Пятнадцать лет Марина считала мужа беспомощным. За неделю без неё он нашёл работу, нанял домработницу и купил новый костюм.
Удивление. Именно это чувство накрыло Марину, когда она, словно воровка, кралась по собственной прихожей, стараясь не звякнуть ключами. Но не удивление от того, что в квартире пахло не ужином, а какой-то пыльной тоской. И не от того, что в сорок четыре года она чувствовала себя на все восемьдесят. Удивление вызывала тишина.
Обычно в это время Олег «творил». Это означало, что из колонок бухало что-то электронно-космическое, а сам он лежал на ковре в позе морской звезды и смотрел в потолок.
— Я ловлю вибрации Вселенной, Мариш, — говорил он, не поворачивая головы. — Тебе, как бухгалтеру, не понять. У тебя цифры, а у меня — потоки.
Марина, конечно, не понимала. Куда уж ей, с двумя высшими и двумя работами, понять вибрации. Она тихонько переступала через ноги мужа, ставила пакеты с продуктами на кухне и начинала вторую смену. У плиты.
Но сегодня было тихо.
Марина заглянула в комнату. Олег сидел за компьютером. Спина прямая, плечи расправлены. На экране — не привычные графики биткоина, на которых он «почти заработал миллион» ещё в прошлом году, и не сайт с эзотерическими практиками. Там была таблица. Обычная экселевская таблица.
— О, явилась, — Олег не обернулся, но тон был не привычно-жалобный, а какой-то колючий. — Кефир купила?
Марина замерла. Пакет оттянул руку. Хлеб, молоко, курица, картошка, яблоки, средство для мытья посуды...
— Кефир? — переспросила она. Голос предательски дрогнул.
Олег медленно развернулся на кресле. Это кресло они купили ему на юбилей, ортопедическое, за сорок тысяч, потому что у творческой личности болела спина от лежания на диване.
— Кефир, Марин. Однопроцентный. Я же утром просил. У меня кислотно-щелочной баланс нарушен, мне нужно восстанавливать микрофлору перед запуском стартапа. Ты же знаешь, я сейчас на пороге открытия.
Он смотрел на неё как на нашкодившую школьницу. Не как на женщину, которая пятнадцать лет оплачивает этот интернет, этот свет, эту квартиру и этот самый кефир.
— Забыла, — выдохнула Марина. — Олег, я с ночной смены. Я сводила баланс для той строительной фирмы, помнишь? Чтобы мы могли оплатить твой курс по... как его... раскрытию чакр.
— Вот вечно ты так! — Олег всплеснул руками, и этот жест, такой театральный, такой отрепетированный, вдруг показался Марине невыносимо фальшивым. — Я ей про высокие материи, про здоровье, про будущее! А она — про баланс. Ты меня заземляешь, Марин. Ты мне крылья режешь своим бытом. Я тут сижу, идею вынашиваю, которая нас озолотит, а ты даже кефир купить не можешь. Элементарная забота! Где она?
Марина поставила пакет на пол. Тяжёлый. В нём было всё, чтобы приготовить мужу ужин. Чтобы он поел, подобрел и, может быть, снизошёл до разговора о том, как прошёл её день.
— Знаешь что, — сказала она тихо.
— Что? — Олег картинно закатил глаза. — Опять начнёшь? «Я устала, я работаю». Смени пластинку. Все работают. Вон, Ленка у Петровых тоже работает, а муж у неё ухоженный, и дома уют. А у нас? Пыль на полке, кефира нет. Атмосфера в доме тяжёлая, Марин. Не творческая.
Что-то щёлкнуло. Не в голове, а где-то в груди, в районе солнечного сплетения. Будто лопнула тугая струна, которая натягивалась пятнадцать лет, и наконец порвалась.
Марина не стала кричать. Она не стала плакать. Она даже не стала объяснять, что Ленка у Петровых не работает, потому что муж-бизнесмен её полностью содержит.
Она просто развернулась и пошла в спальню.
— Эй, ты куда? А ужин? — донеслось в спину. — Я, между прочим, с обеда ничего не ел, ждал, пока ты придёшь. Вдохновение — вещь капризная, на голодный желудок не идёт.
Марина достала из шкафа старую спортивную сумку. Кинула туда джинсы, пару свитеров, бельё. Зубную щётку из ванной. Паспорт.
— Марин, ты чего? — Олег стоял в дверном проёме, прислонившись плечом к косяку. На лице — снисходительная улыбка. — Драму решила устроить? Ретроградный Меркурий? Ну хватит, не смешно. Положи сумку, иди лучше картошки пожарь, я с корочкой люблю.
Она застегнула молнию. Вжик. Звук прозвучал как выстрел.
— Я ухожу, Олег.
— Куда? — он хохотнул. — К маме на кладбище жаловаться? Или к Светке своей? Ну-ну. Давай, проветрись. Через два дня приползёшь, когда поймёшь, что никому ты, кроме меня, не нужна. Кто тебя ещё терпеть будет с твоим занудным характером?
Марина прошла мимо него. От него пахло дорогим одеколоном, который она подарила ему на 23 февраля. И ещё — чужим спокойствием.
— Ключи на тумбочке, — сказала она. — Кефир купишь сам.
Хлопнула дверь.
***
У Светки было шумно. Работал телевизор, кошка орала, требуя еды, а сама Светка, в халате с драконами, жарила котлеты. Запах жареного мяса и лука ударил в нос, и Марину вдруг замутило.
— Ну и зря, — констатировала Светка, переворачивая котлету. — Пятнадцать лет терпела, а тут из-за кефира сорвалась. Это, подруга, накопительный эффект.
— Я не из-за кефира, — Марина сидела на табуретке, обхватив чашку с чаем обеими руками. Руки дрожали. — Я просто... увидела его. Настоящего. Он же сидел, ждал. Как птенец в гнезде. Рот открыл — положи червячка. А если червячок не тот — выплюнет и заклюёт.
— Ой, да ладно тебе, — махнула лопаткой Светка. — Мужики они все такие. Бытовые инвалиды. Мой бывший тоже не знал, где носки лежат. Но уходить в никуда? Квартира-то чья?
— Общая. Но я там не могу. Стены давят.
— Ну поживи у меня, не проблема. Только я тебе сразу скажу: он не позвонит. Гордый. Будет ждать, пока ты сама прибежишь прощения просить. За кефир этот несчастный.
Марина кивнула. Она и сама так думала. Олег — натура тонкая, ранимая. Он сейчас, небось, лежит в темноте, страдает, сочиняет симфонию одиночества. Или голодает принципиально.
Первые три дня Марина дёргалась от каждого звонка. Хватала телефон, видела, что это с работы или спам, и с облегчением — или разочарованием? — выдыхала.
Она представляла себе картину: Олег, небритый, в одной майке, бродит по пустой квартире. В холодильнике пусто. Он пытается сварить пельмени и сжигает кастрюлю. Он понимает, как она была важна. Он осознаёт.
— Марин, ты бы поела, — говорила Светка. — Четвёртый день на чае сидишь.
— Не лезет. Как он там? У него же гастрит. Если он чипсы начнёт есть, опять приступ будет.
— Взрослый мужик, сорок шесть лет! Справится, — Светка была безжалостна.
На пятый день Марина не выдержала. Нет, звонить она не стала. Гордость, о которой говорил Олег, вдруг проснулась и в ней. Но узнать-то надо.
Она позвонила соседке, тёте Вале. Та всё знала, всё видела, мимо её глазка и мышь не проскочит.
— Алло, тёть Валь? Это Марина.
— Ой, Мариночка! А я смотрю — тебя не видно. Уехала куда?
— Да, я... в командировке. Тёть Валь, как там Олег? Не хулиганит?
В трубке повисла пауза. Такая долгая, что Марина услышала, как у соседки тикают часы.
— Олег? — переспросила тётя Валя странным тоном. — Да нет, не хулиганит. Он это... Мариночка, а ты надолго уехала?
— На неделю ещё. А что? Что случилось?! — сердце ухнуло куда-то в пятки. Запил? Заболел? Пожар устроил?
— Да нет... Просто... Видела я его вчера. Утром. Выходил из подъезда. В костюме.
— В каком костюме? — тупо спросила Марина. У Олега был один костюм, свадебный, в который он не влезал уже лет десять.
— В новом, наверное. Синий такой, красивый. С галстуком. И портфельчик в руке. Сел в такси и уехал. А вечером вернулся с пакетами. Два огромных пакета из супермаркета тащил. И, Мариночка... — тётя Валя понизила голос до шёпота, — к нему женщина приходила.
— Женщина? — мир качнулся.
— Ну, не в том смысле! В форме. Из клининга. С вёдрами, со швабрами. Окна мыла полдня. Я ещё подумала: во даёт Олег Петрович, жена в отъезде, а он чистоту наводит. Сюрприз, наверное, готовит.
Марина положила трубку. Сюрприз. Окна. Костюм. Такси.
Она сидела на кухне у Светки и смотрела на остывающий чай. В голове не укладывалось. Олег, который не мог найти свои носки без её помощи? Олег, у которого «депрессия» начиналась от просьбы вынести мусор? Олег, который годами искал «себя» и не мог найти даже пульт от телевизора?
— Что там? — спросила Светка, заходя на кухню.
— Он работает, — сказала Марина чужим голосом. — И он нанял уборщицу.
— Да ладно! — Светка чуть тарелку не уронила. — Враки. Откуда деньги?
— Не знаю. Может, занял. Может, карточку взял. Он же мастер красиво жить в долг.
***
Звонок раздался ровно через неделю. Вечером. На экране высветилось «Муж». Марина долго смотрела на вибрирующий телефон. Ей хотелось не брать. Выкинуть аппарат в окно. Но любопытство — страшная сила.
— Да, — сказала она сухо.
— Привет, беглянка! — голос Олега был бодрым, звенящим. Таким она его помнила только в молодости, когда они только познакомились. — Ну что, нагулялась? Возвращайся, я соскучился.
— Ты нашёл работу? — спросила она в лоб.
Олег рассмеялся. Легко так, небрежно.
— А, ты про это... Да, подвернулся вариант. Старый знакомый позвонил, предложил место менеджера по продажам в автосалоне. Помнишь Витьку из института? Ну вот. Я подумал: почему нет? Творчество творчеством, а кушать хочется. Ты же нас бросила, кормилица.
«Нас». Кого — нас? Его и его лень?
— И как? — спросила Марина. — Спина не болит? Вибрации не мешают?
— Ой, Марин, не начинай. Нормально всё. Я, оказывается, неплохо продаю. Витька доволен, говорит, через полгода можно будет на старшего менеджера претендовать. Кстати, я тут домработницу нанял раз в неделю, чтобы ты не ворчала про пыль, когда вернёшься. И доставку еды оформил. Так что можешь не готовить. Приходи, будешь просто королевой. Я понял, Мариш: я могу всё. Просто стимула не было. А ты ушла — и я мобилизовался. Мужик я или нет?
Марина слушала и чувствовала, как внутри разливается холод.
Пятнадцать лет.
Пятнадцать лет она вставала в шесть утра, чтобы приготовить ему завтрак. Бежала на работу, потом на вторую. Тащила сумки. Экономила на колготках. Лечила его мнимые болезни. Слушала его рассуждения про непризнанного гения. Жалела. Берегла. Думала: «Он такой беспомощный, без меня пропадёт».
А он не был беспомощным.
Он просто не хотел.
Он мог встать и пойти работать в любой момент. Он мог нанять уборщицу. Он мог сам купить кефир. Он всё мог. Просто зачем напрягаться, если есть удобная, безотказная Марина?
— Ты слышишь меня? — голос Олега стал нетерпеливым. — Я говорю: возвращайся. Я даже подарок тебе купил. Духи. Те, которые ты хотела.
— Не вернусь, — сказала Марина.
— Что? — он не понял. — В смысле? Хватит капризничать. Я же работу нашёл! Я же исправился! Чего тебе ещё надо?
— Именно поэтому и не вернусь, — сказала она. — Потому что ты мог. Всегда мог. Но пятнадцать лет смотрел, как я загибаюсь, и тебе было всё равно. Ты не «искал себя», Олег. Ты просто на мне ехал. И погонял.
— Да ты... — голос его изменился, стал злым, тем самым, знакомым. — Да кому ты нужна! Я сейчас при деньгах, я себе другую найду! А ты пожалеешь!
— Найди, — согласилась Марина. — Только предупреди её сразу, чтобы кефир не забывала покупать. А то вдруг у тебя опять чакры закроются.
Она нажала «отбой». И заблокировала номер.
***
Квартиру она сняла через две недели. Маленькую студию на окраине, двадцать пять тысяч в месяц. Там не было евроремонта, зато был балкон с видом на парк.
Первый вечер в новом доме. Марина сидела на полу, на новом пушистом коврике, который купила просто потому, что он ей понравился. Не практичный, не тёмный, чтоб не пачкался, а белый.
На маленьком столике стояла чашка чая. Горячего. И пирожное. Одно. За двести рублей. Которое она съест сама, ни с кем не делясь, не думая, что «Олегу нужнее».
Она откусила кусочек. Сладкий крем таял во рту.
Было страшно? Немного. Впереди — развод, раздел имущества. Олег так просто не отстанет, будет требовать компенсацию за свой «вклад» в семью.
Но страх был где-то далеко. А здесь, в этой маленькой комнате, была тишина. Не та, пыльная и давящая, как в квартире с Олегом. А другая — лёгкая, прозрачная.
Марина потянулась. Завтра воскресенье. Ей не нужно вставать в семь, чтобы варить кашу. Ей не нужно слушать лекции о высоком. Ей не нужно быть «музой» и «фундаментом».
Она может проспать до обеда. А потом пойти гулять.
Она достала телефон. В рабочем чате кто-то скинул смешную картинку. Марина улыбнулась.
Жизнь, оказывается, не закончилась. Она, кажется, только начиналась.
И в этой новой жизни она точно не забудет купить кефир.
Себе. Если захочет.