Государь Николай Павлович был, конечно, человек гиперответственный и трудолюбивый. Но замкнув все управление империей на трудолюбивого и самого умного себя, он заодно старательно отбил всю инициативу у подчиненных почти на всех управленческих уровнях. В результате как только дело дошло до экстраординарных событий (Крымская война), оказалось, что способных и инициативных можно по пальцам пересчитать.
В результате получалось, например, так.
Летом 1855 года в Азовском море беспрепятственно «резвилась» британская эскадра, потому что русское начальство предпочло имевшиеся корабли Азовской флотилии затопить, а не пытаться оказать хоть какое-то сопротивление англичанам. После чего оказалось, что азовское побережье и расположенные на нем города оборонять примерно нечем, что и было наглядно продемонстрировано англичанами.
Одной из теоретических попыток дать хоть какой-то ответ союзникам стала идея напасть на одиночную английскую канонерку, стоявшую в конце июня 1855 года на рейде у Гениченска. Подполковнику Лобанову-Ростовскому пришла в голову отличная идея: подойти ночью на баркасах к канонерке, взять ее на абордаж и взорвать.
Несмотря на то, что охотников для рискованной операции нашли без малейших проблем – рискнуть согласилось около сотни добровольцев, даже малейшей попытки абордажа не предприняли. Почему? Потому что сначала, после того как набрали добровольцев, выдалась лунная ночь. А на следующий день, вечером, подполковник решил сначала провести секретные учения, отработав с добровольцами процедуру абордажа. По результатам репетиции Лобанов-Ростовский решил не рисковать и от абордажа английского корабля отказался, потому что:
«…я убедился, что абордаж невозможен с такими неловкими и непривычными людьми. Ни солдаты, ни Донские казаки не умеют лезть на борты, ни грести порядочно. Несмотря на их великую ревность, никакого успеха нельзя от них ожидать…»
Поэтому далее Лобанов-Ростовский написал начальству просьбу о подкреплениях, которые уж точно могут с абордажем справиться. Их, конечно, прислали. Но пароход к тому времени давно уже ушел. Не пришлось проявить храбрость. Как принято у осторожных начальников, тщательно взращенных николаевским царствованием: «Ну оно и к лучшему, а то как бы не вышло чего неудобного».
А ведь было в русской истории совсем другое время. Только там люди имелись решительные.
В ночь на 7 мая 1703 года на Неве встали на якорь два шведских корабля: десятипушечный бот «Гедан» и восьмипушечная шнява «Астрильд». На беду неосторожных шведов поблизости, в недавно захваченном Ниеншанце, находился не николаевский подполковник Лобанов-Ростовский, а бомбардир-капитан «Петр Михайлов» и его верный денщик, помощник и соратник, поручик Алексашка Меншиков. Ну да, царь и лучший «птенец гнезда Петрова». И тянуть время на тренировки они не стали. Просто взяли солдат, сели в лодки и отправились на авантюрный абордаж. И да, царь не посчитал для себя возможным остаться не только в лагере, но и в лодке, потому что кроме него и Меншикова «понеже иных, на море знающих, никого не было». Когда русские лодки прорвались сквозь пушечный огонь к шведским кораблям и солдаты рванули на абордаж (а там тоже никто «не умел лезть на борты» и даже не тренировался, времени на тренировки не было), одним из первых шел «Петр Михайлов» с топором и гранатой в руках, а с другой стороны корабли атаковали солдаты под командованием Меншикова.
Есть все-таки большая разница между приказами «не рассуждать, исполнять, что начальство приказало» и указами «что господин сержант изволит приказать, то и делайте». Поэтому в 1703 году на абордаж без подготовки нашлось, кому пойти, а в 1855 году отыскалось множество причин, чтобы отложить рискованное дело на потом.