). У меня же – подход с учётом «Психологии искусства» Выготского, которой не было и нет ни у кого из искусствоведов прошлого и настоящего. У них – вкус. И что мне делать, с моей синхронной с чтением писаниной, если я разойдусь в констатации – гений или нет такой-то, признанный гением? – Обошлось, знаете. Я совпал с 6-тью веками славы.
Ну или я какой-то фантастический карточный замок выстроил. Или больно на слова вёрткий.
Или теория верна: с практикой совпадает. Научна.
Правда, критерием научности является не это. Шаман племени тумба-юмба, тоже являет ежедневно, что его молитва поднимает солнце над горизонтом. Т.е. критерием научности теории является её фальсифицируемость. Это надо взять фальшивую теорию, как Эйнштейн сделал: что свет летит ВСЕГДА по прямой. И, если удастся её опровергнуть, то она – фальшива. А верна его теория: что свет гравитационно притягивается. Он предложил во время полного солнечного затмения направить телескоп на ту звезду (а координаты многих звёзд известны), которая заслонена и Солнцем и затмившей его Луной, но находится близко к краю диска. Если в телескоп её не будет видно, значит его, Эйнштейна, теория не верна. Опыт показал, что заслонённую звезду видно. Это не значит, что теория Эйнштейна на 100% верна. Но это значит, что она научна.
У меня нет подобного случая проверки на научность «моей теории» на базе живописи. Мне не хватает мозгов придумать фальшивую (но обязательно логичную) теорию. Но для Высоцкого и Чехова хватило. И. «Моя теория» (наличие подсознательного идеала у гениев) оказалась фальсифицируемой, т.е. – научной.
.
И я подумал, а нельзя ли расположить факты о сфумато, изобретённом Леонардо да Винчи, так, чтоб они оказались, как в описанной истории с Эйнштейном? Если можно, то не получится ли и «моя теория» фальсифицируемой, т.е. научной?
Каково было знание, когда Эйнштейн создавал общую теорию относительности? – Считалось, что свет распространяется прямолинейно.
А каково было знание о сфумато, когда Алессандро Соранцо и Майкл Ньюберри приступили к своему исследованию?
«У Граната в статье А. Н. Тарасова о Леонардо да Винчи так характеризуется Джиоконда: «Матовое лицо выступает из дымки… Взгляд коричневых глаз производит двойственное впечатление. Он и целомудрен, и обольстителен… На губах играет непостижимая улыбка» (Чичерин).
А чуть выше: «постепенно открывается».
То есть двойственность впечатления связана со временем смотрения (то есть с каким-то изменением, связанным со зрителем) и сфумато.
Сам Леонардо вневременно связывал двусмысленность со сфумато в своём «Трактате о живописи»:
«Вещи на расстоянии кажутся тебе двусмысленными и сомнительными; делай и ты их с такой же расплывчатостью, иначе они в твоей картине покажутся на одинаковом расстоянии… не ограничивай вещи, отдалённые от глаза, ибо на расстоянии не только эти границы, но и части тел неощутимы… Напоследок, чтобы твои тени и света были объединены, без черты или края, как дым» (Википедия).
Но я связал со временем смотрения, потому что знаю результат исследования Соранцо и Ньюберри. Поэтому можно сказать, что им связь эта не была известна. То есть, как свет распространяется по прямой, так и сфумато – обеспечивает двойственность впечатления. Оба для Эйнштейна и Соранцо с Ньюберри явились фальшивой теорией.
Верной теорией оказалось, что пробами и изменениями Леонардо сумел учесть периферическое зрение тенями (у рта) такой интенсивности, что при прямом взгляде они не видны, а при периферическом – видны. Смотришь на глаза – кажется, что улыбка есть, а если перевести взгляд на рот, улыбка слабеет и кажется, что её нет.
Считается, что Леонардо осознанно применял это свойство периферического зрения. Опираются при этом на такие его слова из того же «Трактата о живописи»:
«…вы взглянете на всю эту исписанную бумагу сразу и сразу же обнаружите, что она полна различных букв; но вы в этот момент ещё не знаете, что это за буквы и что они означают; поэтому вам придётся изучать их слово за словом, строку за строкой, чтобы познать эти буквы» (https://www-fondazionemacula-it.translate.goog/divagazioni/leonardo-e-la-visione-maculare/?_x_tr_sl=it&_x_tr_tl=ru&_x_tr_hl=ru&_x_tr_pto=sc).
Так наоборот! Тут – об остроте зрения по направлению взгляда.
То же – о таком рисунке:
«Человеческий глаз с различными линиями. Линия зрения (средняя) — единственная, обеспечивающая хорошую остроту зрения» (https://www.quotescosmos.com/quotes/Leonardo-da-Vinci-quote-8.html).
Теперь так. Я, наверно, такой же, как Леонардо, в том смысле, что мне, чтоб крепче усвоить, нужно записать – двигательно-зрительная память. «Трактат о живописи» Леонардо написал для себя – зеркальным письмом. Он не собирался кого-то научить. Ему надо было сохранить в тайне своё изобретение, чтоб продукт его возвышал относительно других живописцев. То есть общий характер записи о сфумато это не способ скрыть подробности от людей. Он не осознавал, КАК ему сделать улыбку губ видимыми для периферического зрения. Он достиг этого просто внимательностью к самой портретируемой, если правда, что он на сеансы приглашал то музыкантов, то чтецов скабрёзных анекдотов.
Вот, чтоб портрет ожил гарантировано, он сделал кое-что совершенно сознательно – по-разному написал губы.
Британские учёные это тоже заметили.
В нём горела осознаваемая страсть к иллюзорности. Как живое. Это чувствуется и по процитированному отрывку. И он знал, что такой страсти и такой настойчивости в достижении у ученика нет. Поэтому портрет делался в двух исполнениях одновременно: им и учеником. Вариант ученика он и отдал заказчику. А вот знал ли он причину своей страсти – вдохновения? Причину именно достижения впечатления «как живая»…
Ответ надо искать в той жизни, какая была. В том числе и в искусстве.
В жизни бытовал крайний разврат, причём и у религиозных деятелей. Раннее Возрождение стремилось своих персонажей как можно более раздеть. И крайним был стиль, названный Лосевым обратной стороной титанизма. Схематически рисовали сами по себе мужские и женские половые органы. В литературе это были скабрёзные анекдоты.
Учёные скрыли от нас этот стиль.
Находили ль в собственности Леонардо такие изображения, я не знаю, но записи похабных анекдотов есть.
А общепризнано, что идеалом Высокого Возрождения является гармония высокого и низкого. Это резкая противоположность обратной стороне титанизма. И это не иллюзорность, достигшая максимума именно в Высокое Возрождение.
Теперь я предлагаю условиться о двух условиях для того испытания, которое я опишу ниже.
Одно – что (по Натеву) искусство (неприкладное) это непосредственное и непринуждённое испытание (подсознательным идеалом автора подсознательного идеала восприемника) сокровенного (у восприемника) и освобождение от вдохновения (подсознательного идеала) у художника.
Другое – что гений умеет свой идеал погрузить в подсознательное состояние, когда – по Пушкину – потребует поэта к священной жертве Аполлон. Иногда тот там всегда пребывает. И – он не дан сознанию автора, а только прорывается сквозь цензуру сознания странностями для времени создания произведения. В случае с «Моной Лизой» странностью является иллюзорность, доходящая до как бы оживления портрета.
Теперь обратимся к душе Леонардо да Винчи.
Одни говорят (и доказывают, но не стопроцентно), что он был мужеложец и не стеснялся этого, а только прятал от других, как было принято тогда то и другое.
Другие (и тоже доказательно, но не на 100%) говорят, что он был нравственным человеком, но ему было противно совокупление с женщиной.
Теперь возьмём за фальшивую (и представим её верной) идею мужеложца и поместим её в оговоренные выше условия. – Что получим? Что страсти самовыражения сокровенного нет, раз он совпадает по безнравственности с окружением. Есть только страсть быть первым. В живописи – иллюзорным до удивления. Подсознательного идеала нет. Он движим только осуществлением замысла сознания. То есть творит произведение прикладного искусства. Оно тут приложено к задаче удивлять. А все учёные, занимающиеся искусством и в один голос говорящие, что Высокое Возрождение (в лице Леонардо тоже) выражает идеал гармонии высокого и низкого, говорят выдумку.
Согласитесь, исходная мысль фальшива.
Это не значит, что противополжная на 100% верна. Но она научна, ибо фальсифицируема.
16 ноября 2025 г.