Тетка мужа, Людмила Васильевна, не просто приехала в гости. Она оккупировала нашу двушку, как вражеская армия захватывает стратегически важную высоту. Без объявления войны, но с огромными баулами и претензией на полное обеспечение.
— Ой, спина, спина! — стонала она, плюхаясь на наш диван, который жалобно скрипнул под её весом. — Колени крутит, голова раскалывается, давление скачет, как бешеное. Врачи сказали — покой нужен. И уход. А кто за мной, старой, ухаживать будет? Вот, племянничек, к тебе приехала. Родная кровь не бросит.
Муж, Паша, стоял в коридоре и виновато переминался с ноги на ногу. Он был мягким человеком. Слишком мягким.
— Конечно, тетя Люда. Располагайтесь. Оля сейчас постелет.
Я стояла рядом и чувствовала, как скулы сводит от напряжения. «Поправить здоровье» — это звучало красиво. На деле же Людмила Васильевна выглядела здоровее нас обоих вместе взятых. Румяная, громкая, с командирским голосом и аппетитом, которому позавидовал бы полк солдат после марш-броска.
Она разложила свои вещи мгновенно. Вся гостиная за пять минут превратилась в филиал её деревенской избы: на креслах повисли какие-то безразмерные халаты, на столике выстроилась батарея пузырьков, от которых пахло корвалолом и старостью, а пульт от телевизора исчез в недрах её необъятной сумки, чтобы потом всплыть уже в её руках как скипетр власти.
— Оля! — разнеслось по квартире через полчаса. — Чайку бы мне! С лимончиком и медком. И бутербродиков порежь, только хлеба поменьше, а колбаски побольше. Мне силы нужны, организм ослаблен.
Я пошла на кухню. Внутри закипало глухое раздражение. Я только пришла с работы, уставшая как собака, а тут — «здрасьте, я ваша тетя».
Когда я принесла поднос, Людмила Васильевна уже вовсю смотрела какой-то слезливый сериал на максимальной громкости.
— Ой, спасибо, милая, — она сграбастала бутерброды. — А чего колбаса такая... дешевая? Докторскую надо было брать, ГОСТовскую. Эта соей отдает. Ну да ладно, дареному коню, как говорится...
Она отправила в рот кусок, который я планировала нам с Пашей на завтрак, и даже не поморщилась.
— Паш! — крикнула она с набитым ртом. — А чего у вас так душно? Кондиционер включи. Или нет, продует. Окно открой. И подушку мне другую дайте, эта жесткая, у меня шея отвалится.
Паша метнулся выполнять. Экий барин нашелся, подумала я, глядя на мужа. Бегает перед ней, выпрыгивая из штанов, лишь бы угодить.
Ужин превратился в пытку. Я приготовила легкий куриный супчик — все-таки человек болеет, диета нужна.
Людмила Васильевна посмотрела в тарелку с таким видом, будто я ей помоев налила.
— Это что? — спросила она, брезгливо помешивая ложкой бульон. — Водичка крашеная?
— Это диетический суп, — сдержанно ответила я. — Вы же жаловались на желудок и печень.
— Ой, не смеши! — фыркнула тетка. — Больному организму белок нужен! Мясо! Свининки бы пожарила, с лучком, с картошечкой. Или пирогов напекла. А этим только ноги протянешь. Оля, ты совсем мужика не кормишь? Смотри, он у тебя прозрачный скоро станет.
— У нас денег на деликатесы сейчас не густо, Людмила Васильевна, — тихо заметил Паша. — Ипотека, сами понимаете. Может, вам в санаторий лучше? Там процедуры, врачи...
Тетка аж поперхнулась.
— Санаторий?! Ты цены видел? Откуда у бедной пенсионерки такие деньжищи? Нет уж. Вы родня, не чужие люди. Ольге все равно делать нечего, детей нет, работа — одно название, бумажки перекладывает. Вот пусть меня и выхаживает. Вам зачтется.
Она отодвинула тарелку.
— Ладно, раз мяса нет, неси чай с конфетами. Я там в шкафу видела коробку.
Это была моя коробка. Подарочная. Дорогой шоколад, который я берегла для особого случая.
Я молча встала, достала коробку и поставила перед ней.
Людмила Васильевна умяла половину за один присест, запивая сладким чаем.
— Ну вот, — рыгнула она, не стесняясь. — Хоть сладенького поела. Глюкоза для мозга полезна. А то с вашей кормежкой помрешь быстрее, чем от давления.
Она встала, кряхтя для приличия, и пошла обратно на диван.
— Оля, включи мне новости! И плед принеси, знобит что-то. И воды в графин налей, чтоб ночью не бегать.
Я смотрела на неё. На эту «умирающую», которая только что слопала ужин на троих и палку колбасы вприкуску. На её наглое, довольное лицо. На мужа, который прятал глаза.
Внутри меня что-то щелкнуло. Спокойно так, холодно.
Значит, уход вам нужен? Оздоровление?
Значит, мне делать нечего?
Хорошо.
— Паша, — сказала я мужу на кухне, когда мы мыли посуду (точнее, я мыла, а он вытирал). — Твоя тетя права. Ей нужно серьезно заняться здоровьем.
— Оль, ну потерпи... — начал было он.
— Нет-нет, я серьезно. Мы запустили ситуацию. Человек страдает. Надо лечить.
Я улыбнулась. Паша посмотрел на меня с опаской. Он знал эту улыбку.
— Завтра начинаем курс интенсивной терапии. Санаторий строгого режима. Бесплатный, как она и хотела.