Есть такая категория родственников, которых лучше любить на расстоянии. Желательно, через океан или хотя бы пару часовых поясов.
Но Софии, женщине интеллигентной, гостеприимной и, увы, слишком терпеливой, не повезло: сестра её мужа, Жанна, жила всего в часе езды.
Софии было сорок восемь. Она работала косметологом, хорошо зарабатывала, любила порядок, тишину и красивые вещи.
Её муж, Юрий, был мужчиной спокойным, из тех, кто предпочитает не спорить с женщинами, чтобы не нарушать свой внутренний дзен.
Жанна и её муж Борис были людьми «простыми». В их понимании это означало право говорить всё, что взбредет в голову, лезть с советами, куда не просят, и считать чужие деньги с энтузиазмом налоговой инспекции.
Отношения у Софии с золовкой были натянутые, как струна на дешевой гитаре. Жанна любила приходить в гости и «оценивать обстановку».
— Ой, Сонечка, новые шторы? — тянула она, щупая шелк грязными пальцами (она всегда забывала их помыть после улицы). — Дорогие, небось? А цвет маркий. Зря. Надо было коричневые брать, практичнее.
София обычно молча кивала и наливала чай.
Но в этот раз был повод особый. София и Юрий закончили ремонт. Они объединили кухню с гостиной, положили паркет, купили новую мебель. София мечтала об этом ремонте десять лет. Она каждую деталь выбирала с любовью, вкладывала душу (и немалые деньги).
Юрий, добрая душа, настоял:
— Сонь, ну надо Жанку с Борисом позвать. Обидятся же. Отметить. Посидим, покажем, они порадуются за нас.
«Порадуются», — мысленно усмехнулась София. — «Ага, как же. Скорее, лопнут от зависти и забрызгают ядом новый диван».
Но вслух согласилась. Родня есть родня. Худой мир лучше доброй ссоры.
София готовилась целый день.
Стол был сервирован как в ресторане: салфетки в кольцах, свечи, хрусталь.
Гости прибыли с опозданием на час.
— О-о-о! — протянула Жанна с порога, даже не разуваясь и топая в сапогах по новому светлому паркету. — Ну, ниче так! Хоромы. Юрка, ты глянь. Прям Версаль.
София стиснула зубы.
— Жанна, Борис, проходите, тапочки вот.
Застолье началось.
— Креветки… — брезгливо ковыряла родственница салат. — Трава какая-то… Сонь, а майонеза нет? Нормального? А то сухо.
София принесла майонез. Она держалась. Она улыбалась. Она вела светскую беседу.
Но гости не унимались.
— А люстра сколько стоит? — тыкал вилкой в потолок Борис. — Тыщ пятьдесят? Ого! Юрка, ты деньги печатаешь, что ли? Лучше бы мне на машину добавил, у меня колеса лысые.
— А диван светлый — это глупость, — вторила ему Жанна. — Дети придут, испачкают. Или собака. А, у вас же нет собаки. Ну, сами прольете что-нибудь. Непрактично, Сонька. Понты одни.
София молчала. Юрий пытался перевести тему на погоду, на дачу. Но Жанну с Борисом несло. Они чувствовали себя ревизорами в стане врага. Им нужно было найти изъян. Обесценить. Принизить. Чтобы на фоне этого великолепия не чувствовать себя ущербными.
— И паркет скользкий, — ворчала Жанна. — Навернешься тут. Линолеум надо было стелить и не выпендриваться.
— Жанна, нам нравится паркет, — тихо сказала София.
— Нравится им, — фыркнула золовка. — Конечно, нравится. Деньги-то шальные. Ты ж косметолог, на тетках зарабатываешь, которые губы качают. Легкие деньги. Не то что я.
Это был уже удар ниже пояса. «Легкие деньги»?
Но последней каплей стало даже не это.
Разгар веселья. Борис уже изрядно набрался и начал рассказывать скабрезные анекдоты. Жанна, раскрасневшаяся, решила пойти «на экскурсию» по квартире.
Она заглянула в спальню. Потом в ванную.
Вышла оттуда, держа в руках баночку дорогого крема Софии (который та опрометчиво оставила на полке).
— Ты глянь, Борь, — закричала Жанна на всю квартиру, тряся баночкой. — Крем за пять тысяч. Я в магазине видела. Пять тысяч за банку мазилки. Кошмар.
Она вернулась к столу, плюхнулась на стул и, обведя взглядом комнату, ремонт, стол с деликатесами, произнесла ту самую фразу. Фразу, в которую она вложила всю свою зависть.
Она сказала с ехидной, ядовитой ухмылкой:
— Ну да, конечно... Вот как БОГАТЫЕ люди живут. А мы-то, простые, хлеб жуем.
В этой фразе было всё. Упрек. Обвинение в роскоши. Жалость к себе. И желание вызвать у хозяев чувство вины. Вины за то, что они посмели жить хорошо. За то, что они работали, старались, создавали красоту.
София медленно встала.
Внутри неё что-то оборвалось. Лопнула та самая резина терпения.
Она подошла к Жанне, забрала у неё из рук баночку крема.
Посмотрела на Бориса, который жевал курицу.
— Вон, — сказала она тихо.
— Чего? — не поняла Жанна.
— Вон из моего дома, — повторила София громче и четче. — Оба. Сию минуту.
— Сонька, ты чего? Обиделась? — захлопал глазами Борис. — Мы же шутим.
— Я не шучу. Юрий, вызови им такси.
— Ты нас выгоняешь? — взвизгнула Жанна. — Родную сестру мужа? Из-за правды? Зажралась, барыня. Богачкой себя возомнила!
— Да, — спокойно ответила София. — Я богатая. Я богата воспитанием, тактом и уважением к чужому труду. А вы — нет. И вам не место в моем «Версале». Вон!
Юрий, видя лицо жены, молча встал и вывел сопротивляющихся, орущих родственников в коридор.
Когда дверь за ними захлопнулась, в квартире повисла тишина.
София села на свой новый, «непрактичный» диван. На обивке расплывалось пятно от свеклы.
Юрий вернулся, сел рядом, обнял её.
— Прости, Сонь. Я не думал…
— Ничего, Юра, — сказала она, глядя на пятно. — Химчистка отмоет диван. А вот душу от таких гостей отмыть сложнее. Больше ноги их здесь не будет. Никогда.
И знаете что? София ни разу не пожалела. Да, она стала «зазнавшейся» в глазах родни. Зато в её доме теперь чисто. И никто не тыкает её носом в её же успех, называя его «богатством» с интонацией прокурора.
Потому что богатство — это не деньги. Это право выбирать, кого пускать в свой дом и в свою жизнь. А кого оставить за дверью, вместе с их завистью и грязными сапогами.
А вам приходилось указывать гостям на дверь?
Спасибо за подписку и лайки, хорошего всем дня!