Жизнь Юли была похожа на бесконечный марафон. Подъём в шесть, кофе, конспекты, пара часов в университете, потом бегом на маршрутку (или, с недавних пор, за руль), работа до вечера, снова конспекты, сон.
Она приехала из маленького посёлка на севере области. Пробивная, целеустремлённая, гордая. На четвёртом курсе юрфака она уже устроилась помощником юриста в крупную компанию «Вектор». Зарплата была скромной, но опыт — бесценным.
На двадцатилетие родители сделали ей царский подарок. Они копили три года, продали старый гараж и добавили накопленное, чтобы купить ей машину. Это была подержанная «Тойота» — серебристая, немного потёртая, но бодрая.
— Доча, тебе же легче будет, — говорил папа, вручая ключи. — Не на автобусах толкаться. Только осторожнее, умоляю.
Юля берегла машину как зеницу ока. Мыла её, пылесосила салон, разговаривала с ней («Ну давай, моя хорошая, заводись»).
В тот день всё пошло наперекосяк. Преподаватель по гражданскому праву задержал группу на сорок минут. Юля сидела как на иголках. Сегодня в офисе должен был появиться новый начальник юридического департамента — какая‑то «шишка» из Москвы. Все в отделе дрожали: говорили, он строгий, принципиальный и чистит кадры. Юля понимала: опоздать в такой день — подписать себе приговор.
Она вылетела из университета, прыгнула в машину. Пробки, как назло, стояли мёртво. Она нервничала, барабанила пальцами по рулю, молила светофоры стать зелёными.
Когда она наконец заехала на офисную парковку, часы показывали, что она опаздывает уже на двадцать минут.
— Чёрт, чёрт, чёрт! — шептала она, высматривая свободное место.
Парковка была забита. Единственное свободное «окно» маячило в самом конце ряда, у забора. Юля вдавила педаль газа, чтобы успеть занять его, пока кто‑то другой не перехватил.
Она летела по проезду между рядами машин. Скорость была небольшой для трассы, но для парковки — приличной.
Вдруг из‑за тонированного джипа, стоявшего справа, шагнул человек.
Юля увидела его слишком поздно. Мужчина в пальто, с портфелем, шёл уверенно, глядя телефон.
Она ударила по тормозам. Визг шин разрезал воздух. Машину дёрнуло.
Удар был глухим и страшным. Мужчина отлетел на капот, ударился о лобовое стекло, скатился на асфальт.
Юля застыла. В голове была звенящая пустота. «Я убила человека».
Она выскочила из машины на ватных ногах. Подбежала к лежащему.
Он был жив. Стонал, держался за ногу. Лицо было в крови — разбил нос и лоб.
— Вы живы?! — закричала она, падая рядом на колени. — Господи, простите! Я не видела! Я… я сейчас скорую!
— А-а-а… — простонал мужчина, пытаясь сесть. — Нога… Чёрт…
Юля трясущимися руками набрала 112.
— Я сбила человека! Адрес… Парковка бизнес-центра… Приезжайте, пожалуйста!
Дальше всё было как в кошмарном сне. Вой сирен. Врачи, грузящие мужчину на носилки. Полиция, замеряющая тормозной путь. Протокол. «Ваши права, девушка». «Машину на штрафстоянку».
Её отпустили под подписку о невыезде до выяснения обстоятельств. До офиса она так и не дошла. Она сидела дома, на съёмной квартире, и выла в подушку. Карьера кончена. Жизнь кончена. Родители узнают — умрут от горя. А главное — человек. Она покалечила человека.
На следующее утро она купила в магазине сетку апельсинов и бутылку минералки (стандартный набор из кино про больницу) и поехала в травматологию.
Медсестра на посту посмотрела на неё строго.
— К кому?
— К… которого вчера с парковки привезли. ДТП.
— А, к «летуну» нашему, — хмыкнула медсестра. — В пятой палате. Сейчас спрошу, пустит ли.
Через минуту она вернулась.
— Идите. Только недолго. У него сотрясение, покой нужен.
Юля вошла в палату, ступая как мышь.
Мужчина лежал на кровати. Нога в гипсе была подвешена на растяжке. Лицо — сплошной отёк, под глазами синяки, нос заклеен пластырем.
Юля, увидев это, снова заплакала. Слёзы текли по щекам ручьём.
— Здравствуйте… — прошептала она. — Я… это я. Вчера…
Мужчина открыл глаза (один открывался плохо из‑за отёка). Посмотрел на неё.
— А, гонщица, — голос у него был хриплый, но спокойный. — Проходи. Апельсины? Оригинально.
Юля поставила пакет на тумбочку.
— Простите меня! — вырвалось у неё. — Я не хотела! Я спешила… Я дура! Я виновата!
Она ждала криков, угроз, обещаний засудить.
Вместо этого он вздохнул и попытался улыбнуться (вышло криво).
— Ну, хватит сырость разводить. Живой я. Почти целый.
— Нога… — всхлипнула Юля. — И лицо…
— Нога срастётся. Лицо… шрамы украшают, говорят. Слушай, я сам виноват отчасти. Шёл в наушниках, в телефоне залип. Не посмотрел по сторонам. Ты, конечно, летела, как на пожар, но и я хорош.
Юля перестала плакать от удивления.
— Вы… вы не будете писать заявление?
— Посмотрим на моё настроение, — уклончиво ответил он. — Как зовут‑то тебя, беда на колёсах?
— Юля.
— А меня Алексей.
Они поговорили минут десять. О его самочувствии (перелом голени, трещина ребра, сотрясение), о погоде. Он оказался на удивление адекватным. Никакой злобы.
— Я буду приходить, — пообещала Юля, уходя. — Каждый день. Можно?
— Приходи, — кивнул он. — Апельсины я люблю.
Она приходила каждый день после учёбы (на работу она позвонила, сказалась больной — стыдно было появляться). Носила ему домашние котлеты, книги, рассказывала новости.
На третий день она пришла и застала у него гостью.
Красивая, ухоженная брюнетка в дорогом костюме сидела на краю кровати и что‑то эмоционально говорила.
Юля замерла в дверях. Она узнала девушку. Это была Жанна из отдела маркетинга их фирмы.
— Лёш, ты понимаешь, что это возмутительно?! — говорила Жанна. — Эта идиотка должна сидеть! Она чуть не убила тебя, а ведь ты её начальник!
Юля почувствовала, как пол уходит из‑под ног.
Новый директор. Алексей Дмитриевич.
Тот самый московский начальник, перед которым она должна была «проявить себя». И проявила. Сбила машиной.
— Жанна, прекрати, — устало сказал Алексей. — Никто никого не убил.
Тут Жанна заметила Юлю.
— О, а вот и героиня, — ядовито сказала она. — Явилась? Совесть замучила?
Юля стояла ни жива ни мертва. Она смотрела на Алексея с ужасом.
— Вы… вы мой начальник? — прошептала она.
Алексей вздохнул.
— Был бы, если бы дошёл до офиса. Да, я Алексей Волков. Новый глава юрдепартамента. А ты, значит, Юля Смирнова, стажёр? Я видел списки.
Юля закрыла лицо руками и выбежала из палаты.
Она бежала по коридору, глотая слёзы. Всё. Теперь точно всё. Не просто уволят — с волчьим билетом выгонят. И посадят. Жанна, которая метила на место зама, точно позаботится, чтобы «убийцу шефа» наказали по полной.
Но на следующий день она всё равно пришла. Потому что обещала. И потому что чувство вины было сильнее страха.
Жанны в палате не было.
Алексей встретил её спокойно.
— Вернулась? Я думал, сбежишь в Мексику.
— Простите, — она села на стул, опустив голову. — Я не знала, кто вы. Это ничего не меняет, конечно, но… теперь я понимаю, что мне конец.
— Почему конец? — удивился он.
— Ну как… Я сбила своего начальника. Вы меня уволите. И посадите. Ваша девушка вчера ясно дала понять.
— Во-первых... Жанна теперь не моя девушка, — поморщился он. — Во-вторых, я не собираюсь никого сажать. И увольнять пока тоже не за что — ты же на работе не косячила, а на парковке.
— Вы шутите?
— Нет. Я посмотрел твоё личное дело, пока лежал. Характеристики хорошие, учишься на отлично. Зачем мне терять сотрудника из‑за несчастного случая?
Юля смотрела на него как на инопланетянина.
— Вы… вы святой?
— Я просто прагматик. И ещё мне скучно лежать тут одному. Расскажи лучше, что там в мире происходит.
Они проговорили два часа. Оказалось, у них много общего. Он тоже любил старый рок, тоже читал Ремарка и тоже ненавидел, когда в договорах используют мелкий шрифт.
Она приходила к нему ещё две недели. Жанну она больше не видела (потом узнала, что Алексей попросил её не приходить).
Они стали почти друзьями. Она узнала, что он разведён, что у него есть собака (которая сейчас у родителей), что он переехал в их город, потому что устал от московской суеты. Он узнал про её семью, про мечты, про старенькую «Тойоту».
Суд состоялся через месяц. Алексей пришёл на костылях.
Судья, строгая женщина в очках, посмотрела на них поверх оправы.
— Потерпевший, у вас есть претензии к обвиняемой?
— Нет, ваша честь, — твёрдо сказал Алексей. — Я ходатайствую о прекращении уголовного преследования в связи с примирением сторон. Я сам нарушил правила безопасности, шёл по проезжей части в наушниках. Девушка оказала помощь, компенсировала лечение.
Юля стояла, опустив голову, и не верила своим ушам.
Итог: штраф тридцать тысяч и лишение прав на три месяца. Никакой судимости. Никакого условного срока.
На следующий день она пришла в офис. Ей было страшно. Коллеги шептались за спиной: «Вон она, киллерша». «Как её ещё пустили сюда?».
Её вызвали к директору.
Алексей сидел в своём кресле, нога в гипсе покоилась на специальной подставке.
— Заходи, Смирнова, — сказал он официально.
Юля вошла, сжимая в руках заявление на увольнение. Она решила уйти сама. Не хотела мозолить глаза.
— Вот, — она положила листок на стол.
Алексей взял бумагу, прочитал, порвал и бросил в корзину.
— Что за глупости? Работать кто будет?
— Но… как? — растерялась она. — Все знают. Все смотрят.
— Пусть смотрят. Это их проблемы. Твоя задача — готовить договоры и учиться. Ты хороший специалист, Юля. Я не разбрасываюсь кадрами. Иди работай.
И она осталась.
Поначалу было тяжело. Сплетни, косые взгляды. Но Алексей вёл себя безупречно. Он был строгим, но справедливым начальником. Ни разу не попрекнул её аварией. Ни разу не дал повода думать, что между ними что‑то есть, кроме работы.
Только иногда, когда они пересекались в кафетерии или на парковке (куда она теперь ходила пешком), их взгляды встречались. И в этих взглядах было что‑то… тёплое. Что‑то, что заставляло её сердце биться чаще, а его — чуть дольше задерживаться на месте.
Она видела, как он хромает. И каждый раз чувство вины кололо сердце. Но теперь к нему примешивалось и другое чувство. Благодарность. Восхищение. Нежность.
Прошло полгода. Гипс давно сняли, Алексей ходил с тростью, потом и без неё, лишь слегка прихрамывая. Юле вернули права.
Был декабрь. Предновогодняя суета, отчёты, корпоративы.
Юля задержалась на работе, доделывая сложный контракт. Офис опустел. Она вышла на парковку, где стояла её «Тойота». Пошёл снег — крупный, пушистый, сказочный.
Она чистила машину щёткой, когда услышала шаги.
Обернулась. Алексей. Без шапки, в пальто, на плечах снежинки.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — улыбнулась она. — Вы чего без шапки? Заболеете.
— Я закалённый. Слушай, Юль…
Он подошёл ближе. В свете фонаря его глаза казались тёмными и очень серьёзными.
— Я тут подумал… Ты больше не можешь быть моим сотрудником.
У Юли внутри всё оборвалось. Снег вдруг показался холодным и колючим.
— Вы… вы меня увольняете? — прошептала она. — Я что‑то сделала не так? Ошиблась в контракте?
Он покачал головой.
— Нет. Ты идеальный сотрудник. Но есть проблема. Согласно корпоративной этике, отношения между начальником и подчинённым не приветствуются. А я… я больше не могу быть просто начальником.
Он сделал шаг и оказался совсем рядом. Юля чувствовала запах его парфюма — мороз, табак и что‑то неуловимо родное.
— Я, кажется, попал, Смирнова. Ещё тогда, на капоте твоей машины.
Он наклонился и поцеловал её. Осторожно, нежно, словно спрашивая разрешения.
Юля замерла на секунду, а потом ответила. Снежинки таяли на их щеках, где‑то сигналила машина, но для них мир сузился до этого пятна света под фонарём.
Когда он отстранился, она смотрела на него, не веря.
— Вы… ты серьёзно?
— Абсолютно, — улыбнулся он. — Я согласен, чтобы ты переехала меня ещё раз, только бы не говорила, что не любишь меня так же, как я тебя.
Юля рассмеялась — счастливо, звонко.
— Я люблю, — сказала она. — Очень люблю. Но переезжать больше не буду. Ремонт дорогой.
Он обнял её, уткнувшись носом в её макушку.
— Значит, придётся меня возить. У тебя это получается… эффектно.
— Договорились, — шепнула она.
Они стояли под снегопадом, на той самой парковке, где всё началось с боли и страха, а закончилось тем, что называют судьбой. И Юля знала: теперь её марафон закончился. Она прибежала. Домой.
👍Ставьте лайк, если дочитали.
✅ Подписывайтесь на канал, чтобы читать увлекательные истории.