первая часть
Звук открываемой двери заставил Андрея вздрогнуть. Вошла дежурная медсестра Люда.
— Андрей Петрович… — тихо позвала она. — Там она пришла в себя. Мечется, стонет, зовёт кого-то.
Андрей вскочил, мгновенно сбрасывая оцепенение. Дневник он сунул в карман халата, ближе к сердцу.
В палате реанимации было темно, лишь мониторы отбрасывали на стены зеленоватые отсветы. Лена лежала на высокой кровати, опутанная трубками и проводами. Бинты на голове пропитались сукровицей, лицо текло, превратившись в лиловую маску, но глаза… глаза были прежними — огромными, полными боли и страха.
Она увидела его и замерла. Губы, разбитые и сухие, дрогнули в слабой попытке улыбнуться.
— Андрюша, — прошелестел её голос, тихий, как шорох сухой листвы. — Это ты? Я умерла? Это рай?
Он подошёл, взял её руку — холодную, безвольную — в свои ладони.
— Ты жива, Ленка, жива. Я тебя вытащил и не отпущу.
Взгляд Лены прояснился. Реальность — жёсткая и беспощадная — вернулась к ней вместе с болью. Она дёрнулась, пытаясь приподняться, но датчики натянулись, удерживая её.
— Сумка! — вскрикнула она, и кардиомонитор тревожно запищал. — Где коричневая сумка? Андрей, там кассеты!
— Тише, тише, тебе нельзя волноваться.
Он пытался уложить её обратно, но в её хрупком теле вдруг обнаружилась стальная сила отчаяния.
— Сумка у меня, я спрятал её в сейф.
— Кассеты там? — она впилась в него взглядом.
Андрей покачал головой. Врать ей сейчас было бы преступлением.
— Сумка пустая, Лен. Там только документы, косметика и этот дневник. Больше ничего.
Лена обмякла, словно из неё вынули стержень. Лицо её стало белым, как больничная простыня.
— Водитель, — прошептала она, глядя в потолок пустыми глазами. — Это был новый водитель. Человек Барса. Я поняла это слишком поздно. Он специально въехал в тот столб. Он забрал их. Андрюша, это конец.
Она повернула голову к нему, и по виску скатилась одинокая слеза, оставляя дорожку на воспалённой коже.
— Барс знает, что я знаю. Теперь у него нет причин играть в семью. Он придёт добить. Андрей…
Она жала его руку с такой силой, что ногти вонзились в кожу.
- У меня к тебе просьба. Страшная.
- Замолчи, — резко сказал он.
- Нет, послушай, — в её голосе зазвучала истерика. - Если он заберёт меня отсюда, ты не знаешь его, он не убьёт сразу. Он будет резать меня по кускам, он заставит меня молить о смерти. Я не выдержу, Андрей, я слабая. Вколи мне что-нибудь. Сейчас. Передозировка, остановка сердца. Никто не узнает. Убей меня сам, лучше умереть от троей руки, чем попасть к нему.
- Я врач, Лена, я жизни спасаю, а не отнимаю.
Андрей почти кричал, но внутри у него всё похолодело. Он понимал, что она права. Если Барс доберётся до неё, смерть покажется ей избавлением. В этот момент тишину больничного коридора разорвал шум. Грубые голоса, топот тяжёлых ботинок, чей-то испуганный вскрик.
- Сюда нельзя! Здесь реанимация! — пискнул голос дежурной сестры, но его тут же заглушил низкий властный бас.
- Мне везде можно, брысь с дороги!
Лена сжалась в комок, натянув простыню до самого подбородка. В её глазах появился животный ужас.
- Это он,- одними губами произнесла она,- он пришёл.
Двери реанимационного блока распахнулись от удара ноги. В проеме возникла массивная фигура. Валерий Барсуков, он же Барс, заполнял собой всё пространство.
Малиновый пиджак, ставший униформой хозяев жизни в это смутное время, сидел на нём в натяг, едва сдерживая мощное налитое бычьей силой тело. От него пахло дорогим коньяком, табаком и той особой тяжелой аурой вседозволенности, от которой у простых людей подгибаются колени. За его спиной маячил Клим, жилистый, с бегающими холодными глазами, похожий на хищную рыбу.
Барс обвел палату тяжелым мутным взглядом, пока не наткнулся на кровать. Увидев Лену, он не проявил ни жалости, ни радости. Лицо его исказило гримасу брезгливости, словно он увидел сломанную, дорогую игрушку.
- Ну здравствуй, беглянка, — пророкотал он, шагая внутрь, не обращая внимания на стерильность. - Далеко собрались?
Андрей шагнул вперёд, закрывая собой Лену. В этот момент он остро, до звона в ушах, осознал простую истину.
Законы здесь больше не действуют. Милиция куплена, главврач испугается одного звонка сверху. Никто не поможет. Между Леной и мучительной смертью стоял только он. Уставший хирург в помятом халате. Спасти её по закону было невозможно. Значит, оставался только один путь. Путь, который перечеркнёт его карьеру, его честное имя, всю его жизнь.
Нужно было обмануть саму смерть. Встреча с Валерием Барсуковым была неизбежна, как столкновение с товарным составом, если ты застрял на рельсах. Андрей замер в дверях палаты, чувствуя, как липкий и холодный пот течёт по спине под рубашкой. За его спиной на аппаратах жизнеобеспечении лежала женщина, которую он любил больше жизни. Перед ним стояло чудовище, которое превратило её жизнь в ад.
Андрей сделал глубокий вдох, задерживая воздух в легких. Сейчас он был не просто хирургом, он был актёром на сцене, где цена провала две жизни. Он снял очки, потёр переносицу — жест уставшего, сломленного человека — и шагнул в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. Барс стоял посреди коридора, расставив ноги, словно хозяин осматривающий свои владения. Стены больницы, выкрашенные в бледно-голубой цвет, казалось сжимались от его присутствия.
Клим, его верная тень, стоял чуть позади, поигрывая брелоком от машины. Увидев врача, Барс шагнул навстречу. От него пахнуло тяжелой смесью дорогого коньяка, кожаного салона и той агрессивной самоуверенности, которая бывает у людей, привыкших покупать всё, включая человеческую совесть.
- Ну чё, лепила?
Голос Барса был хриплым, низким, ракочущим.
- Где моя жена? Дышит ещё стерва.
Андрей поднял на него взгляд. Он заставил себя смотреть прямо в эти водянистые, налитые кровью глаза. Внутри всё дрожало от напряжения, но голос врача прозвучал сухо, безжизненно, как стук земли о крышку гроба.
— Мне жаль, — произнес Андрей, и каждое слово давалось ему с трудом, словно он ворочал камни. Мы сделали всё возможное, но травмы оказались несовместимыми с жизнью. Обширное кровоизлияние, отёк мозга. Сердце остановилось двадцать минут назад.
Повисла тишина. Тяжёлая, ватная. Андрей ждал чего угодно. Крика, удара в лицо, обвинение в некомпетентности. Он был готов принять удар. Но Барс отреагировал иначе. Его мясистое лицо побагровело, на лбу вздулась толстая вена. Он с размаху ударил кулаком в стену, выбив кусок штукатурки.
- Вот же Папа Далова! — рявкнул он, и в голосе не было ни капли горя, только досада игрока, у которого сорвалась крупная ставка. - Столько бабок в неё вкачал, шубы, тачки, цацки, всё коту под хвост.
Он повернулся к Климу, игнорируя Андрея, словно врач был предметом мебели.
- Слышь, Клим, это ж теперь проблемы с наследством начнутся! Старик её, тесть мой покойный, всё на дочку переписал. Сейчас юристы как стервятники налетят, начнут делить. Тьфу, блин. Угораздило же её именно сейчас сдохнуть, перед сделкой.
Андрей слушал, и ему казалось, что пол уходит из-под ног. Ни слова о Лене, как о человеке, ни тени, сожаления. Только деньги, активы, проблемы с документами. Этот человек не потерял жену, он потерял актив. Это открытие, страшное в своей простоте, окончательно утвердило Андрея в мысли. Он всё делает правильно.
«Спасать Лену от такого не преступления — это священный долг».
- Я хочу её видеть, — вдруг бросил Барс, поворачиваясь к Андрею.
- Где тело?
- Тело уже спустили в морг, — соврал Андрей, не моргнув глазом.
- Таков порядок, освобождали место в реанимации.
Веди, — буркнул Барс, — должен я убедиться, что вы мне тут лапшу на уши не вешаете. Может, вы её спрятали, чтобы выкуп требовать? Знаю я вас, врачей-нищебродов.
- Пройдёмте, — Андрей кивнул в сторону лифтов. Они двинулись по длинному больничному переходу. Андрей шёл впереди, чувствуя спиной тяжелый сверлящий взгляд бандита.
Барс и Клим шли следом, их шаги гулко отдавались в пустом коридоре. Навстречу им, шаркая стоптанными тапками, двигалась баба Маша, старенькая санитарка, работавшая в отделении, кажется, со времен царя Гороха. Маленькая, сгорбленная, она тащила тяжелое цинковое ведро с водой, чтобы помыть полы к утреннему обходу. Увидев процессию, она заторопилась, пытаясь уступить дорогу, прижалась к стене. Барс шёл широко, не сбавляя темпа, словно ледокол.
Он даже не посмотрел вниз, его лакированный ботинок врезался в ведро. Раздался грохот. Грязная мыльная вода тёмной лужи растеклась по свежевымытому линолеуму, забрызгав белые носки санитарки. Ведро слязгом откатилось к стене. Баба Маша всплеснула руками и испуганно ойкнула.
- Ох, батюшки, простите, сынки, не удержала.
Барс остановился. Медленно перевёл взгляд с мокрого пятна на своих брюках на сжавшуюся старушку.
- Ты чё, слепая, калоша старая, — процедил он сквозь зубы.
— Простите, я сейчас, я мигом вытру, — засуетилась баба Маша, дрожащими руками хватаясь за тряпку.
— Не путайся под ногами, когда хозяева жизни идут, — брезгливо бросил Барс. Он пнул, пустое ведро, отшвыривая его дальше.
— Тряпку в зубы и вылизывай, чтоб блестело. Понаберут убогих.
Клим хохотнул, оценив шутку босса. Андрей замер. Кровь ударила в виски горячим молотом. Его руки сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони до боли.
Ему захотелось развернуться и ударить. Ударить в это сытое, наглое лицо, стереть с него ухмылку, заставить почувствовать боль. Но он сдержался. Усилием воли разжал пальцы. Сейчас нельзя. Один неверный жест, и Лена погибнет. Он проглотил эту ярость, как горькую таблетку, но в душе что-то щёлкнуло. Если до этого момента у него ещё были сомнения, были моральные терзания по поводу нарушения закона и врачебной этики, то теперь они испарились.
Перед ним был не человек, перед ним было зло в чистом виде. И с этим злом нельзя договориться, его нельзя разжалобить. Его можно только обмануть.
- Сюда, пожалуйста, — Сухо сказал Андрей, открывая дверь на лестницу, ведущую в подвал.
продолжение