Не родись красивой 46
В один из душных июльских вечеров, когда над деревней лежала золотистая пелена заката, Кондрат вышел из дома. Сидеть под взглядами родителей, чувствовать их тревожное молчание он больше не мог. Изба стала тесной, душной, словно стены её давили со всех сторон.
Одел чистую рубаху, вышел во двор, и направился к околице — туда, где вечерами собиралась вся деревенская молодёжь. Там играла гармонь, девчонки смеялись, парни что-то обсуждали, иногда по-доброму подтрунивали друг над другом.
Кондрат шёл туда не за весельем — просто не представлял, куда ещё деть себя в эти длинные, пустые вечера.
Чем ближе он подходил, тем громче становилась гармонь, тем звонче — смех. Эти звуки царапали душу, будто напоминали о той беззаботной жизни, которая ему уже не принадлежала.
Он шёл медленно, по узкой тропинке, когда увидел женскую фигуру. Девушка приближалась, он узнал Марину.
Внутри пахнуло холодом. Хотелось уйти, свернуть, скрыться, лишь бы не встречаться с ней взглядом.
Расстояние между ними стремительно сокращалось.
— Здравствуй, Кондрат! — Голос Маринки прозвучал глухо. — Что… решил посмотреть, как молодёжь отдыхает.
, Весело, кажется, у вас там,, ответил он, стараясь держаться ровно.
— Да вроде весело, — пожала она плечами, но в этом движении не было ни веселья, ни беззаботности. Только усталость и какая-то скрытая обида.
— А ты чего так рано? — спросил он, чтобы сказать хоть что-нибудь.
— А для кого мне там быть? — Маринка подняла голову, взглянула ему прямо в глаза. — Ты же не ходишь.
В её словах прозвучал укор.
— Да как-то всё недосуг… — вымолвил он, чувствуя, как внутри что-то сжимается.
Она кивнула, но в этом кивке было больше несогласия, чем принятия.
— Как поживаешь? — спросила она, не отводя взгляда. В её глазах сверкал вызов.
— Нормально… — ответил Кондрат. — Дел много.
— Да, ты человек очень занятой, — с насмешливой горечью отозвалась Маринка.
Кондрат почувствовал, что должен что-то сказать, объяснить, оправдаться — но мысли не приходили. Внутри было пусто, будто его оглушили.
— А ты как? — выдавил он.
Маринка чуть приподняла подбородок.
— А как ты думаешь? — спросила она вопросом на вопрос.
Он замялся, проглотил невидимый комок:
— Ну… наверное… хорошо.
— Хорошо, Кондрат. Хорошо, — повторила она, но голос её стал каким-то сухим, ломким.
А затем она вдруг махнула рукой — резким, решительным шагом обошла его и пошла дальше по тропинке, даже не оглянувшись.
Кондрат выдохнул, будто тяжёлый камень сняли с плеч. Он повернулся и взглянул ей вслед. В душе не шевельнулось ничего — ни жалости, ни вины, ни тепла. Только облегчение от того, что разговор закончился.
«А ведь я слабак…» — пронеслось у него в голове.
Он оттолкнул эту мысль, но она тут же вернулась.
«Догони её», — нашёптывало нутро.
«Догони! Испортил девку — отвечай!»
Он остановился.
Повернулся.
Даже сделал несколько шагов в сторону деревни, туда, где по тропинке удалялась Маринка.
Но ноги не слушались. Они двигались медленно, словно кто-то держал их.
Он остановился.
Сел на мягкую зелёную лужайку. Обхватил голову обеими руками.
— Господи… — прошептал он. — Как быть? Жениться должен на Маринке… а жить не могу без Ольги…
Эта мука была такой яростной, такой изнуряющей, что на миг ему захотелось выть, как раненому зверю.
Все дороги в жизни вдруг оказались перекрыты.
Все выходы — ложными.
Сумерки ложились на землю неторопливо, тянулись длинными, спокойными тенями, будто сама природа хотела остудить кипящую в нём боль. Не остудила.
Когда звёзды начали одна за другой прорываться через темнеющую глубину неба, Кондрат поднялся.
Всю ночь опять не спал.
«Поеду. Найду её. Всё узнаю, увижу своими глазами».
Мысль росла в нём, крепла, зрела.
Сначала робкая, тревожная, затем всё более решительная.
И когда рассвет только начал трогать верхушки берёз золотистой полоской, Кондрат уже знал: он поедет в город. Пойдёт к дядьке Игнату. Расспросит. Узнает.
- Степан Михалыч, - Кондрат начал разговор с самого утра, как только встретился с председателем. – Мне в город надо. Дайте лошадь. Очень вас прошу.
- Что это у тебя за спешка. Случилось чего?
- Да ничего не случилось.
- Не случилось, а торопишься? В колхозе что-то неладное?
- Нет. В колхозе всё хорошо. Чай, вы тут начальник.
- Так ты, может, в обход меня…
- Нет, нет. Я по личному.
- По личному…? – председатель задумался. Но расспрашивать не стал. – Коли по личному, то бери. Заодно в райком зайдёшь, там нам какую-то депешу должны сготовить, заберешь.
Кондрат с готовностью кивнул, горячо поблагодарил. Почувствовал, что на душе будто полегчало. Вечером зашел в конюшню за конем. Завтра чуть свет поскачет.
Фрол удивился, когда увидел, что Кондрат привел коня. Заметив вопросительный взгляд отца, сказал, что завтра поедет в город «по делам».
Фрол с Евдокией переглянулись долгим, многозначительным взглядом.
Они оба знали, какие именно «дела» ждут Кондрата в городе.
О чём он думает ночами.
Что гложет его, и не дает спать.
Но спрашивать ничего не стали.
Только Фрол, закуривая трубку, произнёс:
— Ты там… дядьке-то привет передавай, если его увидишь.
Кондрат коротко кивнул: передам.
________________________________________
На рассвете, когда петухи ещё молчали и деревня отсчитывала свои тихие минуты дремоты. Ястребок, вороной жеребец, уже цокал копытами по дороге.
За околицей поле серебрилось росой, трава колыхалась от лёгкого ветра, низина спряталась в тумане. Кондрат припустил.
Ястребок шел рысью, потом перешел в галоп. Земля глухо отбивала удары копыт, дорога отсчитывала версты.
Путь в город был неблизкий, но Кондрат знал: к обеду будет там.
Кондрат держал поводья крепко, привычно — с лошадьми он всегда ладил.
Ему даже казалось на миг, что Ястребок понимает, зачем они едут: лошадь фыркала, поднимала голову, встряхивала чёрной гривой, будто разделяла тревогу хозяина.
Кондрат быстро нашел дом дядьки Игната. Подойдя ближе, заметил, что калитка приоткрыта, а в дверях мелькнула девичья фигура. Он спрыгнул, неловко опускаясь на затекшие ноги. Распрямился. Взором столкнулся с девчонкой – подростком.
Наверное, то была Зойка — старшая Игнатова дочь.
— Здравствуй… Ты Зойка, верно? — начал он осторожно. — Я… Кондрат. Брат Колькин.
Он даже не заметил, как голос его стал чуть мягче.
— Мне б дядьку Игната увидеть.
Девчонка смотрела на него исподлобья, прищурившись.
— Маманя с отцом придут только к вечеру, — сказала она.
Сказала просто, но в глазах её мелькнуло узнавание: брат Колькин — свой.
— Проходи в дом, коль приехал, — добавила Зойка уже приветливее.
Она повернулась и быстро засеменила внутрь жилища. Кондрат зашел. На лавке увидел еще троих девчонок. Они о чем-то тихо переговаривались и смеялись. Но при виде гостя насторожились.
— Садись к столу. Есть, небось, хочешь? – по-деловому спросила девчонка. - Горох в печи стоит… Хлеба отрежу. С дороги-то, наверно, голодный? Накормлю, всё-таки родственник.
Хлопоты её были быстрые, лёгкие. Зойка из подтопка вытащила чугунок, стала накладывать гороховую кашу. Примерялась ложкой— много ли, мало ли. Потом чуть отложила обратно, прикинула — чтобы на вечер всем хватило.
Кондрат сел к столу.
— Я Колькин брат, — начал он, стараясь говорить по-домашнему, просто. — Колька-то приходил к вам?
Зойка кивнула:
— А как же… приходил.
— И что… как он? — спросил Кондрат, будто невзначай. Но голос его дрогнул.
Зойка подняла брови:
— Да кто ж его знает? Тебе лучше знать. Он всё ж таки брат твой.
Она сказала это без злости, но с той детской прямотой, от которой Кондрат почувствовал себя разоблаченным.
Он опустил глаза, стиснул ложку.
— Колька один был… или как? — осторожно произнёс Кондрат.
Зойка чуть прищурилась:
— Не один.
И улыбнулась уголками губ.
— А ты, брат, неужто не знаешь?
Кондрат понял: девчонка не болтлива. Вздохнул.
— Знаю, Зойка. Знаю. Не один он был. С девушкой… её Ольгой звать. Красивая, статная.
Зойка чуть приподняла подбородок:
— Чего ж тогда спрашиваешь, коли знаешь?
— Так… беспокоюсь, — тихо сказал Кондрат. — Как дошли? Дорога-то длинная.
Зойка пожала плечами, словно вопрос был пустяковый:
— Да ничего. Дошли хорошо.
На этом Зойкины объяснения оборвались.
— А как дядька Игнат? — снова начал он, не желая прерывать разговора.
— Тятенька-то? Да хорошо, что ему будет, — пожала плечами Зойка.
— А маманя?
— И маманя хорошо. Работают они. Денег теперь много надо. Дров на зиму заготовить, валенки купить. Я-то в школу пойду, валенки нужны. И Соньке тоже. А Дашка с Лизкой…они дома останутся, им можно валенки одни на двоих, — рассуждала девчонка деловито.
— А Колька-то с Ольгой где живут? — спросил Кондрат, осторожно переводя разговор в нужное ему русло.
Зойка задумалась, наморщила лоб, словно пытаясь вспомнить что-то незначительное.
— В общежитии живут… — сказала она.
Сердце Кондрата больно кольнуло.
— А что… как, где работают? — задавал он вопросы один за другим, не пытаясь скрыть волнения.
— Колька на кирпичном вместе с папаней, — ответила Зойка. — А Ольга на шерстяную фабрику пошла.
— И… что… работает? — удивление само сорвалось у него с губ.
Зойка уставилась на него, как на маленького.
— А что ей будет? Подумаешь, барыня какая! Все работают — и она работает. Жить-то как-то надо! — рассудила девочка по-взрослому. — Ты, дядька Кондрат, как-то интересно рассуждаешь.
Кондрат спохватился:
— Да нет, Зой… я так. После деревни, думаю, тяжело ей на фабрике.
— Может, тяжело, а может, и не очень, — легко откликнулась Зоя.
Но душа Кондрата всё сильнее наливалась тревогой.
— И как… она… не жалуется? — едва выговорил он.
— А я почём знаю? Может, жалуется, может, нет. Это уж её дело.
Кондрат затих. Его мучил самый страшный вопрос — тот, что он боялся произнести вслух.
— А они это… — начал он и осёкся.
— Чего, дядька Кондрат? — Зойка подняла на него глаза.
Он выдохнул, как перед прыжком в холодную воду:
— Они что… расписались? Муж и жена теперь?
Но Зойка, кажется, не придала этому никакого значения.
— А мне почём знать? — фыркнула она, убирая со стола пустую чашку. — Что ж ты хлеба-то сколько накрошил? Разве можно хлеб бросать? Собери крошки-то, съешь! — упрекнула она тоном взрослой женщины.
Кондрат послушно провёл ладонью по столу.
— Да-да, Зой. Сейчас соберу… Так что… не знаешь?
— Не знаю, дядька Кондрат, — спокойно повторила она. — Вместе были. Вместе пришли. Вместе и ушли. Колька недавно заходил, муки принёс, чтобы маманя им лепёшки пекла… Им ведь только обед дают, а есть хочется всегда.
Кондрат кивнул, стараясь держать лицо.
— И что?
— Ничего. Маманя печёт. Колька заходит.
Слова эти упали в душу тяжёлым камнем.
— Всё у них хорошо? — тихо уточнил он.
— Да вроде хорошо. А ты чего приехал? По делам или как?
— Да… по делам, — поспешно отозвался Кондрат, чувствуя, как внутри всё дрожит. — Ехать мне надо. Спасибо… за приём. За горох.
— Да ладно, чего уж там. Чай, не чужие, — ответила Зойка.
Кондрат поднялся, пошёл к двери.
Перед самым выходом ещё раз спросил:
— А Колька, на кирпичном заводе?
— Ага. Там и работает, — подтвердила Зойка.
— Ну, ладно. Бывай, Зой.
— И вы бывайте.
Он подмигнул девчонкам, больше из вежливости, чем от сердца,, и вышел на улицу. Солнце резануло глаза, воздух показался неожиданно тяжёлым.
Сегодняшний рассказ "Чужие правила" https://dzen.ru/a/aU49dpRswE7GcT4g