Предыдущие главы:
ч. 4, гл. 6. Как не попасть в ураган
Часть 4. СОЛЁНЫЕ ГАЛСЫ
Глава 6. Как не попасть в ураган
«Апостол» отвалил от пирса и развернулся; мы убираем кранцы и машем Исландии на прощание.
Выйдя через проход между волноломами и круто повернув влево, мы поднимаем все паруса и рубим дизель. Дует отличный попутный ветерок – тихое подобие знаменитого фёна – и «Апостол» быстро бежит, оставляя Рейкьявик слева по борту. Незадолго до нас в море вышел и «Вамос» под командованием Адама Лалича.
Теперь мы обогнём Исландию с юга и пойдём прямиком на Осло. Переход обещает быть недолгим. Дня через четыре мы должны пройти воображаемую линию между Шетландскими и Оркнейскими островами, выйдя в Северное море, которое для нас закончится проливом Скагеррак. «…А в проливе Скагерраке волны, скалы, буераки…» – песенка из далекого детства. Мои родители очень любили бардов вообще и Кима в частности. Вот и посмотрим, что там, в этом Скагер-р-р-р-раке.
Тем временем ветер усилился баллов до шести. Пора крутить поворот налево, на зюйд. Приготовились к повороту фордевинд, и вдруг понимаем, что он может выйти рискованным. Рвать только что починенный грот совсем не хочется. Краснеть тут не перед кем, поэтому, не мудрствуя лукаво, крутим «корову» – поворот фордевинд через оверштаг, который яхтсмены презрительно именуют «коровьим оверштагом». Манёвр надёжный, часто может выручить, и незачем им пренебрегать.
К ночи ветер немного успокоился. Огни «Вамоса» какое-то время были видны на правом бакштаге, но вскоре мы ушли вперёд, значительно обогнав Адама. Он не очень торопится, а у нас времени в обрез. Николай уже предупреждён, что в этом году ожидается аномально тяжёлая ледовая обстановка в Финском заливе. Ну, это судьба «Апостола»… однако промедление может здорово нам подкузьмить.
Капитан, кстати (вернее, некстати) заболел. В чём там дело – доктор не говорит, только оказывает ему какую-то помощь. Да и вообще все какие-то мутные. Вроде погода хорошая, солнышко, ветер четыре балла, бейдевинд… а кисло как-то.
Обогнули с юга исландские острова Вестманнаейяр. На самом крупном из них устроен карантин для домашних животных.
Я уже говорил, что островитяне старательно берегут всё исландское, в том числе своих домашних животных. Так вот: все прибывшие в Исландию кошки и собаки непременно должны пройти шестимесячный карантин на островах Вестманнаейяр, где есть соответствующий лепрозорий, или как его там. Хозяину в период карантина видеться со своими питомцами запрещено. Такой закон.
Собаки на улицах Рейкьявика мне попадались нечасто, и почему-то почти все они были лабрадорами. Куда чаще – кошки. Кошек я вообще не видел аж с Провидения. Некоторые кошки выгуливались хозяевами на поводке, некоторые гуляли самостоятельно. У всех кошек на шее надет красивый ошейник с бантиком, колокольчиком и бирочкой. На бирочке – кличка и адрес, чтобы знать, куда и кому нести потерявшееся животное, и чтобы оно не получало стресс, когда его называют другим именем (!). Бантик – для красоты, это понятно. А вот зачем колокольчик? Чтобы ей скучно не было? Чтобы на кошку не наступили? Ни за что не догадаешься, дорогой читатель. Колокольчик – чтоб кошки птичек не ели.
Самый близкий из островов Вестманнаейяр – чёрный каменный остров Сюртсей. Ему ещё нет и двадцати лет, потому что он образовался во время одного из недавних землетрясений. Для Исландии такие события не редкость. Остров очень красивый, и поэтому наверх срочно вызывается художник. Южные воды Исландии оглашает восторженный вой Анатолия, который тут же хватает в руки карандаш.
– Хоть набросок успею сделать… – бормочет он, лихорадочно чиркая по бумаге. – Остальное потом… по памяти… разве ж такое забудешь?
На кормовом релинге сидит скворец. Сидит и отдувается. Устал, бедняга. Строго говоря, это, наверно, не скворец, потому что оперение у птицы пёстрое. Смотрит внимательно, словно что-то такое знает. Побродив по корме и каркнув на прощание, улетает в сторону Исландии.
А когда на вахту заступил Виктор, на палубу выпрыгнула рыбка. Выскочила из воды прямо на закрытый капитанский люк. Витька положил её возле лебёдки, где она благополучно и засохла. Рыбка была с ладонь величиной, крутолобая и зелёная, с маленьким злым ртом и выпученными глазами. В умной книжке про рыб мы ничего похожего не нашли. Трупик выкинули обратно в море – не есть же её, такую всю зелёную!
Восемнадцатое сентября. Капитану совсем нехорошо, хотя он и старается этого не показывать. К тому же, ковыряясь в дизеле во время качки, он сильно ударился обо что-то головой. Наконец-то наступил час доктора! Это вам не таблетки от морской болезни выдавать.
В этот же день у меня откололся кусочек зуба. Это уже напрямую по Димкиной специальности. Интересно, что он будет делать? Какую технологию использует? Бормашины на борту нет, а как без бормашины? Димка посмотрел, прищурился… и приклеил. Зуб (забегая вперёд) держался очень долго, аж почти четыре дня.
Ветер то есть, то нету. Мы находимся во влиянии какого-то непонятного дурацкого фронта между циклоном и антициклоном. Прогноз обещает усиление до шести баллов, причём с самых разных сторон.
А на палубу выпрыгнула ещё одна рыбка, такая же зелёная, и опять на люк к капитану. Чем-то у него там намазано… Рыбка попрыгала около люка, потом перескочила через фальшборт домой в океан. Ну и слава Богу.
По электронной почте пришло письмо от Мишель Демэ. Они всё еще находятся на 61-й параллели. Почему так медленно? Такими темпами они не успеют в Квебек до зимы. С другой стороны – ох и тяжко, наверно, им сейчас там, возле Баффиновой Земли, со всеми прелестями Дэвисова пролива…
Мы уже давненько заметили интересную закономерность: стоит Анатолию встать за штурвал, как начинает дуть ветер. Ровно, устойчиво, и яхта имеет нормальный ход. Сменяется Семёнов – и снова шалтай-болтай.
– Толя, сделаешь ветер?
– Ну… постараемся.
И делает. Но – ненадолго. Приходится менять галсы, перенастраивать паруса, с досадой смотреть на колдунчики…
Кстати, ещё с Дэвисова пролива у нас на бакштагах висят дополнительные колдунчики размером с большой женский платок. Эта вынужденная мера призвана помочь определять направление ветра. Часть экипажа нормально «чует» ветер, у некоторых с этим проблемы. Ночью маленькие колдунчики совсем не видны, закутанное лицо плохо ощущает ветер; так что эти белые «шарфики», сделанные из флагов бывших спонсоров, хорошо помогают.
Слава Валерию Конюхову и всем-всем-всем, кто делал эту яхту. Конечно, получить гиком по лбу можно на любой яхте, но на «Апостоле» это гораздо проще. Достаточно стоять за штурвалом прямо и просто вовремя не отклониться назад при переходе гика с борта на борт. Все ли члены экипажа уже имеют шишки от гика, я не знаю, но я далеко не первый, это точно. Между прочим, гик по-английски – «бум» (boom). Ясно почему?
Мы идём на Осло.
Северная Атлантика – это Северная Атлантика. Это не самое лучшее место для яхтинга вообще и тем более осенью. Хотя, если кто-то очень хочет экстремального плавания под парусами, а в Антарктику идти лень…
Во Вторую Мировую войну на Северной Атлантике разыгралась грандиозная битва. Из Америки в Европу шли огромные по числу кораблей конвои. Везли всё, что необходимо для войны и что было оговорено соглашениями союзников. Гитлеровский подводный флот под руководством Карла фон Дёница стремился противостоять этому и завоевать господство в Северной Атлантике. Чудеса мужества показывали моряки обеих противоборствующих сторон, но пучины океана глотали всех подряд без разбора. Всего лишь четверть немецких подводников сумела остаться в живых (погибло тридцать две тысячи из сорока), средний срок их жизни составлял всего полтора-два месяца – и всё равно в Германии отбоя не было от желающих пойти в подводный флот. Лодки в те времена были подводными только по названию, ибо погружались исключительно при атаке и при угрозе нападения. Всё остальное время они болтались на поверхности, совершенно не приспособленные к надводному плаванию в штормовом океане. Какие лишения пришлось вынести каждому немецкому подводнику, теперь можно узнать только из книг и фильмов вроде «Das Boot»; они были настоящими моряками.
Такие же настоящие моряки шли и на кораблях конвоев, каждую минуту рискуя быть торпедированными и пойти ко дну. Уцелевшим кораблям запрещалось останавливаться или выходить из ордера для спасения погибающих; кроме того, подавляющее большинство судов шло гружёными боеприпасами и топливом, при попадании торпеды их просто разрывало в клочья. Это была мясорубка, не уступающая большим сухопутным сражениям, только более растянутая по времени. Сколько сейчас лежит под нами английских, американских и канадских кораблей, сколько немецких подводных лодок, сколько самолётов – страшно даже представить эту ужасающую гору искорёженного железа и истлевших человеческих тел...
А мы упорно продолжаем рвать паруса. Ночью порвали только что отремонтированный в Исландии грот. Порвали во время взятия рифов. Рифиться так, как рифимся мы, надо несколько раньше, когда ветер только набирает обороты. А когда он уже свистит вовсю, взятие рифов получается косым и корявым. В итоге у нас грот обычно взят всего лишь на три-четыре риф-сезня, считая от пятки гика, и дальше вся нагрузка приходится на работающий риф-кренгельс задней шкаторины. Надёжности парусу это, понятно, не добавляет. Да и сам процесс взятия рифов ночью при сильном ветре не является наилучшим времяпровождением – стоя на нашей-то кривой и покатой рубке – хотя удовлетворить жажду адреналина может вполне.
В данном же случае получилось вот что: один из ползунов грота заклинило в лик-пазе мачты, но этого никто не заметил, и Аркадий продолжал лебёдкой дёргать парус вверх, думая, что не пускает напирающий в парус ветер (не видно же ничего). В один прекрасный момент видавшая виды ткань не выдержала: вырвало большой треугольный кусок, обнажив лик-трос, и ещё оторвались три ползуна.
Грот всё же подняли – идти ведь как-то надо, а «на дворе» ночь, потом и ветер поутих. Два дня шли с этой дыркой при умеренном ветре, спешно приводясь при каждом шквале из-под туч и снова попадая в почти штилевые зоны, а из них снова под тучи.
Довольно неприятно приходится по ночам, когда практически ничего не видно. Есть такое понятие – тьма. А ещё бывает мгла. Отличие в том, что мгла почти ощутима на ощупь, в ней носится что-то живое и жуткое, она объёмная и липкая. Приближение шквала во мгле почти не заметно, град сыплет неожиданно, и ночь накатывается на одинокого рулевого однородной сплошной вязкой массой. Тьма чёрная, мгла – чёрно-серая. А ещё она подвывает, издеваясь. Ощущение не из самых приятных.
Ближе к утру вся эта гадость светлеет и словно растворяется в солнечном свете. Всё хорошо, возле яхты весело играют дельфины-белобочки.
А вечером, почти ночью, мы говорим «до свидания» стаксель-фалу. В короткий промежуток при смене паруса освобождённому фалу нельзя давать болтаться, особенно при такой конструкции блоков, которая применена у нас. Фал соскочил с блока, и его там наверху зажало. Первая же попытка его выдернуть закончилась тем, что он застрял ещё сильней. Кого-то надо поднимать на мачту (традиционно это Анатолий) с пассатижами, молотком и выколоткой, но об этом сейчас нечего и думать. Резюме: на смену парусов – только вдвоём. Это не трансатлантическая гонка одиночек и не театр одного актёра.
Зато вахта Аркадия зашила грот. Насколько позволяли условия на верхней палубе, то есть так себе, до первого хорошего порыва.
Потом капитан скажет, что паруса рвались по вине экипажа. Конечно, по вине экипажа. А по чьей же ещё? Паруса всегда рвутся по вине экипажа – потому что их вовремя не убирают, неправильно или поздно рифят, плохо зашивают. Или используют штормовой стаксель вместо спинакера и наоборот. Ветер рвёт паруса только потому, что это ему позволяет экипаж парусника во главе с вахтенным начальником. Кто-то возразит? Но зато дыры прививают любовь к парусу: когда исколешь иголкой все пальцы и ладони, при усилении ветра начинаешь следить чуть ли не за каждым швом.
Николай получил интересную весть, если не сказать – ошеломляющую. Оказывается, на Гавайях до сих пор идут разборки по поводу захода «Апостола» на острова. Надо же, уж больше полугода прошло, а там всё переписка идёт – кто виноват, кто допустил и как. Мы? А мы скромно промолчим… у нас свои проблемы: штуртрос выскочил из ролика, и всё время ремонта яхта дрейфовала практически точно назад.
К утру показалась первая нефтяная платформа. За ней – вторая. Яхта идёт достаточно ходко, но Николай обеспокоен: только что полученный прогноз обещает назавтра сильнейший шторм «в рыло». Нет, спасибо. Этого нам не надо.
В те минуты мы ещё не знали, что в конце октября над Европой бушевал жуткий ураган. Реки выходили из берегов, затопляя города, ветер срывал крыши и валил деревья. Были человеческие жертвы, в одном только Ла-Манше погибло и пропало без вести двадцать пять человек. Обещанный нам «очень крепкий шторм» был северным отголоском этого урагана. Встречаться с ним у капитана не было никакой охоты, потому что это совсем не то, что требуется в завершающей фазе второй кругосветки, когда почти всё уже позади.
В общем, надо где-то укрываться. Но где? До ближайшего из Шетландских островов семьдесят миль. Пока что ветер переменный – то он есть, то его нет. Раздумчивое затишье перед бурей.
На левом крамболе показался одинокий остров Фэр-Айл; на нём, наверно, можно спрятаться, но не хватает остроты галса. Не вырезаемся мы на Фэр-Айл! Нас явно сносит к зюйду. Чтобы попасть туда, нужно срочно закладывать контргалс, но при нашем угле лавировки он вынесет нас чуть ли не обратно к Исландии, то есть почти туда, откуда пришли. На Фэр-Айл до прихода шторма мы никак не успеем. Остаются Оркнейские острова, они как раз почти на зюйде. Капитан принял решение, и вот «Апостол» ворочает, ложась на левый бакштаг. Уже вечереет, справа в трёх милях лениво ползёт танкер, наверно, тоже убегает от шторма, как и мы.
Пройдя в темноте первые два белых огня острова Уэстри, яхта поворачивает влево в пролив Уэстри-Фёрт. Капитан и старпом приняли решение особо не спешить, дабы не входить в избранную для укрытия гавань города Кёркуолл среди ночи. «Апостол» идёт по проливу под одним гротом, ход узла четыре, мы принимаем вахту у команды Аркадия. И тут начинается цирк. Или, как сказал бы один из моих бывших командиров, «кино и немцы».
Сперва нас вдруг потащило влево на два небольших острова, разделённых узким проливом. Наверх вылез возмущённый Николай: «Куда едем?!» Увалились вправо – ещё лучше: понесло точно на зюйд, на берег острова Роуси, а потом и обратно в Атлантику. Что ещё за фокусы?! Уже поставили все паруса, режемся изо всех сил, и всё равно ездим практически по одному месту.
Ответ предельно ясен: действует мощное приливное течение. Никак не думали… пролив довольно широк, с обеих сторон выходы в океан – как раструбы рупора. Поэтому никто и в лоцию не полез посмотреть. Теперь-то всё ясно: шесть часов кряду нас будет волочить назад в Атлантику. Потом направление сменится, придётся ещё и тормозить.
А пока приходится изображать парусный тренажёр. Ветер отличный, бейдевинд, вода у форштевня кипит и бурлит, волны почти никакой. Яхта летит «вперёд» с хорошим креном, ход относительно воды – узлов семь. А по GPS мы стоим почти на одной точке, как на испытательном стенде, разве что описываем фигуры Лиссажу и «большие восьмёрки Литау». Вот тут-то я и поставил абсолютный рекорд: семиузловым ходом яхта прошла за час всего сто метров. Вышедшая в четыре часа на вахту команда Аркадия хохотала, дрыгала ногами и лезла поздравлять. Я ответил, что, мол, ещё посмотрим, у вас тоже будет шанс прославить отечественный яхтинг. Мы дружно посмеялись, и наша команда отправилась спать.
Аркадий справился с постепенно слабеющим течением и повёл яхту, оставляя остров Шэпинси слева. На подходах к Кёркуоллу «Апостол» прошёл довольно близко от опасной отмели, но ребята победили и усиливающийся ветер, и новое течение.
Кэп связался по радио с Береговой охраной, те выяснили наше название, кто такие и откуда, посоветовали выйти на начальника гавани. Начальник гавани предложил встать к восточной стороне главного пирса, причём пришёл туда сам лично и своими руками принял швартовы (вообще обалдеть). Таким образом, утром двадцать второго октября мы стояли ошвартованными в гавани города Кёркуолл, Оркнейские острова.
Это и есть Шотландия? Да, она самая. Та самая? Йес ай ду. Ну, тогда хэлло! За дам Шотландии!
ч. 4, гл. 7. Церковь в бухте
Часть 4. СОЛЁНЫЕ ГАЛСЫ
Глава 7. Церковь в бухте
Харбормастера (ну, начальника гавани) звали Фред Пири. Фамилия более чем знаменитая: кто не слышал про полярного исследователя Роберта Пири? Он и в самом деле, оказался родственником… удивительно.
Капитан отправился к нему в офис решать вопросы, связанные со стоянкой, а мы принялись оглядываться. Не прошло и получаса после того, как мы подали швартовы, как дунул сильный ветер и пошёл дождь. До этого он лишь слегка моросил. М-да, воистину мы прибыли на побережье туманного Альбиона, хоть это и не совсем Альбион.
В гавани (кстати, хорошо защищённой от морской стихии) быстро развело высокую и короткую волну. Ветер на порывах достигал семи-восьми баллов, и мы представили себе, что сейчас творится в Северном море. Да-а, вовремя мы, вовремя. А в порту без особой суеты идёт обычная работа – небольшой пассажирский паром «Ярл Сигурд» приходил и уходил уже дважды. Стоп! Как он называется? «Ярл Сигурд»? Дайте покопаться в памяти… Сигурд… ярл… мы что, опять на земле викингов?
Вернулся капитан: всё прекрасно. Стоять можно столько, сколько понадобится, ни за что платить не надо, оформление было чисто условным. Никаких виз, никакого фэйс-контроля…
Фред дал Николаю ключи от местного яхт-клуба, где всё в нашем распоряжении. На ключах висит бирка-брелок: «Пожалуйста, не забудьте вернуть директору Оркнейского яхт-клуба». Приходите в себя, ремонтируйтесь, осматривайте город, надумаете уходить – скажете, ключик вернёте... Скажите, где такое возможно? Э-эх… я точно знаю, где такое вряд ли возможно.
Сразу же начали попытки восстановить застрявший в блоке стаксель-фал. Конечно, есть запасной, его мы и пользовали вместо основного, но, во-первых, он чересчур короткий и поэтому неудобный, а во-вторых, негоже плавать с застрявшей на мачте снастью.
Попытки сделать хоть что-то успехом не увенчались. Нужно поднимать на мачту «слесаря». Перенесли эту операцию на потом, потому что стоим лагом к сильному ветру, и «слесарю» на мачте придётся несладко. Может, завтра уже стихнет. А пока разделились на две группы: первая отправилась осваивать яхт-клуб, вторая занималась на яхте по хозяйству. Я зашил дышащую на ладан заплатку на гроте и отремонтировал ползуны. Все, кто работал на верхней палубе, нещадно вымокли – дождь стал ещё сильнее.
А вот и первые любопытные. Двое. Оба – члены яхт-клуба, у одного яхта стоит в самом углу марины, можно будет потом пойти и посмотреть. Листали буклеты, смотрели фотографии… Уже уходя, перебрасывая ногу через леер, один другому на ухо: «Mad Russians!..»
Дождь ещё сильнее. Николай принял новый прогноз – ого! Там, где мы сейчас должны были быть, завтра дунет полста пять метров в секунду. Шкала Бофорта заканчивается тридцатью тремя, это натуральный ураган и ещё хуже. Что же там творится-то, а? Ма-ма…
Наша очередь идти в душ. Собираемся с Димкой и идём на стенку.
Оркнейский яхт-клуб стоит почти на набережной. Зданию ровно триста шестьдесят два года, и оно носит имя Гринель. В Англии многие (если не все) дома имеют своё уникальное имя, которое никак не переводится ни на один язык и ничего не означает на английском. Это имя собственное, такое же, как «Вовка» или «Сашка», только не похожее на обычное человеческое имя.
Десять минут горячей воды в душе стоят один фунт стерлингов. Непривычная денежная единица. Чтобы понять «на пальцах», переводим: один фунт – это 454 грамма, почти полкило. Это нам ближе и понятней. Полкилограмма этих самых стерлингов. Не многовато ли? Но помыться хочется, поэтому полкило стерлингов в виде маленькой монетки заталкиваются в щель небольшого белого автомата, и из душа течёт вожделенная горячая вода. Если исхитриться, то за десять минут можно не только помыться, но и постирать дежурное бельё.
Осмотр яхт-клуба оставляем на потом, идём на борт. Там ещё один посетитель, скромный молодой человек по имени Лейтен. С интересом посмотрел фотографии и буклеты, поцокал языком. Сокрушённо сказал, что дальше Кейптауна (!) под парусом ещё пока не плавал, но в планах – кругосветка. Что ж, кругосветка в планах почти любого яхтсмена, даже того, который её уже осуществил. Но от Англии до Кейптауна – это тоже нехило.
Через час Лейтен появился снова, на этот раз со своим другом Джоном. Вежливо извинились, что отвлекают от дел, и выгрузили две упаковки баночного пива. После чего сели в машину и укатили – у них рабочий день ещё далеко не закончен. К этому моменту мы уже освободили для портовых нужд ту часть стенки, которую занимали, и перетянули «Апостола» чуть дальше, привязавшись лагом к непонятного назначения самоходной барже, над которой бился на ветру «Весёлый Роджер». Слюнки так и потекли, и если бы появился хозяин баржи, я бы этот флаг у него непременно выклянчил на память. Но он за всё время нашей стоянки так ни разу и не осчастливил своё судно приходом.
А «Остров Сокровищ» у меня есть как на русском, так и на английском, и обе книжки с собой... я без них не я.
Название «Кёркуолл» означает «церковь в бухте». Ну да, первый слог «Kirk» очень созвучен скандинавскому «кирха» – «церковь», и то же самое значит на шотландском. «Wall» вообще-то переводится как «стена», но мы имеем дело с очень старым названием и очень старым языком, который отличается от современного английского. Английский язык во многом формировало влияние французского и немецкого, наложившихся на древние кельтский и уэлш, а тут, на самом севере Шотландии, хозяйничали всё те же голодные до приключений неугомонные викинги. Здесь wall тоже означает «стена», но в переносном смысле – «то, что окружает», то есть бухта. Хотя, фраза «церковная стена» тоже подходит к историческому облику Кёркуолла.
Быстро наступил вечер. Делать было практически нечего, лупил дождь, и поэтому единственным доступным развлечением было провести время в яхт-клубе.
Несмотря на почтенный возраст здания, внутри всё довольно современно, и только в зале второго этажа присутствует некое отдалённое ощущение стилизации под старину. На стенах висят вымпела в честь тех или иных регат, разовых и традиционных. Ну, фикус, само собой. Какой же яхт-клуб без фикуса? В холле второго этажа есть дарт-борд и бильярд. Точнее, не привычный нам бильярд, а пул западного образца с широкими лузами, небольшими шарами, а главное – с механизмом оплаты игры. Шары находятся внутри и подаются наверх только после того, как опустишь в пул монетку. По мере игры шары влетают в неимоверной величины лузы и проваливаются внутрь; чтобы снова начать игру, нужно сунуть ещё полкило стерлингов. У нас была всего одна монетка, а потому мы просто приняли превентивные меры к тому, чтобы попавшие в лузы шары не закатывались внутрь хитроумного аппарата. Проще говоря, заткнули дырки в лузах с помощью подручных средств – носки, перчатки... Теперь можно было играть до умопомрачения, чем, собственно, и занимались.
После полуночи, уже по дороге обратно на «Апостол», мы решили рассмотреть стоящую в углу марины яхту нашего первого посетителя. Это был шикарный бермудский шлюп «Moody 32».
Яхта, что называется, с иголочки. Можно только порадоваться за людей, имеющих возможность плавать на таких яхтах. Хотя (лично моё мнение), это не боевой океанский «сэйлер», не корвет моей мечты, на котором можно смело идти куда угодно, а потому я к ней остался незаслуженно холоден. К тому же она пластиковая.
Пирс в марине дощатый, и вода плещется почти у ног. Рядом стенка набережной, стоянка такси и несколько фонарей, которые ярко светят. Свет фонарей приманивает обитателей моря, и полусонные рыбы пасутся в этом углу в изобилии. Виктор, недолго думая, лёг животом на пирс, запустил в воду руку и запросто поймал пару штук.
Рыба оказалась с мелкой чешуёй, стремительная и обтекаемая по форме, с вытянутыми вперед челюстями, напоминавшими меч-рыбу. Что-то типа рыбы-иглы, родственник саргана? Выглядит вполне благородно...
На яхте с помощью определителя выяснили, что рыба и впрямь имеет некоторое отношение к семейству саргановых, называется «сарган обыкновенный». Поэтому мы с Витькой пошли сквозь дождь и брызги обратно в марину и, лёжа на дощатом пирсе, за каких-то десять минут руками наловили полведра. Редкие прохожие спрашивали, чего мы тут делаем. «Рыбу ловим, а то вы не видите...» Рыба была опробована на сковороде и напомнила по вкусу хорошую нежную селёдку. Ели её три дня, причмокивая – даже немного надоело.
Ночью погода совсем ухудшилась. Дует жуткий ветер с норда, хлещет сильный дождь пополам с градом. Кромешный ад. Волны избивают пирс, засыпая всё вокруг мириадами солёных брызг. Отражённые волны накладываются на вновь пришедшие с моря, входя с ними в резонанс, и возникающие стоячие гребни производят жуткое впечатление. Вода похожа на кипящий серо-зелёный кисель. Утром весь этот кошмар обретает краски и выглядит не так мрачно. Прогноз обещает отход ветра к весту и ослабление.
Витька пошёл и купил телефонную Интернет-карту. Удобная штука: стоит как обычная телефонная карта, а болтать можно в десять раз дольше. И звонить домой можно с любого телефонного автомата, точнее – с любого кнопочного телефона, а они тут все кнопочные. Последний дисковый наборник мы видели аж в Провидения.
Когда меня потом спросят, что было самое страшное в этом плавании, я, не колеблясь, скажу: переходить дороги в Шотландии. У них движение левостороннее, и привыкнуть к этому, на мой взгляд, совершенно невозможно. Жуть просто.
Немного прогулялись по городу, хотя дождь несколько портит удовольствие от прогулки. Город очень маленький, компактный, всего семь тысяч жителей, но зато на эти семь тысяч жителей приходится четырнадцать интереснейших музеев. Люди… да обыкновенные люди, в меру приветливые, в меру степенные. Спешат по своим делам, но охотно вступают в разговор. Каждый готов с гордостью рассказать про свой город, но лучше всего получать информацию в специальном туристическом центре.
Его всегда несложно найти в любом городе, если он есть. Там дадут нужную консультацию, подсунут нужную литературу, снабдят рекламными буклетами-путеводителями – платными и бесплатными.
Ближайшая достопримечательность находится в ста метрах от центра – это Кафедральный собор Святого Магнуса. Зайдём завтра. А пока изучим ту часть города, которая примыкает к порту. В магазинах поражают цены на аудиотехнику – ну очень дёшево, так же как и знаменитые джинсы «Levi’s No. 501». Всё остальное – на обычном уровне.
И тут нам на глаза попадается магазин со спиртным. Дело, конечно, не в том, что как раз на Оркнеях у нас закончилась водка, которой нас обильно снабдил в Вилючинске директор компании «Веритас» Павел Владимирович Мигунов. Покупать спиртное здесь по бешеным ценам мы совсем не собирались. Просто… ну… ну как можно не зайти?
– Вот, пожалуйста, водка «Московская». То, что вам нужно, вы её любите.
Это мы только успели войти.
– А с чего это вы решили, что мы русские?
– У меня глаз намётанный, – смеётся продавец. – И у вас на груди написано.
А… ну да. Конечно.
Продавец сказал, что может угостить нас шотландским виски, хотя и не вся продукция, которая в изобилии выставлена на прилавках, достойна так называться. Но если мы действительно хотим прикоснуться к одному из самых интимных моментов, связанных с понятием «скотч виски», мы можем дойти до местечка, которое называется «Хайлэнд Парк», где это самое виски производят, где можно его продегустировать и где вообще нам будет очень интересно. И тут же вручил буклетик.
К «самому интимному» можно прикоснуться до 17 часов ежедневно, последняя экскурсия начинается в полпятого. Мы идём на яхту обедать, где рассказываем капитану о возможности посетить интересное место. Капитан с Аркадием и Анатолием уже сходили в несколько музеев и набиты впечатлениями, а кроме того, они уже посетили Собор Св. Магнуса. Пообедав, мы прямиком идём туда же.
Строительство Собора начал внук Святого Магнуса, ярл Рогнвальд, в 1137 году. Сага о Святом Магнусе сохранилась в Дании, но она не столько повествует, сколько отсылает ищущего к Оркнейской саге.
После смерти Великого ярла Турфинна Оркнеями управляли его сыновья Эрленд и Пол. В 1098 году, когда Магнус Эрлендсон был ещё юношей, на Оркнеи пришёл его тёзка, норвежский король Магнус со своим флотом. Обоих ярлов он отправил к себе в Норвегию и объявил, что сам будет править всей этой землёй. Юного Магнуса он почему-то взял с собой.
Землю приходилось отвоевывать у валлийцев, но в первой же битве Магнус отказался надевать доспехи и брать в руки меч. Вместо этого он взял Псалтырь и распевал псалмы посреди месива льющейся крови и звенящего железа, громко призывая людей к миру. Такое поведение юноши пришлось не по душе воинственному королю, и юный Магнус вынужден был под покровом темноты бежать прямо с флагманского драккара. Дело в том, что с детства он обучался в монастыре в атмосфере мира и согласия; насилие претило ему во всех видах.
Через несколько лет, уже после смерти короля Магнуса, он вновь объявился на Оркнеях. К тому времени в далёкой Норвегии умерли и оба бывших оркнейских ярла – Эрленд и Пол. Сын Пола Хакон был провозглашен ярлом, и Магнус поддерживал его всячески.
В то же время объявились и последователи второго ярла – так что предстояла нешуточная битва за власть.
Для попытки достижения соглашения была назначена встреча на острове Эгилси; предполагается, что это было в 1117 году сразу после Пасхи. Оба претендента должны были прибыть на остров для ведения переговоров, каждый на одном корабле и с ограниченным числом солдат.
Ожидая на острове прибытия оппонентов, Магнус всё это время пребывал в молитвах о мире и согласии, но его же кузен Хакон нарушил уговор, объявившись аж на восьми кораблях и с большим количеством воинов. Стало ясно, что мирного разговора не получится.
Магнус безуспешно просил кузена о честном решении проблемы, но тот упорно стоял на своём, ожидая прибытия заведомо более слабых соперников. Тогда Магнус попросил кузена искалечить его во имя справедливости, чтобы своими страданиями доказать вопиющую неправоту – уж чем мог. Он так и сказал Хакону: «Видит Бог, ваши души для меня важней моего собственного тела; терзай же меня, выколи мне глаза, засади меня в темницу!»
Хакон вовсе не мечтал о таком развитии событий – всё ж кузен, не кто-нибудь, но его сподвижники, слепо жаждавшие власти, нетерпеливо закричали: «Хочет? Ну и пусть будет так! Пусть он вообще умрёт!» Хакону ничего не оставалось делать, и он скомандовал своему воеводе убить Магнуса.
Воевода, как и подобает гордому воину, отказался. Тогда Хакон возложил эту неприятную обязанность на своего повара Лифольфа. Тот было ударился в рыдания, но Магнус сказал: «Встань предо мной и рань меня в голову, ибо не отрубать же головы всем твоим бестолковым господам. У тебя доброе сердце, бедняга, и я буду молить Бога, чтобы он помиловал тебя. Давай, руби».
Лифольф горько вздохнул, взял топор, размахнулся и ударил Магнуса по голове. Дело было 16 апреля.
Магнуса похоронили в церкви, построенной в Бирси его дедом. В те времена не требовалось согласие Ватикана на объявление кого-либо святым – это делалось волей народа. Когда Кафедральный собор был построен, мощи Святого Магнуса были переправлены из Бирси в Кёркуолл.
Святого Магнуса чтят не только в Кёркуолле, но и во многих других приходах. А в 1919 году во время реставрационных работ под хорами были обнаружены остатки человеческого скелета, на черепе которого зияла широкая рубленая рана. Оказалось, что старая сага правдиво повествовала о реальных событиях, имевших место когда-то в графстве Оркнейском…
А вот покарал ли Бог коварного, но нерешительного Хакона? Что по этому поводу говорит сага?
Не сага уже, а сама История повествует о том, как Хакон после случившегося совершил долгое паломничество в Рим и в Иерусалим. О чём он там говорил со Всевышним, знают только они двое, но когда он вернулся обратно и стал ярлом, все оставшиеся годы он правил мирно и справедливо, а на Оркнеях воцарилось спокойствие на долгие времена. Вот так.
Собор имеет положенный любой церкви двор, окружённый старинным ажурным железным забором. За ним молчаливо стоят тяжёлые и изъеденные ржавчиной кресты, могильные камни, которым невесть сколько лет. За двориком высятся развалины графского дворца, к которым мы еще доберёмся, а пока мы зайдем в Собор.
Тяжёлая каменная кладка выполнена с таким изяществом, что кажется почти воздушной.
Внутри Собор кажется ещё выше, чем снаружи; красно-коричневые стены взлетают ввысь и мерцают изысканной мозаикой окон. Вдоль стен одна за одной установлены поминальные плиты с барельефами – стараниями родственников усопших; возраст плит – четыреста лет, хотя есть и менее старые. С трудом, но надписи на плитах всё же поддаются прочтению.
Нет, дело не в том, что нельзя разобрать буквы, а в том, что язык не современный, многие буквы как бы спарены друг с другом (a и e), и в словах непросто разобрать современные английские аналоги. Это старинный язык (а помню, моя первая учительница английского всё уверяла, что инглиш дошёл до наших дней из старины практически не изменённым. Ну-ну). Например, на одном из двух медных блюд для пожертвований (доставленных в XVII веке из Роттердама), изображающих Адама и Еву с древом и змием, написано:
Had Adam gedaem Gods Woort wys
Soo waer hy Gebleven int Paradys.
На современном английском языке это выглядит так: «If Adam had wisely done God’s word, he would have remained in Paradise»*. Многие слова как бы вроде и понятны интуитивно (хоть и со сдвоенными буквами), но всё равно без помощи дежурного по Собору разобраться не удалось; с каменными плитами почему-то было проще, но уже на второй мне надоело.
* Последовал бы Адам мудро слову Божьему – до сих пор бы в раю оставался.
В Соборе похоронены великие люди, жившие в своё время в Кёркуолле. Это лорд Адам Стюарт – сын принца Джеймса V, короля Шотландии (1575 год). Это знаменитый шотландский историк Малколм Лэйнг, поэт Эдвин Мюр, исследователь Африки Уильям Бальфор Бэйки и полярный путешественник Джон Рэй – тот самый доктор Рэй, который принимал участие в поисках пропавшей экспедиции Франклина и принёс первые сведения о ней, рассказанные эскимосами острова Виктория...
Ещё один, более современный мемориал расположен на левой от входа стене. Это большая деревянная плита с медной дощечкой, над которой скрещены флаги – «Юнион Джек» и Штандарт Королевского Флота. Тут же висит бронзовый судовой колокол с надписью «H.M.S. Royal Oak».
ПАМЯТИ
833 офицеров и матросов Корабля Её Величества «Ройал Оук», отдавших свои жизни, когда их корабль был потоплен в Скапа-Флоу подводной лодкой U-47 14 октября 1939 года
H.M.S. – это Her (или His) Majesty's Ship, корабль Её (Его) Величества. «Ройал Оук» означает «Королевский дуб».
Октябрь 1939 года. Гитлеровскому подводному флоту срочно нужно было заслужить признание фюрера, для чего кровь из носу требовалась какая-нибудь блистательная операция. Британский флот внушал гросс-адмиралу Карлу фон Дёницу опасения, и оснований тому было предостаточно. Разведка донесла, что в базе Скапа-Флоу на Оркнейских островах происходит сосредоточение британского флота.
Выбор Дёница пал на капитан-лейтенанта Гюнтера Прина и его лодку U-47 типа VIIB. Атака была назначена на 14 октября по причине высокого сизигийного прилива: средние глубины в бухте всего лишь шестнадцать-восемнадцать метров.
Входить в бухту Скапа-Флоу через южный пролив смерти подобно: британские эсминцы жёстко его блокируют плюс противолодочные сети и минные заграждения. Поэтому Прин решил проскользнуть узким и мелководным восточным проливом Кёрк-Саунд, который англичане ещё не успели закрыть – предназначенный для затопления там старый блокшив прибыл на место только через два дня, когда дело уже было сделано.
Под покровом ночи Прин провёл свою U-47 в надводном положении через пролив и, не погружаясь, начал скрадывать добычу. Найти в маленькой бухте скопление флота было довольно просто, если не думать о малых глубинах. Прин постоянно рисковал сесть на мель или наткнуться на затопленное судно. Вопреки ожиданиям немцев, скопления флота в бухте не оказалось – Прин обнаружил только довольно старый линкор «Ройал Оук» и пару вспомогательных крейсеров, для войны срочно переоборудованных из гражданских судов. Особо выбирать было не из чего, тем более, что важен был не столько результат, сколько факт наличия результата, и Прин это прекрасно понимал.
Взорвались не все торпеды, выпущенные U-47 (капитан-лейтенант Гюнтер Прин ещё закатит скандал Дёницу по этому поводу после неудачной операции у норвежских берегов). U-47, воспользовавшись поднятым шумом и неразберихой, в ночной темноте удрала безнаказанной через всё тот же пролив Кёрк-Саунд и благополучно вернулась в Вильгельмсхафен.
Сколько было попаданий и сколько взрывов, до сих пор точно не знает никто, ибо есть веские основания предполагать, что Прин несколько преувеличил свой успех, а англичане первое время вообще думали, что всё это банальная диверсия.
Гитлеровская пропаганда тут же раструбила успех своего подводного флота; Гюнтер Прин получил Рыцарский Крест прямо из рук фюрера и был прозван «быком Скапа-Флоу», а на ограждении рубки U-47 появилась соответствующая эмблема.
Опрокинувшийся на борт и затонувший линкор по сей день лежит в миле от берега. На нём действительно погибло 833 моряка. Бык Скапа-Флоу ненадолго пережил их: он погиб вместе со своей U-47 в Атлантике, разделив печальную судьбу большинства германских подводников Второй Мировой…
Трагедия «Ройал Оука» считается самой большой исторической трагедией Кёркуолла, и оркнейцы предпочитают говорить о ней с очень печальными лицами. С гораздо большим пафосом они рассказывают о другом событии, произошедшем в бухте Скапа-Флоу в 1919 году.
Интернированный после Первой Мировой войны германский имперский флот стоял на якоре в бухте Скапа-Флоу, разоружённый и уже почти без экипажей. Это были 74 корабля – тяжёлые и лёгкие крейсера, линкоры, эскадренные миноносцы, подводные лодки и торпедные катера. Предвидя, что захваченный флот будет вскоре обращён против Германии, контр-адмирал Людвиг фон Рейтер отдал кодированный и заранее предусмотренный сигнал об их затоплении. 21 июня пятьдесят два корабля пошли на дно.
В двадцатых-тридцатых годах сорок пять кораблей были подняты, но и по сей день в пучинах бухты лежит четырнадцать стальных трупов. Это три линкора («Кёниг», «Маркграф» и «Кронпринц Вильгельм»), четыре лёгких крейсера, два эсминца, подводная лодка UB-116 и ещё четыре малых корабля. Само собой, все они являются объектом оживлённого подводного туризма. Клуб аквалангистов в Стромнессе организует великолепные подводные экскурсии по бухте Скапа-Флоу от одного затонувшего корабля к другому. И только «Ройал Оук» ныряльщики всегда обходят стороной: это братская могила, а потому место святое.
В Соборе звучит орган. Мастер переходит от одной печально-торжественной мелодии к другой, как кажется, спонтанно. В Соборе почти нет посетителей, буквально десять человек плюс мы с Дмитрием и Виктором. Мастер выходит из закутка, где находится клавиатура органа, и нужно иметь большое самообладание, чтобы не прыснуть от смеха: это молодой человек, стриженный под панка – совершенно лысая голова с пучком волос, достойным Ункаса, сына Чингачгука.
Развалины старого графского замка даже по сей день выглядят изящными. Вообще-то это не замок, а дворец. Он построен в 1600 году для графа Патрика Стюарта, и был прекрасной иллюстрацией архитектуры французского ренессанса.
Все обычные люди (то есть те, у которых есть деньги) идут на экскурсию через центральный вход, хотя рядом есть нормальный служебный. Витька им воспользовался и, быстренько посмотрев экспозицию, вернулся восхищённый.
Теперь нам оставалось проверить наши почтовые ящики – перед тем как идти на разведку в «Хайлэнд Парк». Интернет-кафе находилось неподалёку, и за полкило стерлингов нам предоставили целых десять минут на проверку всех наших аккаунтов. Всё, идём пить настоящий шотландский виски.
Пока мы прогуливались до местечка под названием «Хайлэнд Парк», мы сделали целую кучу интересных наблюдений. Во-первых, действительно: почти каждый дом имеет своё имя. Ллэйдисаун, Аккровер, Каунсли и тому подобное. Во-вторых, дома почти не огорожены и имеют в своём большинстве стеклянные двери. Этот факт озадачивает. В-третьих, пальмы. Это выглядит удивительным, но во дворах растут не только цитрусовые и мимоза. Можно, наверно, говорить о влиянии тёплого Гольфстрима и всё такое, но пальмы на севере Шотландии… вы меня извините, это нормально?
Проезд Ройал Оук, гостиница «Ройал Оук», переулок Ройал Оук… Эта дорога ведёт к бухте Скапа-Флоу...
А вот и большая тёмная табличка «Хайлэнд Парк Дистиллери», а слева от дороги здания, похожие на склады или что-то подобное. Над несколькими зданиями повыше из труб идёт жиденький чёрный дым. Центральный вход венчает красочный рекламный щит, возвещающий, что мы не заблудились; туда-то мы и заходим, во дворик.
«Извините, последняя экскурсия уже закончена». Смотрю на часы – 16.55. Вот досада, отведали скотч-виски…
Но, узнав, что мы путешественники из России, да ещё и моряки-кругосветчики, персонал в лице двух улыбающихся леди решил устроить для нас персональную презентацию и повёл в холл, где на кассовом аппарате разлёгся здоровенный рыжий кот, даже не повернувший головы при нашем появлении.
Первым делом каждому из нас на подносе принесли по маленькой стопочке с виски – самый настоящий «Хайлэнд Парк», двенадцать лет выдержки, – совсем чуть-чуть, почти на донышке. Мы провозгласили здравицу Шотландии и дружно хряпнули залпом.
Тётки чуть не хлопнулись в обморок. Оказывается, первым делом надо насладиться ароматом, одновременно согревая стопочку в ладони. Потом виски пьётся, вернее, даже не пьётся, а размазывается по губам, языку и нёбу. Только так можно ощутить то, что отличает скотч-виски от любого другого.
Убедившись, что мы что-то поняли, принесли нам ещё по порции. Напиток сразу приобрёл обжигающе-приторный аромат дыма и какого-то непонятного дерева, а где-то посередине спины мгновенно запылал маленький огненный шар. Нас проводили в небольшой зрительный зал, где показали красочный видеофильм, кратко рассказывающий об истории Шотландии и секретах изготовления скотч-виски.
Не всё так просто, оказывается. Постоянное проветривание и перемешивание деревянной лопатой отборных зёрен и особый рецепт приготовления браги-бормотухи, точное следование выверенным столетиями интервалам помешивания и технологии перегонки… Кроме всего прочего, на лучших болотах добываются особые сорта торфа определённой кондиции, и дым, образующийся при сгорании этого торфа, как раз и придаёт будущему виски тот самый тончайший аромат сгоревших благовоний. Виски разливается по бочкам – и надо ли говорить о том, что есть ещё куча секретов, связанных с доведением полученного аппетитного самогона до волшебного напитка «Хайлэнд Парк»? В течение всех пятнадцати минут фильма я ощущал, как пульсирующий огненный шар не спеша перемещается вверх-вниз по позвоночнику, изредка задерживаясь на разных уровнях.
После фильма нам захотелось попробовать ещё (али мы не русские?), но поди придумай, как об этом сказать... Выход нашёлся простой: я предложил всем вместе сфотографироваться на память, но ведь для фотографии нужно держать в руках стопочку; а когда стопочки принесли, то показалось неудобным фотографироваться с пустыми… Дамы дружно рассмеялись, мгновенно раскусив нашу хитрость. Налили, выпили. Попрощались, искренне поблагодарив персонал, и вышли на улицу.
Пройдя с полкилометра на юг от «Хайлэнд Парка», мы получили возможность хотя бы краем глаза увидеть северо-западный берег бухты Скапа-Флоу. У меня есть двое друзей, взахлёб изучающих историю мирового военного флота – во будут завидовать!
По дороге назад Дмитрий вдруг остановился возле одного из складов «Хайлэнд Парка». Дверь была открыта, и, заглянув в неё, среди арматуры, труб и прочего инвентаря мы увидели капитана со старпомом. Оказывается, они тоже отправились исследовать производство виски, но, в отличие от нас троих, они решили сразу прикоснуться непосредственно к производству зелья.
Склады оказались не складами, а цехами. В каждом установлено три огромных перегонных котла со сложной системой труб и трубочек, всё это гудит и булькает, а за толстым стеклом по лоткам течёт будущий волшебный янтарный напиток. Процесс контролируется компьютером и служителем, который и показал эту небольшую часть всего процесса.
«Хайлэнд Парк», конечно, не единственный британский завод по производству скотч-виски, но самый северный на планете вообще.
На наш вопрос – а где Семёнов? – Аркадий ответил, что Анатолий пользуется тем, что дождь закончился, и рисует в городе. Мы оставили Аркадия с капитаном, которые пошли в сторону Скапа-Флоу, и отправились обратно в порт.
Вечер мы опять провели в Оркнейском яхт-клубе за бильярдом, дартом и написанием писем. Капитан с Анатолием и Аркадием сходили в паб глотнуть шотландского пива. С неба ещё капает, но погода устанавливается, и назавтра намечен отход. Нужно разобраться, наконец, со злополучным стаксель-фалом. Снова Анатолию лезть на мачту. Мы с Аркадием тяжеловаты, а Витьку «не пущают» по малолетству (да он и не особо рвётся после несостоявшейся попытки в Беринговом море). Анатолий хоть и старше всех нас, а ловкостью легко фору даёт.
Утром дуло с запада. Сила ветра значительно упала, но он продолжал гнать тяжёлые кучевые облака, правда, уже белого цвета. Из-под облаков валил град.
Анатолию на мачте пришлось несладко. Аркадий командовал снизу, задрав голову, и если бы не его очки, он запросто мог остаться без глаз.
Через полтора часа стаксель-фал был побеждён и установлен на место в свой блок. Я полагаю, что конструкция блоков на мачте может быть различной, но желательно не такой, какая применена на «Апостоле Андрее».
Воспользовавшись выглянувшим солнцем, я отправился на другой край пирса, ближе к марине, где мы с Виктором накануне заприметили великолепный стальной бермудский кеч. Хотелось его рассмотреть поближе и сфотографировать на память.
Вот это сэйлер… да-а. Размерами как «Апостол», но конструкция реализует совсем другую концепцию плавания под парусами. Поясняю.
«Апостол» задуман и сделан как удивительная смесь гоночной яхты и ледокола броненосного типа. Очевидно, что эти понятия противоположны. Есть несколько причин, почему так получилось, и первая из них – отсутствие у конструкторов опыта океанского яхтостроения. Конструкторы применяли лишь те знания, которые имели. Отсюда и корпус-утюг с его немыслимой гидродинамикой, и бермудское вооружение «7/8» с треклятыми бакштагами, и вечно текущие люки, и отсутствие специальных шкиперских помещений, и мокрый штурманский стол, и тесное румпельное отделение ахтерпика, и совершенно ошеломляющая система осушения цепного ящика, и ещё целый ряд удивительных конструкторских решений. Причём после первой кругосветки многое было улучшено и переделано, а это значит, что изначально «детских болезней» было ещё больше. Принято поминать конструктора Валерия Конюхова, но ведь кто-то же выдал ему техническое задание. Кто-то же вместе с ним создавал яхту с нуля. Это была целая команда кораблестроителей, включая и, так скажем, кой-кого из экипажа. Понятно, что если эта же команда будет проектировать новую океанскую яхту, все эти ошибки будут учтены, а вот тогда и получится что-то похожее на стальной кеч, который я сейчас буду фотографировать.
Отличная яхта, хоть и малость потрёпанная. Мощный обтекаемый корпус. Высокие борта и высокий стальной фальшборт. Намертво приваренные крепкие леерные стойки, а сам леер – капроновый трос. Сварная бушприт-площадка, под ней якорное устройство с двумя разными якорями. Высокая обтекаемая рубка, а значит – большой объём внутренних помещений. Надёжные и глухие люки форпикового отсека, защищённые решётками иллюминаторы, грузовая площадка на закрытой корме, продуманная укладка кранцев и швартовов, проводка бегучего такелажа «по уму»… ох, всего сразу не перечислить. Всё сделано грамотно, прочно, надёжно, со знанием дела – и одновременно изящно. Вот просто хороший, крепкий и красивый парусник, и всё.
А «Апостол» – яхта легендарная. Несмотря на явные просчёты в конструкции, он сумел пройти две неординарные кругосветки, несколько раз побывав в серьёзных аварийных ситуациях. И всякий раз выходил из них победителем. Здесь работает много факторов, от удачно выбранного имени до посильного вклада каждого члена экипажа и тех, кто хоть как-то прикоснулся ко всему проекту «восьмёрки». Ну и, конечно же, капитана Литау, который возглавляет, толкает и тянет всё это вперёд, вместе взятое, на протяжении вот уже десяти лет.
Сказать так – по-моему, это будет справедливо.
Пока есть немного времени, весь экипаж ушёл по разным причинам в город. Капитан на борту (вернулся из города), и я решил сбегать на другой край гавани – вспомнил, что в моей коллекции нет ни одного камушка из Шотландии. Примерно через полчаса увидел, что «Апостол» описывает по гавани циркуляцию, словно выжидает чего-то, а к тому месту, где он стоял, неспешно швартуется какое-то судно размерами больше средних.
Всё ясно: дали команду уступить место у стенки, а капитан на борту один. Завёл дизель, отвязался и пишет круги с восьмёрками, покуда кто-нибудь из экипажа не появится на стенке и не примет концы. Я побежал к пирсу, одновременно со мной подошёл и Анатолий. Привязали яхту туда же, где стояли в самый первый раз. Постепенно собрались все, и уже можно было прощаться с Кёркуоллом, но тут появился какой-то местный корреспондент (не помню имя) – он уже приходил с утра брать у капитана интервью, а сейчас притопал с подарком. В руке у него была тёмная бутылка «Хайлэнд Парка», причём настоящего. Вручив её капитану, он попросил выпить содержимое по приходу в Санкт-Петербург, и надо сказать, забегая вперёд, что это пожелание было нами с удовольствием выпи… пардон, выполнено.
ч. 4, гл. 8. А впереди настоящая Европа
Часть 4. СОЛЁНЫЕ ГАЛСЫ
Глава 8. А впереди настоящая Европа
В пол-двенадцатого «Апостол» отошёл от пирса гавани Кёркуолл, пристроившись по корме к какому-то буксиру. Выйдя на траверз пролива Шапинси, повернули на восемь румбов вправо и подняли паруса. Идя правым бакштагом, хорошими ходами прошли пролив мимо красивого маяка № A3 684 на острове Хеллиа-Хьюм и вышли (ура!) в Северное море. Светит солнце, тепло, несмотря на свежий ветер. Так всегда на попутных галсах.
Ночью в 4 часа 11 минут 25 секунд пересекли Гринвичский меридиан, оказавшись, таким образом, в родном восточном полушарии. По этому поводу развели немного спирта, руководствуясь обычным методом и не глядя на широту места.
Ветер начал загуливать, брызнул дождик. Потом ветер зашёл в корму, яхта несётся, как птица. Дует двенадцать метров в секунду, хотя по прогнозу должен быть почти штиль. Прогноз – штука хорошая, но мои наблюдения показывают, что он ошибается примерно в половине случаев… ну, может, чуть-чуть реже.
Другими словами, гораздо проще подбросить монетку: откуда подует, с зюйда или с норда? Толку от такого прогноза, наверно, немного. Когда он попадает в яблочко, все радуются – во, мол, дают, как точно всё сходится! Когда в молоко, то удивляются: «что-то прогноз наврал сегодня».
Впрочем, четыре дня назад прогноз нас здорово выручил. Но тогда почему же он был столь равнодушен к нам перед мысом Фарвел и после?
Э-эх… наверно, дело не в точности или неточности прогноза. Прогноз-то не врёт. Просто нужно перед глазами иметь большую картинку, вернее, ту же, но на гораздо больший район. Можно ли на ощупь определить размер кошки, её цвет и пол по кончику хвоста? Конечно, можно, если не интересует точность. А получать прогноз на больший по размерам район у нас не получается из-за ненадёжности приёма по «Инмарсату». Половина ппрогноза скачается, потом связь рвётся, и начинай всё сначала.
Вспоминается, как Ольга давала нам в Канаду ледовые карты – маленький кусочек в виде сжатой чёрно-белой графики и словами в целом по всему району. Вот если бы так же кто-то давал карту погоды – текстом – например, вот так: циклон (антициклон); давление в центре; координаты центра; сила ветра впереди по нашему курсу такая-то; скорость и направление перемещения центра такие-то; текущее время по Гринвичу. Размер сообщения получился бы смешной, и на него можно было бы наложить принимаемый нами локальный прогноз… А вот Колумб и Лаперуз плавали вообще без прогнозов. И ничего, нормально открывали материки и острова.
Днём прошли глаз циклона, и довольно сильно задуло в корму. Серые тучи летят, обгоняя нас. Это называется «сёрфинг» – когда гребень очередной волны несёт на своей спине; скорость при этом резко возрастает, корпус начинает гудеть и вибрировать, корвет энергично приводится и едет не носом вперёд, а скорее подветренной скулой. Дорвавшиеся до работы надпочечники истекают адреналином. Периодически наверх высовывается капитан:
– Ну, как тут у нас? Бизань не мешает?
– Да нет, пока терпимо…
Но ужин уже сорван. Стою на руле, а остальные тщетно пытаются положить в рот хоть что-то. Яхту нещадно швыряет из стороны в сторону. После того, как кто-то там в очередной раз что-то разлил на остальных, Николай стукнул по столу – «Всё, хватит!» – и перенёс ужин на потом, объявив немедленный аврал и уборку парусов.
Из-под туч накатывают сильные рваные шквалы, и бизань не даёт управлять: яхту настолько сильно приводит, что она не реагирует даже на полную перекладку руля на противоположный борт. Ребята смайнали бизань и стаксель, оставив один только грот, так что появилась возможность нормально доесть то, что не успели расплескать на стол и друг на друга.
Но некто умелый всё же привязал убранный стаксель к леерам и фальшборту сикось-накось. В результате в него заплёскивала вода, и в один прекрасный момент деревянный фальшборт не выдержал дико возросшего веса многострадального паруса, в который в очередной раз влилась тонна-полторы. Раздался натужный треск, и половину стакселя вывалило за правый борт. Яхта лишилась двух метров фальшборта по правой скуле, выломанные доски задумчиво торчат наружу.
Дмитрий сменил меня на руле; мы с кэпом вытащили из воды парус и закрепили его как полагается, а вот ремонт фальшборта придётся отложить либо до очередного порта, либо до спокойной погоды. Век живи – век учись...
Ветер зашёл ещё больше в корму, и теперь «Апостол» летит точно фордевинд. До Скагеррака осталось совсем немного.
Утром следующего дня впереди и справа объявился чей-то небольшой танкер, покрашенный в невозможно детский жёлтый цвет. Он почти не перемещался ни в какую сторону, словно переминаясь с ноги на ногу, и всё говорило за то, что «Апостол» пройдёт у него по носу как минимум в одной миле. Мы не меняли курса, как вдруг этот пароход ни с того, ни с сего начал набирать ход и резво пошёл вперёд, словно собираясь нас таранить. Его курс был практически перпендикулярен нашему, и мы шли правый бейдевинд. Привестись, чтобы пропустить его и пройти у него по корме, мы не могли – шли максимально остро. Увалиться же значило только растянуть сомнительное удовольствие опасного маневрирования – ведь вон что делает, зараза! Он что, не собирается дорогу уступать? А как насчет МППСС? Или у них на борту нет МППСС? У них вообще на борту кто-нибудь есть? Определённо, механик имеется – ведь кто-то же дал ход. Но похоже, больше нет никого, потому что на 16-м канале молчок, никто не отвечает, и на палубе ни души.
Решили: в самый последний момент, перед тем, как врезаться, привёдемся до левентика, чтобы сбросить ход, и пропустим-таки этого негодяя. В итоге так оно и вышло, только ход почти не потеряли. Танкер проскочил прямо по носу в какой-то четверти кабельтова и преспокойно удалился, развязно вихляя своей жёлтой кормой, а вослед ему с нашей палубы улетело несколько увесистых выражений, которые не использовал писатель Чехов, но за которые был запрещён поэт Барков.
Вскоре после этого события снова заклинило руль: дурацкая конструкция проводки штуртросов через ролики. Полтора часа Николай с Аркадием мучались, воюя с упрямым железом, и всё это время «Апостол» меланхолично дрейфовал, причём почему-то на норд-вест, вопреки разгулявшемуся ветру. Потом фортуна смилостивилась и повернулась лицом, ветер сделался благоприятным, и яхта летела вперёд чуть ли не со свистом – десять узлов, а временами GPS показывал и все двенадцать, так что после обеда мы уже были в Скагерраке.
Ещё два непроизвольных поворота фордевинд – сперва док, потом Анатолий. Теперь вырвало завал-таль левого борта. Снова выручает релинг у грот-мачты, завели завал-таль за него.
В 16.30 приняли сигнал MAYDAY. Это слово происходит от французского «M’aidez» (помогите мне) и давно уже заменяет традиционное SOS в радиотелефонном режиме. Где-то в сорока шести милях позади нас, где дует ещё сильней (до восемнадцати метров в секунду), в точке с координатами 57.53'N и 05.03'E с какого-то судна смыло за борт человека. Откликаются все, кто может помочь. Мы вряд ли сможем: против ветра мы дойдём туда самое меньшее через сутки. Мимо промчал красный буксир-спасатель. В эфире проскакивают краткие переговоры, касающиеся поисков: в район бедствия вылетел вертолёт… ещё два спасателя… какой-то норвежец изменил курс и следует прямо в точку… Тысячелетия люди плавают по морю; столько же лет существует тревожный доклад «Человек за бортом!».
Связавшись с российским консульством в Осло, Николай заказал норвежские визы. Собственно, это было не сегодня, а несколько раньше. Сейчас есть ответ: визы будут только в понедельник, а сегодня суббота. Поэтому «Апостол» не очень спешит, время есть. Хотя… примерно так же мы не спешили в Кёркуолл.
Вот уже открылись норвежские берега.
И дальше началось что-то непонятное. Ветер постоянно и хаотически меняет своё направление в диапазоне градусов сто пятьдесят, волна то попутная, то встречная, то одновременно с трёх сторон. Сулои и толчея, яхта еле движется. Смена курса, попытка подойти ближе к берегу (а потом и удалиться) ничего толком не меняет. Николай далеко не в первый раз в Скагерраке, но он тоже не может понять, в чём дело. В лоции про такое ничего не сказано, опыт молчит. Нет, мы не стоим на месте, но непонятное явление природы явно не хочет пускать «Апостола» в Осло-фиорд.
Ясность наступила уже потом, в Осло. Оказывается, всё тот же сильный ураган, который загнал нас на Оркнеи, натащил в узкий Осло-фиорд чересчур много воды, значительно повысив уровень моря, и к моменту нашего появления вода усиленно вытекала обратно в Скагеррак, руша все нормальные представления о взаимном влиянии ветров и течений, приливов и отливов.
В спускающемся полумраке мимо прошёл огромный пассажирский паром. Виктор стоял на руле, и гордо рассказывал, что с высокого борта парома ему махали и что-то кричали люди. В основном, разумеется, красивые девушки.
Ночью берега усыпаны гроздьями огней, среди которых очень хорошо выделяются навигационные. Против ветра и течения приходится идти в лавировку, от одного берега к другому, упорно продвигаясь к Осло-фиорду. Но: терпенье и труд всё перетрут.
Двадцать восьмое октября, утро. Уф! Мы в Осло-фиорде. Паруса спущены, идём под дизелем, и не потому, что ветра нет (его и впрямь нет), а потому что проходим узкость. Это длинный (миль сорок) узкий природный канал, каких в Норвегии навалом.
Оба берега густо усеяны маленькими домиками-коттеджами и разными прочими строениями. Здесь и небольшие городки, и просто множество дач, а некоторые частные домики с крохотными причалами стоят прямо на небольших каменистых шхерных островках.
Нас обгоняет большой сине-белый паром с надписью «ColorLines» на борту. А по берегам – марины, марины, марины… десятки, сотни мачт! И рыбаки – в маленьких лодочках со спиннингами и на солидных мотоботах с сетями. «Ну чё, клюёт?» – «Yes, good morning!»
И тут наш курс пересекает… драккар. Настоящий драккар, судно викингов! Загнутый кверху нос и такая же корма, низкие борта и торчащая палкой мачта. Драккар изящно разрисован, а ближе к корме у него имеется небольшая надстройка-каюта. Экипаж драккара – молодёжь, которая приветственно размахивает бутылками и что-то такое радостное кричит. Всё понятно, у викингов уик-энд. Драккар уходит к правому берегу фиорда, пуская в морозный воздух облачка сизого дыма: он идёт под дизелем, как и полагается всякому современному драккару викингов.
Чувствуется дыхание осени – несмотря на яркое солнце и небо без единого облачка, воздух уже холодный. И всё равно постоянно сохраняется странное ощущение тепла. Берега сплошь жёлтые и коричневые, и только отдельными узкими тёмно-зелёными пирамидками различимы кисточки сосен. «Апостол» идёт узким фарватером, ограниченным латеральными знаками, и вот последний поворот направо…
Продолжение: