Вечером, после часового чтения, я выхожу погреться – часов эдак в пять. Подставляю лицо и руки еще не остывшим лучам солнца, все еще высокого, но уже неспешно клонящегося вниз, да и посматриваю себе по сторонам. И, зачастую, нахожу что-то да интересное. Например, стая диких уток пролетает высоко в небе неровной стрелой, и кажется, что свист ударяемого о небо крыла доносится до меня, хотя это и невозможно. А вон на той стороне реки пастух лениво гоняет коров – те словно того и ждут: одни лезут в заросли приставучего репейника, а другие в золотистое поле волнующейся ржи. В конце концов, пастух машет рукой и лезет рукой в припрятанную под кустом лопуха котомку, достает оттуда початую бутылку и хорошенько к ней прикладывается. После ложится прямо на луг, закинув ногу на ногу и подложив за голову скрещенные руки, пожёвывая уголком губ сорванную тут же соломинку. Коровы, заметив, что их никто никуда не гонит, бродят в одиночестве, а спустя время сами возвращаются обратно, лениво отгоняя хвостами вездесущих мух. Иногда, мимо двора с грохотом проносится телега. В телеге несколько ярко-синих пластиковых бочек, вероятно с водой, и мужики, сидящие на скамье впереди. Один держит поводья в руках и подстегивает и понукает лошадь, а второй непременно смолит в желтых зубах самокрутку из выращенного на заднем дворе табака. Оба с интересом глазеют на меня, а я на них и только лошадь безучастно смотрит вперед. Рыжая курица косится на меня издали, и я не придаю этому значения до тех пор, пока она не подойдет и не клюнет меня в сапог. Тут уже я удивлюсь, отгоню этим самым сапогом её подальше. Но курица не сдается, а я думаю про себя, в чем же дело и чешу рукой голову в раздумьях. Курица все стучит желтым клювом по сапогу, и только тут я замечаю несколько желтых крупинок на ноге, крупинок овса, которые прилипли к грязному сапогу, когда я вчера крутился в сарае и пересыпал овес из мешков в контейнеры. Так я и сижу на крыльце, кручу в руках сигаретку и наблюдаю за неспешной, размеренной жизнью деревени.
***
***
А вечером, когда пушистый черный кот с белым галстуком на груди, с мягкими и совсем неострыми коготками распустит усы на моих коленях и будет радовать меня своим ласковым урчанием, а я его мягкими поглаживаниями по шелковистой шкурке, и мы оба будем довольны и полны жизни – дед Иван растопит баньку. Ее черный дым заструит в голубое небо и запах, этот особый запах, который не спутать ни с каким другим, прольется по половине деревни. Я помогу натаскать Ивану дров из дровницы, и там, изнутри котла что-то затрещит и пар повалит из за его черных, покрытой сажей боков. А пока банька топится и набирает тепла в одиночестве, мы с Иваном будем сидеть у реки и как обычно помалкивать. До тех пор, пока он не хлопнет себя по коленкам и не заорет во весь голос, что банька то уже стопилась, а мы тут, а она там, и вот мы бежим со всех ног мимо дворов. Бабка Шура, набирающая воды у колодца, качает головой в сомнении, мол не успеть, испустит банька пар раньше, чем мы в ней окажемся. “Не успеем, ей-богу не успеем”, - орет, задыхаясь, Иван, а я только тяжело дышу и бегу дальше.
В бане жар неимоверный. Я дышу через березовый веник, пока Иван лупит себя по бокам, приговаривая “Хороша, ох хороша!” и скалит зубы в ухмылке. После он хлыщет веником меня. Я терплю изо всех сил, и только березовые листья летят в стороны.
После в баню идут баба Нюра с Анькой, а мы с Иваном сидим на скамье у его дома и осторожными, маленькими глоточками попиваем душицу с малиной. Баба Шура, которая с тазом в руках показывается из-за забора, немедленно спросит “Ну, упустили жар то?”. Иван, поглаживая бороду и довольно щурясь, ей отвечает ”Еще б чуть-чуть – и упустили”. Шура крепко держит в руках таз с банными принадлежностями, и я почему-то думаю, что она нам не верит.
Потом, чай пьем мы уже все вместе, прямо здесь, в тени и в прохладе вечера. Баба Шура настойчиво объясняет бабе Нюре и Аньке, что жар мы таки упустили. Иван со вздохом машет рукой – да ну тебя, старая, и пыхтит трубкой да весело подмигивает мне. После роется в карманах своего старого пиджака и выуживает оттуда леденец, который торжественно вручает Аньке.
Обычно я после бани красный, как рак. Иван сухой и желтый, а Анька обязательно свежая и немного розовая. Солнце зашло, оставив после себя багровое марево над лесом. Где-то там, за рекой, поддергивается дымка костров. Иван говорит, что это комбайнеры жгут остатки соломы с августовской уборки пшеницы.
Автор: obevankeenobi
Источник: https://litclubbs.ru/articles/19067-derevenskie-zametki-bannyi-den.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: