Предыдущая часть:
Ольга Николаевна не жалела слов, сыпля на голову супруга упрёки. Высказавшись, она разразилась рыданиями. Это были слёзы отчаянного бессилия. Но отец не стал утешать её, как бывало раньше. Он бросил в пакет пару чистого белья, бритву, зубную щётку и ушёл, не попрощавшись даже с дочкой. Виктория была уверена, что глава семейства к вечеру вернётся, но Сергей Петрович не появлялся три дня. На четвёртые сутки он явился ранним утром. По его помятому и заросшему щетиной лицу Виктория поняла, что родитель всё это время провёл в воинской части, ел и спал в своём кабинете. Сердце девочки разрывалось от отчаяния и жалости. Ей было одинаково жаль и отца, и мать. Ведь они поженились по любви, совсем молодыми, и прожили вместе почти двадцать лет, но так и не научились понимать друг друга. Викторию тогда впервые испугал нездоровый вид отца.
— Пап, что с тобой? — бросилась она к родителю.
Но Сергей Петрович натянуто улыбнулся.
— Я неважно выгляжу? — спросил он.
Виктория кивнула.
— Ага, ты бледный, и отёки у тебя под глазами, — ответила она. — Хочешь, я маму попрошу, чтобы она тебе давление измерила, или я могу тебе померить, я уже научилась обращаться с аппаратом.
Мужчина отмахнулся.
— Сейчас мне, дочка, не до давления, — сказал он. — Я бы и не беспокоил вас, но обстоятельства вынудили, я получил новое назначение, но, скорее всего, это уже последний переезд в моей карьере, потом я уйду на пенсию.
Виктория сразу догадалась, о чём идёт речь, и была готова расплакаться.
— Пап, ну у меня школа, я только привыкла к этому городу, у меня появились друзья, и опять придётся уезжать, — произнесла она дрожащим голосом. — Я никуда не поеду, лучше определите меня в интернат.
Девочка была на грани истерики, а Сергей Петрович принялся её уговаривать.
— Виктория, клянусь, что это последний переезд, и место хорошее, небольшой городок с поэтическим названием Белореченск, это недалеко отсюда, — объяснил он. — Мой товарищ служил там, говорит, очень красивые места, и люди там живут добрые.
— Ну и езжай сам в свой Белореченск, — крикнула Виктория, хлопнув дверью.
До позднего вечера она просидела у школьной подруги, жалуясь на свою судьбу. Подруга даже не пыталась её утешить. Она лишь мудро заметила, что случай Виктории ещё не самый худший, её двоюродный дядя, тоже военный, служил в Германии, и когда весь контингент вернули на родину, он год жил у них с семьёй, превратив маленькую квартиру в филиал дурдома. Потом им выделили две комнаты в общежитии, и все были рады такому разрешению жилищной проблемы. Но случай с дядей не единичный и не самый безнадёжный, так что Виктории грех жаловаться на судьбу. Впервые в жизни домой Виктория вернулась после полуночи. Мать поджидала её в прихожей. Она не ругала дочь, а только с усталой грустью сказала, что знает, им снова предстоит переселение. Виктория глухо произнесла, что знает, но она не поедет в Белореченск, пусть папа один едет, а они с матерью останутся.
— Только начали нормально жить и снова в дорогу, — добавила она.
К изумлению Виктории, мать ответила, что дочка, надо ехать, папка один без них пропадёт. Потом она загадочно улыбнулась.
— Такая вот, доченька, незавидная участь у жены военного — по команде собираться в дорогу, — произнесла она. — Хочется надеяться, что это действительно в последний раз.
Мать говорила тихо, делая большие паузы. Но в её поведении и простых словах было что-то такое, что глубоко тронуло дочь. А ведь мама любит отца, только любовь у неё специфическая, подумала Виктория, обнимая матушку. В тот момент она поняла, что тоже очень сильно любит родителей и никогда не оставит их в беспомощном положении. Действительно, в Белореченске жизнь семьи полковника Орлова была на уровень выше, чем в других военных городках. Хотя им выделили ведомственное жильё, на этот раз они получили в пользование аж трёхкомнатную квартиру с балконом и лоджией. Ольга Николаевна носилась из одной комнаты в другую, восклицая, что глазам своим не верит, неужели это всё их, такой простор, даже не знает, как обставить все комнаты.
Поскольку Сергей Петрович сразу после приезда приступил к исполнению обязанностей, обустраиваться пришлось женщинам, а на многочисленные вопросы матушки приходилось отвечать Виктории.
— Мама, конечно, теперь это твои владения, — говорила она. — Ты имеешь полное право сделать по своему вкусу ремонт и обставить эти квадратные метры так, как тебе нравится.
Ольга Николаевна соглашалась.
— Да, доченька, ты права, нужно подумать о новой мебели, может, хоть на старости лет мы с отцом поживём спокойно, как нормальные люди, — отвечала она. — А то половина жизни пролетела, а я ничего не видела, кроме казарм, бараков и ночных подъёмов по тревоге, а ведь когда замуж за твоего отца выходила, мне жизнь офицерской жены казалась сказочной, но сказки не получилось.
— Зато папа у нас примерный семьянин и не пьёт, как некоторые, — вставляла Виктория.
Для самой Виктории отец всегда являлся образцом порядочного мужчины, и она всячески пыталась защитить его от нападок матушки. Но Ольга Николаевна потуги дочери воспринимала с усмешкой.
— С последним я могу согласиться, — говорила она. — А вот насчёт примерного семьянина ты преувеличиваешь, просто ты ещё многих вещей не понимаешь, потом поймёшь, когда повзрослеешь.
Говоря это, Ольга Николаевна не подозревала, что дочь успела понять главное: для счастливой семейной жизни одной любви и сильной привязанности мало, необходимо, чтобы два человека понимали и доверяли друг другу. Виктория с удовольствием помогала матушке создавать в квартире уют. Они вместе выбирали обои, потом вместе оклеивали ими стены. Сергей Петрович появлялся обычно ближе к ночи, но он был настолько уставшим, что после ужина падал без сил, а утром уходил, едва за окном начинал брезжить рассвет. Ольга Николаевна со вздохом замечала, что твоему папе всё до фонаря, он даже не заметил, что в комнате новые обои и люстра.
— Мам, папе сейчас не до этого, — отвечала Виктория по привычке, пытаясь защитить отца.
Но Ольга Николаевна тоже по сложившейся традиции продолжала обвинять мужа в чёрствости.
— Солдофон, у него всегда на первом месте служба, а мы с тобой как прицеп у фургончика болтаемся сзади, — говорила она.
Виктория с матушкой не спорила, зная, что это ни к чему хорошему не приведёт. Да и у неё, кроме вечно недовольной матери, были свои трудности. Как и предчувствовала, после переезда она столкнулась с целым комплексом проблем. И самой злободневной оказалось отношение сверстников в новой школе. Ребята сходу окрестили новенькую дочкой полкана. Утром, едва она появлялась в классе, её приветствовали дружным воплем: привет, дочь полкана. Поскольку она не могла противостоять целому классу, приходилось делать вид, что не замечаешь откровенного издевательства. Самое удивительное заключалось в том, что учителя были как бы не в курсе того, что новенькую прессуют. Они улыбались, делая вид, что всё идёт нормально.
Пожаловаться Виктории было некому, да и она не привыкла жаловаться на временные трудности, поэтому старалась вести себя отстранённо, словно ничего не происходит. Она утром приходила в школу, вежливо здоровалась с одноклассниками, а на уроках внимательно слушала учителей, не отвлекаясь на посторонние разговоры. После окончания уроков Виктория старалась первой покинуть класс, чтобы избежать лишних столкновений. Удивительно, но она была не единственной изгоем в классе. Макс Волков тоже придерживался похожего стиля поведения, хотя на других он посматривал немного свысока, не высказывая открыто своего пренебрежения. К новенькой он относился вполне терпимо, и его голос не звучал в общем хоре, когда девочку встречали громогласным приветствием "Привет, дочь полкана". Макс обычно появлялся за несколько секунд до звонка. Девочки бросали на него пламенные взгляды, но он не обращал на них никакого внимания.
В первые же дни Виктория узнала, что Волков играет за сборную школы по баскетболу. До её слуха долетели тайные шепотки девочек, что Макса скоро возьмут в школу олимпийского резерва и его ждёт блестящее спортивное будущее. Разумеется, новенькая не могла вмешаться в обсуждение одноклассниц, поскольку её продолжали игнорировать даже спустя несколько месяцев. Правда, одноклассников однажды обломал сам объект их обсуждений. Этот случай произошёл как раз накануне Международного женского дня. Мальчишки, как и положено, готовили подарки для девочек, но, как и следовало ожидать, для новенькой не нашлось ни открытки, ни даже завалящей гвоздички. На это обратил внимание Макс Волков, который принимал самое активное участие в подготовке к празднику.
— Ребята, по списку у нас тринадцать девчонок, а подарков всего двенадцать получилось, — сказал он, пересчитывая пакеты. — Вы кого-то не учли? Я подозреваю, что этот пропущенный — наша новенькая.
Колька Лёвочкин заржал.
— Волков, а чего ты вдруг за дочку полкана вписываешься? — спросил он, подмигивая остальным. — Или она что-то пообещала тебе?
Со всех сторон понеслись смешки, но Максим не поддался на провокацию.
— Лёвочкин, тебе пора обратиться в ассенизаторскую службу, — отрезал он спокойно.
Николай в недоумении выпучил глаза.
— Ассенизаторы? Что это за служба такая? — переспросил он. — Раскрой секрет, а то мы все в неведении.
Предчувствуя интересную развязку, одноклассники уже хихикали. Волков не обманул их ожиданий и дерзко ответил Лёвочкину.
— Ассенизаторы — это специалисты, которые очищают от всякого дерьма не только места общего пользования, но и мозги некоторых недоумков, — пояснил он, глядя прямо в глаза оппоненту.
Лёвочкин бросился на него со сжатыми кулаками.
— Что ты сказал? А ну повтори! — заорал он, краснея от злости.
Максим рассмеялся ему в лицо и раздельно произнёс:
— Ты и-ди-от, это факт.
Лёвочкин замахнулся на обидчика, но у Волкова была отличная реакция, недаром он в команде считался лучшим. Полёт Николая был коротким, но впечатляющим. Он чётко вписался в угол возле дверей, где стояла мусорная корзина. Во время приземления корзина опрокинулась, а фантики, грязные салфетки и прочий мусор вывалились на Лёвочкина. Он слезливо прокричал:
— Волков, ты ещё горько пожалеешь об этом, я тебе обещаю кучу неприятностей!
Парни хохотали, держась за животы.
— Коляна, смотри, не обделайся от злости, — подшучивал кто-то. — Загадишь всё помещение к празднику, девчонок обидишь.
Волков не стал вмешиваться в общее веселье. Он исчез за несколько минут. В его отсутствии пацаны продолжали обсуждать происшествие, но уже в несколько ином ключе.
— Ну, Лёва, теперь у тебя появился кровный враг, — смеялись они над Николаем, который утирал рукавом разбитый нос.
Лёвочкин бормотал под нос, что ещё не вечер и он отомстит за разбитый нос. Не успели парни вдоволь поиздеваться над Николаем, как вернулся Макс. В его руках был маленький горшочек, в котором красовались очень яркие цветы, а шоколадку с героиней известной сказки на обёртке он держал в другой руке. Юные джентльмены разом выдохнули.
— Для кого шоколадка-то? — спросил кто-то из них.
Максим выложил на парту Виктории цветочный горшочек и сладкий сувенир. Лёвочкин злорадно воскликнул:
— Что тут непонятного? Наш Макс решил подкатить к дочке полкана, её же Викторией зовут, поэтому сюрприз с намёком, а вдруг Виктория-краса разрешит Максу?
Волков рывком подскочил к Николаю и потряс перед его распухшим носом своим увесистым кулаком.
— Уроdец, слушай меня внимательно, — сказал он угрожающе. — Ещё раз услышу от тебя нечто подобное...
Лёвочкин испуганно проблеял:
— Волков, ты чего, шуток не понимаешь?
Пацаны хором загалдели:
— Макс, реально ты не прав, на кой нам эта дочка полкана?
Макс двинулся на парней.
— Обращаюсь ко всем, чтобы я больше не слышал эту похабную кликуху, — предупредил он. — Надеюсь, меня все услышали.
Продолжение: