- Я оставлю всё своё состояние тому, кто вернёт мне то, что я потерял тридцать лет назад, - хрипло произнёс Сергей Петрович Самойлов.
Он лежал на высокой функциональной кровати, опутанный проводами и прозрачными трубками. Болезнь высушила его тело, но не смогла задушить огонь, спрятанный в глубоко запавших глазах.
Вокруг постели, словно хищные птицы, сомкнув крыло, стояли трое его детей.
- Отец, это какая-то комедия, - первым нарушил тишину Виктор.
Его голос, обычно уверенный и властный на советах директоров, сейчас звенел от плохо скрываемой ярости. - Ты собрал нас, нотариуса, личного врача, чтобы устроить этот спектакль?
- Это не спектакль, Витя. Это моя воля, - голос Самойлова был слабым, но каждое слово опадало в палату свинцовым грузом.
- Воля? - вмешался Алексей. Он не мог стоять на месте: метался от окна к минибару, нервно теребя манжеты рубашки. - Пап, ты в своём уме? Вернуть честное имя, потерянный день… Это что, квест какой-то?
- Лёша, прекрати, - мягко остановила его Елена.
Она одна сидела у изголовья, держа отца за исхудавшую руку. Большие голубые глаза были наполнены слезами. - Пап, мы не совсем понимаем, что ты имеешь в виду. Мы сделаем всё, что ты хочешь, только скажи конкретно, чего ты от нас ждёшь.
В палате повисла напряжённая пауза, нарушаемая лишь ровным писком аппаратуры.
В это же время, на другом конце клиники разворачивались совсем другие, но не менее важные события.
- Вы Ева Любимова, верно? - строгий голос раздался у входа. - Новенькая медсестра. Что за столпотворение у дверей? Через три минуты всех жду в ординаторской на пятиминутке. Не опаздывать. И напоминаю: у нас не городская больница, а частная клиника.
Ева вздрогнула и смутилась. Перед ней стояла женщина лет пятидесяти, в безупречно белом халате, с идеальной причёской. Серые глаза смотрели пронзительно и холодно.
- Простите, я уже иду, - торопливо отозвалась Ева.
- Меня зовут Надежда Филипповна, старшая медсестра, - отчеканила женщина. - Запомните. И не "иду", а "бегу". У вас три минуты.
Она развернулась и, цокая каблуками, скрылась за углом коридора.
"Господи, помоги продержаться этот день", - взмолилась про себя Ева, торопливо двигаясь следом.
Частная клиника Медея встретила новенькую холодной, звенящей роскошью. Это было не обычное медицинское учреждение, а скорее дворец из стекла, мрамора и тишины. Здесь пахло не хлоркой, а дорогим антисептиком, кофе и чем-то неуловимым, похожим на запах денег.
Сюда не устраивались на работу, сюда допускали.
Ева, привыкшая к вечным очередям и шуму городской больницы, чувствовала себя белой вороной, случайно залетевшей в стаю павлинов.
В ординаторскую она влетела в последнюю секунду - ровно в тот момент, когда Надежда Филипповна уже тянулась закрыть дверь.
Пятиминутка пролетела, как в тумане. Врачи с важными лицами, медсёстры, больше похожие на моделей с обложки медицинского журнала, обсуждали график операций, новые протоколы лечения, порядок приёма пациентов. Ева лихорадочно записывала в блокнот каждое слово, боясь поднять глаза.
Она понимала: попасть сюда - всё равно что вытащить выигрышный лотерейный билет. Зарплата была в три раза выше прежней, о чём ей бесконечно напоминал муж.
- И последнее, - Надежда Филипповна подняла глаза от планшета. - У нас новая сотрудница. Любимова Ева Сергеевна. Прошу любить и требовать.
- Ева Сергеевна, сегодня вы работаете в паре с Валерией, третий этаж, ВИП-крыло. Ваша палата - номер семь.
В ординаторской на секунду повисла ощутимая тишина. Ева почувствовала на себе несколько любопытных взглядов.
- Палата номер семь, - пискнула худенькая блондинка рядом, с бейджем "Валерия". - Надежда Филипповна, вы уверены? В первый же день? Там ведь…
- Я уверена, Лера, - голос старшей медсестры стал ледяным. - График утверждён главврачом. Пациент Самойлов требует круглосуточного сестринского поста. Ты прикроешь Еву, пока она входит в курс дела. Все свободны. Любимова, за мной, получите бейдж и комплект.
Когда они вышли в коридор, Валерия, оказавшаяся живой и говорливой, как сорока, тут же ухватила Еву под локоть.
- Ну подруга, ты даёшь, - зашептала она, пока они шли к лифту. - С корабля на бал. Сразу в седьмую палату.
- А что там? - Ева старалась говорить ровно. - Какой-то особо тяжёлый пациент?
Валерия фыркнула, нажимая кнопку вызова лифта.
Лифт приехал почти беззвучно, двери разошлись.
- Особо тяжёлый - это мягко сказано. Там не просто пациент, там легенда. Сергей Петрович Самойлов. Владелец почти всего, что ты видишь в этом городе, и ещё половины того, что не видишь. Ты что, газет не читаешь?
- В последнее время мне было не до газет, - честно призналась Ева, вспоминая бесконечные смены в городской больнице.
- Понимаю, - хмыкнула Лера. - В общем, у Самойлова онкология, терминальная стадия. Здесь ему оказывают паллиативную помощь высшего класса. Но самое интересное даже не это.
Она понизила голос, хотя в лифте они были одни:
- Главное - его семейка. Сейчас всё там, у постели. Говорят, нотариус приезжал. Делят шкуру неубитого медведя. Ты не представляешь, какие там деньги. Наследников трое. Старший - Виктор, фактически рулит всем холдингом. Средний - Алексей…
Лера закатила глаза.
- Золотой мальчик. Жжёт жизнь так, что долги, говорят, выше крыши. Ну и младшая - Лена. Тихая, ангельская, вся в благотворительности, фонд в память о маме ведёт. Но, знаешь, в тихом омуте…
Лифт мягко остановился. Двери открылись в холл, больше похожий на лобби пятизвёздочного отеля.
- Короче, ты идёшь прямо в змеиное гнездо, - подытожила Валерия. - Тебе Надежда Филипповна инструктаж проводила? Главный закон: ты там почти как мебель. Ничего не видишь, ничего не слышишь. Только выполняешь назначения. Ясно?
- Ясно, - кивнула Ева, чувствуя, как холодный пот выступает на спине.
- Вот седьмая, - Лера кивнула на массивную дверь из тёмного дерева. - Я пока в сестринскую, подготовлю капельницу. Через пятнадцать минут тебе нужно будет сделать инъекцию по графику. Глеб Аркадьевич, его личный врач, должен быть там, всё покажет. Ну, удачи.
Лера упорхнула, а Ева осталась у двери, за которой глухо слышались голоса. Она глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь в руках.
"Работа. Это всего лишь работа. Мне нужно это место. Я справлюсь".
За дверью продолжалась своя драма. Наследники стояли полукругом, врач держался чуть поодаль, превращённый в немого свидетеля.
Виктор первым нарушил затянувшееся молчание:
- Вы что, так ничего и не поняли? Это же очевидно. Отец не в себе.
Он резко повернулся к мужчине в строгом костюме.
- Глеб Аркадьевич, вы же сами видите!
Личный врач, человек с непроницаемым лицом и усталыми глазами, только устало качнул головой:
- Виктор Сергеевич, я не раз подтверждал, что ваш отец в ясном уме.
- В ясном? - Виктор театрально вскинул руки. - Человек, который собирается отдать всё кому-то со стороны за какую-то мифическую "находку", издевается над нами! Это обычная жестокая игра!
- Я не издеваюсь, - тихо сказал Сергей Петрович.
Все невольно замолчали.
Он сделал знак рукой, и к кровати шагнул бледный нотариус в очках.
- Вы всё зафиксировали?
- Да, Сергей Петрович, - ответил тот, прокашлявшись. - В полном соответствии с вашими словами. Условие внесено дословно.
Самойлов перевёл взгляд с одного ребёнка на другого.
- Вы знаете про всё моё состояние. Акции, заводы, капиталы. Всё это будет разделено между вами.
В глазах Виктора мелькнул холодный расчёт, Алексей нервно облизнул губы, Елена напряглась, вцепившись в одеяло.
- Но только после того, - продолжил бизнесмен, выдержав паузу, - как будет выполнено одно условие. Повторяю: я завещаю всё тому, будь то кто-то из вас или человек со стороны, кто вернёт мне то, что я потерял тридцать лет назад.
В палате повисло звенящее молчание.
- И что же это? - с явной иронией спросил Алексей, плюхаясь в кресло. - Золотой слиток, который ты зарыл на даче? Или пачку акций местного банка?
- Лёха! - оборвал его Виктор.
- Нет, - на удивление отчётливо ответил Самойлов. Взгляд его будто прошёл сквозь стену, туда, где виделось что-то только ему одному. - Я потерял честное имя. И один-единственный день, который перевернул мою жизнь. Тот, кто вернёт мне этот день и очистит моё имя, получит всё.
Он с видимым усилием отвернулся к стене.
- Это абсурд, - первым взорвался Виктор и шагнул к врачу. - Глеб Аркадьевич, я настаиваю на немедленном созыве консилиума. Требую признать его недееспособным. Это сущий бред!
- Виктор Сергеевич, - устало вздохнул доктор, - ваш отец абсолютно адекватен. Его когнитивные функции не нарушены. То, что вам не нравится его решение, не делает его сумасшедшим.
- Не нравится? - Виктор нервно усмехнулся. - Он только что лишил нас наследства и выбрасывает на ветер дело всей своей жизни!
- Папа, пожалуйста… - Елена заплакала, уткнувшись в одеяло.
- Уходите, - прошептал Самойлов, не оборачиваясь. - Я устал.
- Но отец… - начал Виктор.
- Уходите, - голос Сергея Петровича на миг обрёл прежнюю силу.
Все трое вздрогнули. Алексей первым вылетел из палаты, ругаясь сквозь зубы. За ним, чеканя шаг и бледный от ярости, вышел Виктор. Елена всхлипнула, бросила на отца полный отчаяния взгляд и тоже выскользнула из комнаты.
Нотариус и врач остались в тишине, нарушаемой только писком приборов.
В этот момент дверь распахнулась так резко, что Ева, стоявшая снаружи с лотком для инъекций, едва успела отскочить. Она глубоко вдохнула, поправила халат и осторожно постучала в приоткрытую дверь.
- Войдите, - раздался уставший голос.
В палате пахло лекарствами и той особой тяжёлой тишиной, которая бывает там, где смерть уже присела на край кровати.
У двери стояли двое мужчин в костюмах. Один держал портфель - нотариус, второй Еве был уже знаком по утренней пятиминутке: Глеб Аркадьевич.
- Вы новая медсестра? - врач окинул её внимательным взглядом.
- Да. Ева Любимова. Нужно сделать инъекцию по графику, обезболивающее, - она постаралась, чтобы голос звучал уверенно.
- Верно. Проходите, - кивнул врач. - Сергей Петрович, это новая медсестра, Ева Сергеевна. Она сделает вам укол.
Нотариус тем временем аккуратно складывал бумаги.
- Я тогда пойду, - пробормотал он. - Если что - звоните. Случай тяжёлый, конечно…
- И не говорите, - тихо откликнулся врач. - До свидания.
Нотариус вышел. В палате остались только врач, пациент и Ева.
Она подошла к кровати. Лицо Самойлова, серое и истощённое, казалось пергаментным. Глаза были закрыты, дыхание едва заметным. На миг Еве показалось, что он умер прямо сейчас, после сцены с детьми.
- Сергей Петрович, - мягко позвала она. - Мне нужно сделать вам укол в предплечье.
Он не ответил.
Ева привычным, отточенным движением обработала кожу спиртовой салфеткой. В тот момент, когда она уже поднесла иглу, мужчина неожиданно открыл глаза.
Она ожидала увидеть мутный, померкший взгляд, но глаза бизнесмена оказались удивительно живыми, цепкими. При этом смотрел он не на неё.
Взгляд Самойлова был прикован к её шее.
Ева смутилась. На тонкой серебряной цепочке, спрятанный под воротником униформы, висел старый медальон. При наклоне он выскользнул наружу: маленький потускневший серебряный овал с выгравированным цветком ландыша.
- Откуда у вас это? - прошептал Сергей Петрович.
Медсестра рефлекторно выпрямилась, прикрывая медальон ладонью.
- Что, простите?
- Медальон… - дыхание Самойлова сбилось, рука, лежавшая поверх одеяла, дёрнулась и бессильно опала. - Откуда он у вас?
- Сергей Петрович, вам нельзя волноваться, - быстро вмешался Глеб Аркадьевич, подходя ближе.
- Это подарок моей мамы, покойной, - Ева почувствовала, как заливается румянцем, но, под взглядом Самойлова, была вынуждена ответить до конца. - Она дала его мне перед смертью.
Бизнесмен побледнел ещё сильнее. По его щеке медленно скатилась одинокая слеза.
- Глеб, - прошептал он, не отрывая глаз от медальона, - уйди. И вы, медсестра… сделайте укол и оставьте меня.
- Но, Сергей Петрович… - начал врач.
- Оставьте, - повторил он.
Ева ввела лекарство быстро и почти безболезненно. Самойлов даже не шелохнулся и больше не произнёс ни слова.
- Я буду в коридоре, если понадоблюсь, - тихо сказал Глеб Аркадьевич и знаком позвал Еву выйти.
Первая смена в Медее стала для Евы настоящим испытанием. Клиника жила по своим законам. Здесь всё было подчинено не столько медицине, сколько комфорту ВИП-пациентов. Нужно было не просто выполнять назначения, а угадывать желания. Быть незаметной, но вездесущей. Улыбаться, когда хотелось выть от усталости и напряжения.
Валерия, при всей своей болтливости, оказалась строгим наставником.
- Нет, Ева, не так, - прикрикнула она. - Систему ставим с этой стороны, чтобы клиент, если проснётся, не видел иглу.
- Но он всё равно…
- Подушка почему не взбита? Ты должна взбивать каждые два часа, даже если он спит.
- Но это же нарушит сон…
- Это нарушит протокол, - отрезала Лера. - Привыкай. Здесь платят за иллюзию идеального мира.
Мысли Евы были далеко от подушек. Они вновь и вновь возвращались к двум взглядам. Один - ледяной, равнодушный взгляд мужа этим утром. Другой - полный боли и вдруг вспыхнувшей надежды взгляд умирающего бизнесмена, увидевшего её медальон.
Что он разглядел в этой простой серебряной вещице?
Мама умерла три года назад от пневмонии. Ева до последней минуты держала её за руку. Перед тем как уйти, Наталья Владимировна сняла с шеи медальон и вложила в ладонь дочери:
"Носи, он тебя сбережёт", - чуть слышно прошептала она.
Ева считала его талисманом и последней связью с самым дорогим человеком. Но теперь всё казалось иначе.
Несколько раз за смену она заходила в седьмую палату. Сергей Петрович либо спал под действием препаратов, либо лежал с закрытыми глазами, делая вид, что спит. Но Ева чувствовала: стоило ей переступить порог, всё его тело напрягалось.
Смена закончилась в восемь вечера. Из клиники она буквально выползла, выжатая, как лимон. Болело всё: ноги, спина, голова гудела от усталости и чужих эмоций.
Дорога в переполненной маршрутке показалась бесконечной. Ева прислонилась лбом к холодному стеклу, мечтая только об одном: добраться домой. Там её ждал Игорь.
Когда-то она любила его до дрожи в коленях. Успешный юрист, красивый, обаятельный. Тогда он казался ей принцем. Но за последние полгода муж превратился в ледяную статую.
"Ева, ты должна найти нормальную работу. Твоя городская больница - просто смешно. Мы не можем позволить себе ипотеку. Ева, почему ужин опять из полуфабрикатов? Я работаю как проклятый, а ты даже приготовить нормально не можешь. Ева, я задержусь, совещание…"
Совещания становились всё длиннее, ночи - холоднее. А потом была та переписка.
Он заснул, забыв выключить телефон. Экран загорелся, и Ева машинально взяла аппарат. Несколько сообщений.
"Котёнок, жду тебя".
"Ты мой бог, Артём".
А ведь её мужа звали Игорь.
Ту ночь Ева не спала, тихо плакала в подушку, чтобы он не услышал. Утром ничего не сказала. Что тут скажешь? Она чувствовала, как муж врёт ей в глаза, и эта ложь разъедала её изнутри.
Она устроилась в Медею не ради денег, а чтобы убежать от рушащегося брака и собственного бессилия.
Работа, казалось, должна была вытеснить боль. Но боль лишь притаилась, готовая вцепиться снова, как только она останется одна.
Ева открыла дверь своим ключом. Квартира встретила тишиной. Игорь был дома: дорогие туфли валялись в прихожей. Он сидел на кухне, уткнувшись в ноутбук. На столе - тарелка с нетронутым остывшим ужином, который она приготовила утром.
- Я дома, - тихо сказала Ева, снимая обувь.
- Поздно, ужин остыл, - бросил муж, не отрываясь от экрана. - Как прошёл первый день?
Он не спросил, не устала ли она, ничего.
- Тяжёлая смена, - ответила Ева, садясь напротив. - Игорь, нам нужно поговорить.
- Опять? - он раздражённо захлопнул ноутбук. - У меня больше нет сил на твои сцены. Я устал.
- Я тоже устала, - Ева сжала пальцами край стола. - От того, что мы живём как соседи. От твоего холода. От того, что ты…
- Что я работаю с утра до ночи, чтобы ты могла играть в сестру милосердия в своей элитной богадельне, - перебил Игорь. В его глазах были скука и раздражение. - Да, именно. Это же ты сама туда пошла. Я лишь сказал, что твоя прежняя зарплата - ни о чём.
- И это правда, - продолжил он, не давая ей вставить слово. - У меня на носу важная сделка…
- Сделка? - в горле Евы встал ком. - Или очередное "совещание"? Кто такой Артём?
Игорь замер всего на секунду, но Ева это увидела. Плечи напряглись, глаза на миг стали по-настоящему злыми. Он быстро взял себя в руки.
- Какой Артём? О чём ты вообще?
- Я видела твой телефон. Переписку.
Он посмотрел на неё долгим, стеклянным взглядом.
- Рылась в моём телефоне. Понятно.
- Игорь… - у Евы не осталось сил кричать. Она просто смотрела на него с отчаянием.
Муж встал, обошёл стол, сел на корточки перед ней и взял её руки.
- Послушай. У меня действительно сложный период. От этой сделки зависит всё. Я на нервах. Да, сорвался, возможно, искал разрядки. Но это ничего не значит. Понимаешь? Это просто стресс.
- Ты меня не любишь, - прошептала Ева. Это не был вопрос.
- Не начинай, - устало отмахнулся он. - Я выжат. Кстати, завтра утром мне нужно ехать в командировку. Как раз по этой сделке.
- В командировку? - механически повторила она.
- Да. В Сибирь. Дней на пять, может, на неделю. Разрулим всё, я вернусь, и мы спокойно поговорим. Ладно?
Он покровительственно погладил её по щеке. Ева инстинктивно отстранилась.
- Хорошо. Езжай, - сказала она, поднимаясь. - Я в душ. Завтра рано на смену.
- Вот и умница, - Игорь уже снова расстегнул ноутбук, как будто разговор был исчерпан.
Ева стояла под горячей водой, и слёзы, смешиваясь с каплями, стекали по её лицу. Когда она вышла из ванной, Игорь уже рылся в шкафу, доставая дорожную сумку.
- Ты не видела мой серый пиджак, кашемир? - спросил он.
- В шкафу, в чехле, - машинально ответила она.
Он достал пиджак, бросил на кровать.
- Платка чистого нет…
Ева подошла к комоду, достала отглаженный платок и, повинуясь странному импульсу, сунула руку во внешний карман пиджака, чтобы положить его туда. Пальцы наткнулись на что-то плотное.
Это был паспорт в кожаном футляре.
Она вернулась в спальню, закрыла дверь и раскрыла документ. На фото - её муж, Игорь Николаевич Любимов. Но имя в паспорте было другим: Волков Артём Сергеевич. Дата рождения совпадала, место рождения тоже. Всё сходилось, кроме имени.
Сердце забилось так сильно, что стало больно.
Выходило, муж живёт под чужим именем?
Ева опустилась на кровать. Фотография знакомого лица превращалась в маску чужого человека.
В коридоре щёлкнул замок. Игорь ушёл, даже не попрощавшись. Ева не нашла в себе сил догнать его, бросить паспорт в лицо и потребовать объяснений. Она устала от скандалов и лжи. Хотелось только тишины, хоть на один вечер.
Паспорт она аккуратно положила на тумбочку.
"Волков Артём Сергеевич… Кто ты?"
На следующий день Ева дошла до работы с тяжёлым сердцем. Ночью она не сомкнула глаз, сидела на кровати и часами смотрела то на чужой паспорт, то на свой медальон.
Утреннее отражение в зеркале лифта её саму напугало: огромные тёмные круги под глазами, бледное лицо, потухший взгляд.
- О, Любимова, - встретила её Лера в сестринской. - Вижу, Медея тебя вчера пожевала и выплюнула. После городской больницы тяжеловато? Там-то небось чаи гоняли, баклуши били.
Пара других медсестёр хихикнула. Ева почувствовала, как к лицу приливает кровь.
- Я просто не выспалась, - тихо сказала она, переодеваясь.
- Ну-ну, - хмыкнула Валерия. - Ладно, не кисни. Сегодня будет спокойнее. В седьмой, кстати, ночь прошла тихо. Самойлов почти всё время спал.
Ева кивнула.
- Так что иди, утренние процедуры по графику. И помни: ничего не вижу, ничего не слышу.
Ева взяла лоток и направилась по знакомому уже коридору. Руки слегка дрожали, но теперь не от страха перед новой работой, а от внутренней пустоты.
Она вошла в палату тихо. Сергей Петрович не спал, сидел, опершись о подушки, и смотрел в окно на небо после ночного дождя.
- Доброе утро, Сергей Петрович, - Ева постаралась, чтобы голос звучал бодро. - Как вы себя чувствуете? Сейчас сделаем все утренние процедуры.
Бизнесмен медленно повернул голову. Сегодня его взгляд был другим - усталым, но ясным.
- Доброе утро, Ева, - впервые он назвал её по имени. - Чувствую себя терпимо.
Медсестра молча принялась за работу. Измерила давление, проверила системы, поменяла катетер, сделала необходимые инъекции. Сергей Петрович ничем не выказал неудовольствия. Ева старалась не встречаться с ним глазами, но чувствовала на себе его взгляд.
Когда она уже собирала инструменты, тихий голос остановил её:
- Подождите. Не уходите.
Ева замерла.
- Вам что-то нужно? Воды?
- Присядьте, - он кивнул на кресло. - Пожалуйста.
Она колебалась.
- Не бойтесь, - криво усмехнулся бизнесмен. - Не буду спрашивать про медальон. Хочу рассказать вам кое-что. У меня мало времени.
В его голосе было что-то такое, что не позволило ей отказаться. Ева присела на край кресла.
- Не знаю, зачем я говорю это именно вам, - начал он, перехватив дыхание. Аппарат у изголовья мерно пищал. - Может, потому что у вас очень внимательные глаза. Может, потому что вы не из моей семьи и вам всё равно. А может, потому что кому-то я должен это наконец сказать.
Он улыбнулся устало, почти незаметно.
- Все уверены, что я всегда был тем, кем являюсь сейчас: хозяином, миллиардером. Но тридцать лет назад я был обычным инженером на заводе. Молодым, упрямым, полным амбиций романтиком. У меня была жена, Люда, и маленький сын Витя.
Ева вздрогнула. Виктор…
- Я любил Люду больше жизни, - голос Самойлова дрогнул. - В моём подчинении тогда работала лаборантка Валентина. Яркая, красивая, умная. Она влюбилась в меня… безнадёжно, как ей казалось. Я повода не давал. Клянусь, я был верен семье.
Он закашлялся, Ева подала стакан с водой. Сделав глоток, Сергей Петрович продолжил:
- Однажды на заводе произошла авария. Прорыв на линии. Погиб рабочий. Началось следствие. Виновным назначили меня, как начальника цеха. Но я был невиновен. Это была подстава. Кто-то подменил данные на манометрах. Я знал, что это не моя вина. Однако все улики и показания вдруг обернулись против меня. Мне светила тюрьма. Лет десять, не меньше.
- Господи… - невольно вырвалось у Евы.
- В тот вечер, когда меня должны были арестовать, ко мне домой пришла Валентина, - продолжил он. - Люды не было: уехала с Витей к матери. Валя села вот так же, как вы, и сказала, что у неё есть документы на директора завода. Компромат. Бумаги, доказывающие хищения. С их помощью можно было заставить директора сделать так, чтобы вина легла на другого. Меня бы восстановили. Но была цена.
Он замолчал, перевёл дыхание.
- Ценой был я, - тихо договорил Сергей Петрович. - Валя предложила сделку: я ухожу от жены к ней, а она "делает меня королём". Поднимает по карьерной лестнице. Я прогнал её. Сказал, что лучше сяду, чем предам Люду и сына. Был уверен, что поступаю правильно, как мужчина.
Он сжал кулаки.
- Я был готов к тюрьме. Но через два дня случилось странное. Свидетели, давшие показания против меня, вдруг отказались от своих слов. Один из рабочих, пьющий, без семьи, признал вину на себя. Подписал чистосердечное. Получил условный срок. А потом исчез из города. Меня восстановили. Спустя полгода директор, на которого, как я понял, был тот самый компромат, ушёл "по состоянию здоровья". Меня назначили главным инженером. Я всегда подозревал, что это дело рук Вали. Но доказательств не было. И я… промолчал.
Ева слушала, затаив дыхание.
- Сказал себе, что это ради дела, ради людей, ради Вити, - продолжил он, прикрыв глаза. - Решил не трогать прошлое. Не искать того рабочего. Не выносить сор из избы. Я выбрал не честь, а благополучие. И в тот момент потерял что-то гораздо большее, чем свободу и должность.
- А что было потом? - шёпотом спросила Ева.
- Через год не стало Люды, - голос Самойлова стал глухим. - Авария. Машина вылетела с трассы. Она ехала в город из деревни. Вёл наш водитель Виталий. У него осталось двое детей - Лёша и Лена.
Оглушённая Ева поняла: Алексей и Елена ему неродные.
- Официально всё списали на несчастный случай, - продолжил он. - Скользкая дорога, водитель не справился с управлением. Но я всегда верил, что авария была подстроена. Накануне у меня был конфликт с конкурентом, Константином Серовым. Жёсткий, беспринципный человек. Фактически я занял его место. А незадолго до аварии я видел, как Серов о чём-то напряжённо разговаривает с Валентиной. Я не придал значения. А потом Люда погибла…
Он замолчал. В палате было так тихо, что отчётливо слышно, как капает раствор.
- В тот день я потерял всё, - наконец сказал он. - Не в день аварии, а раньше. В тот момент, когда согласился молчать. Когда принял эту сделку с дьяволом, воплощённым в Валентине. Я построил империю, стал тем, кем стал. Но жил тридцать лет с клеймом труса и молчаливого соучастника. Может, не убийцы, но человека, который своими решениями позволил трагедии случиться.
Он тяжело дышал, силы уходили.
- Валентина пришла ко мне после похорон, - хрипло продолжил Сергей Петрович. - Говорила, что такова судьба, что мы теперь должны быть вместе. Я был сломлен. Мы сошлись. Прожили год. Это был ад. Я ненавидел её и видел в ней причину гибели Люды. В конце концов мы разругались, она ушла, заявив, что я ещё пожалею. Больше я её не видел. И, честно говоря, не стремился. Я не смог доказать, что они с Серовым подстроили ту аварии.
- А дети? - осторожно спросила Ева. - Алексей и Елена?
- Дети Виталия, - кивнул он. - Их мать умерла при родах Леночки. Они остались сиротами. Я оформил опекунство, растил их как своих. Но так и не решился рассказать правду. Ещё одна ложь к моей коллекции.
Ева теперь по-другому смотрела на ярость Виктора, легкомысленность Алексея и печаль Елены. Все они оказались заложниками давней истории.
- Вот поэтому я и составил такое завещание, - подытожил Самойлов. - Хочу, чтобы кто-то, неважно кто, вскрыл прошлое, нашёл правду и вернул мне тот день. День, когда я должен был бороться до конца. Даже если бы сел в тюрьму, но остался бы честным.
Он выглядел измученным этим долгим признанием. Откинулся на подушку, пытаясь перевести дыхание. Взгляд снова упал на медальон на шее Евы: овал серебра с ландышами.
- У моей Людмилы был точно такой же медальон, - прошептал он. - Один в один. Я сам заказывал его у ювелира. Ландыши были её любимыми цветами. Подарил в день рождения Вити. Люда говорила, что это талисман любви. После её смерти медальон исчез. Я думал, его украли из обломков машины.
Ева побледнела. В памяти всплыла та давняя сцена: ей семнадцать, мама тяжело больна, зовёт её к себе.
"Возьми, доченька", - Наталья Владимировна вложила медальон ей в ладонь.
"Но мама, он же твой".
"Его отдала мне моя двоюродная сестра, тётя Ира. Сказала тогда странные слова… что этот медальон принадлежал невинно пострадавшей женщине. Что он должен искупить нашу вину".
Тогда Ева решила, что это просто красивая семейная легенда. Теперь – нет.
Слушая умирающего бизнесмена, она понимала: эта история почему-то касается и её.
Но вслух ничего не сказала. Лишь поднялась.
- Вам нужно отдохнуть, Сергей Петрович, - тихо произнесла она. - Вы очень устали.
- Да, - он прикрыл глаза. - Спасибо, что выслушали, Ева.
Она вышла из палаты на ватных ногах, дошла до туалета для персонала, заперлась и прислонилась лбом к холодной стене. Мир, который и вчера трещал по швам, сегодня рухнул окончательно, засыпав её обломками чужих страшных тайн, в которых внезапно оказалась и её собственная судьба.
Пока Ева добиралась вечером домой, Игорь находился вовсе не в Сибири. И не на совещаниях, и не над документами "сделки века".
Он, а точнее Волков Артём Сергеевич, тот самый мужчина, которым он теперь представлялся, сидел в пентхаусе дорогого отеля с панорамным видом на ночной город. Вдалеке мерцали огни Медеи.
Он стоял у окна в шёлковом халате, держа в руке бокал коньяка.
- Ты опять смотришь на клинику, - капризный, слегка детский голос раздался из спальни.
Из-под одеяла показалась растрёпанная копна светлых волос. Елена Самойлова зябко потерла плечи.
- Я смотрю на нашу цель, - мягко ответил Артём, не поворачиваясь. Тем самым бархатным голосом, который когда-то покорил Еву.
- Не хочу быть целью, - она надула губы, садясь на постели. - Хочу, чтобы ты был со мной. А твой план… он такой… страшный. И гениальный.
Он всё-таки обернулся.
- Послушай меня, - его голос стал твёрже. - Твой отец умирает. Твой брат Виктор уже "договорился" с Глебом Аркадьевичем. Хочет признать отца недееспособным и забрать всё. Алексей по своей натуре всё спустит и потом приползёт к Виктору. И что останется тебе?
- Мне останешься ты, - прошептала Лена, не отрывая от него влюблённых глаз.
- Ты должна узнать, что за ключ упоминал Алексей, - продолжил Артём. - Может, это код от сейфа. Может, компромат. Ты должна быть рядом с отцом, плакать, говорить, что любишь его больше всех, вытянуть из него сведения.
- Я не могу так с папой… - прошептала она.
- Можешь, - голос стал жёстче. - Если хочешь, чтобы мы были вместе.
И в ту же секунду он властно поцеловал её. Лена, ведомая обидой на братьев и слепой верой в человека, которого знала всего полгода, буквально растаяла у него в руках.
- Хорошо, - прошептала она. - Я поговорю с папой завтра.
- Умница, - улыбнулся Игорь-Артём, глядя поверх её плеча на далекие огни клиники, где его ничего не подозревающая жена заканчивала смену.
Ева так и не нашла покоя этим вечером. Она сидела на кухне, держа в одной руке холодный паспорт на имя Волкова Артёма Сергеевича, в другой - медальон с ландышами, согретый её ладонью. Весь мир сузился до этих двух предметов: вопиющей лжи мужа и страшной тайны чужой семьи.
Ирина Васильевна - тётя Ира, двоюродная сестра мамы. Женщина, которую Ева видела от силы несколько раз в жизни. Мама говорила, что у неё "сложная судьба" и "характер тяжёлый". Медальон, по её словам, должен был "искупить вину". Чью?
Ответ пришёл под утро, вместе с серым рассветом. В голове прозвучала одна мысль:
"Я должна поговорить с тётей. Иначе ни работать, ни дышать не смогу".
Пригородный посёлок Заречье встретил её моросящим дождём и разбитой дорогой. Старый дачный домик казался заброшенным. Ева долго стучала в покосившуюся калитку.
Наконец скрипнула дверь. На пороге появилась худая измождённая женщина с неухоженными волосами и затравленными глазами. На ней был старый, застиранный халат.
- Тётя Ира… - неуверенно позвала Ева. - Здравствуйте. Извините, что без звонка, но мне очень нужно с вами поговорить.
Женщина смотрела несколько секунд, словно не узнавая.
- Ева? - в голосе прозвучал испуг. - Что ты здесь делаешь?
Она поколебалась, но всё же впустила племянницу. Внутри пахло сыростью и лекарствами.
- Я ненадолго, - Ева села на табурет. - Помните, много лет назад вы отдали моей маме вот это…
Она достала медальон.
Следующая часть рассказа: