Эльвира остановилась на пороге спальни. Что-то было не так. Она всегда чувствовала, когда в их комнате кто-то побывал. Покрывало лежало чуть криво, шкаф приоткрыт. Эля никогда не оставляла его открытым – слишком привыкла к порядку. На заводе, где она работала технологом, малейшая неточность могла стоить целой партии продукции. Дома она тоже любила, чтобы всё было на своих местах.
Сердце ухнуло вниз. Она рванула к кухне, распахнула шкафчик над мойкой. Банка из-под кофе стояла на месте – та самая, в которой бабушка когда-то хранила пуговицы. Эля схватила её дрожащими руками, сдернула крышку. Пусто. Только запах кофе все ещё оставался на стенках.
– Деньги. Двести тысяч. Их нет, – она медленно повернулась к Кириллу, который вышел из ванной, ещё мокрый после душа.
– Которые отец дал на машину? – он схватил полотенце, начал вытирать волосы. – В банке из-под кофе хранила? Эль, ну кто так делает? Надо было сразу в банк отнести.
Она знала, что он скажет именно это. Кирилл не понимал её недоверия к банкам. Он не помнил девяностые, когда его родители имели хорошие зарплаты и жили в достатке. А родители Эли потеряли все сбережения, когда ей было двенадцать. Мать тогда неделю не вставала с кровати. С тех пор в семье деньги хранили только наличными, только дома.
– Я собиралась в понедельник съездить, – она сжала банку так, что побелели костяшки пальцев. – Кирилл, их украли. Твоя мать. Только она могла.
– Не говори глупости.
– Кто ещё знал про эти деньги? Только мы с тобой. И она.
Последние две недели с момента приезда свекрови превратились в сущий кошмар. Вера Михайловна появилась внезапно, в пятницу вечером, когда Эля только приготовила ужин. Кирилл открыл дверь, а через минуту в прихожей стояла его мать с сумкой и жалобной историей. Квартиру затопили соседи сверху, жить негде, у подруги не может долго оставаться.
Кирилл даже не спросил у жены. Просто объявил, что мама поживёт у них. Эля промолчала тогда. Что она могла сказать? Выгнать свекровь на улицу? Не по-человечески как-то.
Первые дни Вера Михайловна вела себя тихо, даже слишком тихо. Спала на диване в зале, вставала раньше всех, мыла за собой посуду. Но постепенно что-то в ней менялось. Сначала она просто стала задерживаться на кухне, когда Эля с Кириллом пытались поужинать вдвоём. Потом начала переставлять вещи – солонку не туда поставит, полотенца сложит по-другому и засунет куда-то.
– Маме просто трудно, – говорил Кирилл, когда Эля пыталась объяснить, что ей некомфортно. – Она переживает из-за квартиры. Потерпи немного.
Но «немного» затягивалось. Свекровь обживалась. Заняла половину шкафа в прихожей, разложила свои многочисленные крема и флакончики в ванной. А позавчера случилось то, после чего Эля поняла – это зашло слишком далеко.
Позавчера Эля ушла с работы пораньше – начальник отпустил, потому что она перевыполнила план. Обычно она приходила домой к семи, а тут было только пять. Открыла дверь своим ключом и сразу услышала – из зала мужской смех. Низкий, хрипловатый.
Эля замерла в прихожей. На автомате сняла туфли, поставила их аккуратно у стены. Потом медленно прошла в зал. То, что она увидела, заставило её остолбенеть. На их диване, где они с Кириллом по вечерам смотрели фильмы, сидела свекровь. Рядом с ней – мужчина лет пятидесяти, небритый, в выцветших спортивных штанах и майке. На журнальном столике – початая бутылка пятизвездочного, шоколадные конфеты и два бокала.
– Эля! – свекровь даже не вздрогнула от неожиданности. – А мы тебя не ждали так рано. Познакомься, это Виктор, мой старинный друг. Витя, это невестка моя.
Виктор поднялся, протянул руку для рукопожатия. От него исходил запах таб...ака вперемешку с одеколоном. Эля посмотрела на эту руку, на свекровь, которая сидела с совершенно наглым выражением лица, и развернулась. Просто ушла, не сказав ни слова.
Села в машину и час просто сидела, стискивая руль. Дышала, считала до десяти, пыталась успокоиться. Когда вернулась домой, Виктора уже не было. Свекровь на кухне мыла посуду, насвистывая какую-то мелодию.
Вечером, когда Кирилл пришёл с работы – он наладчик на том же заводе, что и Эля, только в другом цеху – она попыталась рассказать. Пыталась объяснить, как это унизительно, когда в твоём доме, в твоей гостиной посторонний мужчина сидит с бутылкой.
– Ну и что? – Кирилл устало потёр лицо. – Старый знакомый зашёл. Мама взрослый человек, имеет право встречаться с друзьями.
– В нашем доме! Она даже не спросила разрешения!
– Эля, перестань. Это временно. Скоро она уедет.
Вот тогда Эля поняла – он не на её стороне никогда не будет. Для него мать всегда будет важнее. Всегда будет права. Даже если приведёт домой неизвестно кого и нальёт ему их же конь...як.
А теперь деньги. Двести тысяч рублей, которые отец дал им в долг. Отдал последнее, чтобы помочь дочери. Машина сломалась в самый неподходящий момент. Отец пришёл с конвертом, положил на стол.
– Только аккуратно с этими деньгами, – сказал он тогда. – Это всё, что у меня есть. Я, конечно, не тороплю, но когда сможете...
Эля знала, что это не просто деньги. Это отцовская пенсия, отложенная годами. Это его отказ от новых ботинок, от ремонта в квартире. Он не говорил об этом, но она знала.
– Я иду к ней, – Эля шагнула к двери.
Кирилл перехватил её за руку:
– Стой. Давай спокойно разберёмся.
– Спокойно? Твоя мать украла у нас двести тысяч!
Свекровь сидела на кухне за столом, пила чай с печеньем. Когда они вошли, она подняла голову и улыбнулась той самой улыбкой, от которой у Эли всё внутри сжималось. Уверенная, наглая улыбка человека, который точно знает, что ему ничего не будет.
– Хотите чаю? Я как раз заварила свежий пакетик.
– Вера Михайловна, – Эля говорила медленно, тихо, стараясь держать себя в руках. – Где деньги? Двести тысяч рублей, которые лежали в банке на кухне.
– Какие деньги, дорогая? – свекровь отпила из чашки, не спеша. – Я понятия не имею, о чём ты говоришь.
– Вы были в нашей комнате. Я знаю. Покрывало было сдвинуто, шкаф открыт.
– Эля! – Кирилл повысил голос. – Ты себя слышишь? Как ты разговариваешь с моей матерью?
– Кирилл, она их взяла. Кто ещё мог?
– Я никогда в жизни не брала чужого, – Вера Михайловна поставила чашку на стол с такой силой, что та звякнула. В её голосе появились обиженные нотки. – Никогда. Я воспитывала сына одна, работала не покладая рук, но никогда не опускалась до воровства. А ты смеешь меня обвинять в собственном доме!
– В моём доме, – тихо поправила Эля.
– Эля, хватит! – Кирилл встал между ними. – Извинись перед мамой. Сейчас же.
Эля посмотрела на мужа. На этого человека, с которым прожила три года. С которым планировала детей, ипотеку, будущее. И не узнала. В его глазах не было сомнения. Он уже выбрал. И это была не она.
Эля развернулась и ушла в спальню. Закрыла дверь, села на кровать. Руки тряслись. В голове был только один вопрос: что дальше? Она не могла доказать. У неё не было свидетелей, не было камер. Только пустая банка и уверенность, что деньги взяла свекровь.
Через час зашёл Кирилл. Осторожно, будто боялся, что она кинет в него чем-нибудь. Сел рядом на край кровати.
– Эль, я поговорил с мамой. Она клянётся, что ничего не брала. Может, правда, ты куда-то переложила?
– И ты ей веришь? – Эля даже не подняла головы.
– Она моя мать.
– А я кто? – теперь она посмотрела на него. Прямо в глаза. – Я твоя жена. Три года вместе. И ты выбираешь её. Женщину, которая приводит в наш дом незнакомых мужиков, пользуется моими вещами и теперь ещё украла двести тысяч. Ты выбираешь её.
– Я не выбираю. Просто...
– Двести тысяч, Кирилл. Понимаешь? Может отец взял эти деньги в долг у соседа. Потому что своих отложенных у него не хватало. Он теперь перед человеком в долгу. А мы... мы даже в полицию не можем пойти, потому что ты защищаешь свою маму-воровку.
Она увидела, как он вздрогнул от последних слов. Но промолчал. Встал и ушёл.
Эля легла, уставившись в потолок. В комнате было душно, хотя окно было приоткрыто. Где-то внизу гудели машины, слышались голоса. Обычная вечерняя жизнь большого дома. Но для неё всё изменилось. Всё рухнуло за один день.
Утром они не разговаривали. Кирилл ушёл на работу первым – или сделал вид, что очень спешит. Эля собиралась медленно, специально не торопясь. Когда вышла из спальни, свекровь ещё спала на диване. Или делала вид, что спит.
На заводе весь день прошёл как в тумане. Эля автоматически проверяла пробы, подписывала документы, разговаривала с коллегами. Но внутри крутилась одна и та же мысль: что делать? Как доказать? Как вернуть деньги?
Отец позвонит через неделю. Спросит про машину, отремонтировали ли. Что она ему скажет? Что деньги украли, а она молчит? Что её муж покрывает свою мать?
Вечером Эля вернулась домой с твёрдым решением. Всё. Хватит. Завтра она пойдёт в полицию. Пусть будет что будет. Пусть Кирилл злится, пусть свекровь строит из себя жертву. Но отцу она скажет правду.
Кирилл сидел на кухне. Перед ним пустая чашка, он смотрел в стол.
– Эль, – он поднял голову, когда она вошла. – Нам надо поговорить.
– Да. Надо, – она положила сумку на стул. – Я подаю заявление в полицию. Завтра с утра.
– Стой. Послушай меня. Я... – он сделал паузу, провёл рукой по лицу. Эля заметила, что у него красные глаза. Не спал, видимо. – Я дам тебе эти деньги. Возьму кредит. Только не надо в полицию. Прошу.
Эля медленно опустилась на стул напротив. Смотрела на мужа. Вот он сидит перед ней, этот мужчина, который когда-то дарил ей цветы, смеялся над её шутками, обещал быть рядом всегда. И теперь готов взять кредит, чтобы покрыть воровство собственной матери.
– Значит, ты признаёшь, что она украла? – Эля произнесла это почти шёпотом.
Он молчал. Смотрел в стол.
– Кирилл. Посмотри на меня. Ты признаёшь, что твоя мать украла наши деньги?
– Она... – он наконец поднял глаза. В них была тоска и стыд. – Она призналась. Полчаса назад. Когда я сказал, что ты хочешь идти в полицию. Сказала, что Виктору нужны были деньги срочно. Какие-то долги. Он попросил, она не смогла отказать.
– Не смогла отказать, – Эля усмехнулась. – Постороннему мужику не смогла отказать. А спросить разрешения у нас – смогла бы?
– Она говорит, что хотела вернуть. Думала, что Виктор вернёт ей через неделю.
– Конечно. Все воры так говорят. И что теперь?
– Я беру кредит. Отдам деньги твоему отцу. Мама уезжает. Завтра. Она уже купила билет. На юг, к своей подруге. Надолго. Может быть, навсегда.
– Удобно, – Эля кивнула. – Украла и сбежала. А ты будешь годами выплачивать кредит за чужие долги. За её Виктора. Который, небось, эти деньги уже пропил или проиграл.
– Эля, прошу. Давай без полиции. Я исправлю. Я всё верну.
Она смотрела на него и думала: когда же он стал таким? Слабым. Безвольным. Или он всегда был таким, просто она не замечала?
Вышла из комнаты. Свекровь в зале смотрела телевизор. Эля остановилась:
– Вам удалось. Поздравляю.
Та только криво усмехнулась.
Поехала к родителям. Отец открыл, увидел сумку, дочь с красными глазами – всё понял. Обнял.
– Иди, ложись. Поговорим завтра.
Ночью Эля лежала в детской комнате. Телефон разрывался от звонков. Она не брала. Один раз прочитала: «Прости. Я всё исправлю. Мама уезжает через два дня».
Два дня. А у них – кредит на годы и разрушенный брак.
Утром отец спросил:
– Что с деньгами?
– Украли. Свекровь. Кирилл берёт кредит, вернёт.
Отец помолчал:
– Деньги – это деньги. Их вернуть можно. А время, отношения и нервы – нет. Подумай хорошенько.
Три недели жила у родителей. Кирилл звонил каждый день. Говорил, что мать уехала, просил вернуться. Клялся, что всё будет по-другому.
Эля слушала и понимала – ничего не будет по-другому. Когда нужно было выбрать, он выбрал не её.
Однажды он приехал. Гуляли по парку молча. Потом заговорил:
– Мама вышла замуж.
– Что?
– На юге. Познакомилась с пенсионером. У него квартира, пенсия хорошая. Она замуж вышла. Остаётся там.
Эля остановилась:
– И что хочешь услышать? Что я рада за неё?
– Нет. Просто всё закончилось. Её не будет. Мы сможем начать заново.
– А квартира? Та, которую затопили?
Кирилл помолчал, отвернулся:
– Никакого потопа не было. Она её продала. Ещё до того, как приехала к нам. Продала и деньги спустила. А потом решила, что у сына поживёт. Я узнал только на прошлой неделе, когда новые хозяева позвонили – документы какие-то оформить.
Эля медленно выдохнула. Значит, всё было ложью с самого начала. Не затопили, не временно. Свекровь просто профукала квартиру, деньги потратила и переехала к ним. А потом ещё и украла. И теперь нашла себе нового хозяина на юге.
– Кирилл, не будет никакого «заново». Ты выбрал её. Когда она украла, ты встал на её сторону. Я поняла – никогда не буду для тебя важнее.
– Я подам на развод. Кредит отдашь отцу напрямую.
Он кивнул, развернулся, ушёл. Эля смотрела вслед и чувствовала пустоту. Всё выгорело изнутри.
Через полгода бумаги подписаны. Эля сняла квартиру, устроилась на новое место. Жизнь налаживалась.
Однажды встретила знакомую.
– Он спрашивал про тебя. Может, позвонишь?
– Нет.
Эля шла домой и думала: где-то на юге свекровь с новым мужем тратит чужие деньги, ничего не понеся. Устроилась. Нашла богатого.
А Кирилл будет платить за её воровство. И это правильно.
Дома Эля заварила чай, села у окна. За стеклом мелькали огни. Жизнь продолжалась. И её тоже. Без Кирилла. Без его матери.
«Хорошо, что узнала сразу. До детей. До ипотеки. Пока можно было уйти».
Телефон завибрировал. Сообщение от отца: «Как дела, дочка?»
Эля улыбнулась: «Всё хорошо, пап. Правда».
Впервые за долгое время это была чистая правда.
ПИШИТЕ ВАШЕ МНЕНИЕ
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ