Надя шла по вечерней улице, переминая тяжёлые пакеты из руки в руку. Осень выдалась сырая — дождь не прекращался уже неделю, и асфальт блестел чёрными лужами под фонарями. Ноги в промокших туфлях скользили, в одном пакете что-то хрустнуло — наверное, яйца.
Надо было взять такси, но она пожалела денег. Кредит за квартиру ещё пятнадцать лет платить, каждая тысяча на счету.
В супермаркете купила курицу, картошку, сметану. Игорь вчера намекал, что соскучился по её фирменной запечённой картошке с румяной корочкой — той самой, которую она делала в первые месяцы их совместной жизни. Тогда они ещё сидели на кухне допоздна, болтали, смеялись.
А сейчас Игорь всё чаще молчал. Приходил с работы, плюхался на диван с телефоном, смотрел ролики. На вопросы отвечал односложно. Когда она спрашивала, что случилось, он отмахивался: "Устал просто".
Подошла к своему дому — девятиэтажка из красного кирпича, новостройка, которой три года. Вспомнила, как радовалась, когда подписывала договор. Это была её победа. Её достижение. Никто не помогал — всё сама.
Лифт не работал. Надя потащила пакеты по лестнице. На четвёртом остановилась перевести дух — сердце колотилось.
Подошла к двери квартиры 42. Достала ключи. Вставила в замок.
Ключ не поворачивался. Застрял намертво.
Странно. Утром работало. Она дёрнула раз, второй — бесполезно.
Навалилась плечом — дверь легко распахнулась. Значит, просто прикрыта. Но почему?
В прихожей чужие ботинки. Мужские, рабочие, сорок пятого размера минимум. Грязные, со следами глины. Рядом женские потёртые кроссовки из масс-маркета.
Надя поставила пакеты на пол. Курица выкатилась, покатилась к стене.
Из гостиной голоса. Незнакомые мужские. И голос Людмилы Ивановны — громкий, командный.
Что происходит?
Надя медленно прошла по коридору. Сердце билось часто, в горле пересохло.
Картина была сюрреалистичной.
Два грузчика — лысый в потной футболке и помоложе, с чёрной бородой — тащили огромный розовый чемодан. Весь в детских наклейках — единороги, радуги, надписи какие-то.
Людмила Ивановна стояла в сером кардигане, который носила лет пятьдесят. Махала рукой, показывая направление.
Игорь был у окна. Спиной ко всем. Смотрел на улицу. Плечи напряжены, руки в карманах.
На диване, на её любимом диване цвета слоновой кости, лежали сумки. Спортивная, хозяйственная, рюкзак.
— Что здесь происходит?
Голос прозвучал тише, чем хотелось. Почти шёпотом.
Людмила Ивановна обернулась. Улыбка приторная:
— А, Надюша! Как раз вовремя! Мы комнату освобождаем для Леночки. Моя племянница поступила в колледж, будет у вас жить временно. Девочка из области, жить негде. А у вас три комнаты — вам же не помешает!
Надя моргнула. Информация не укладывалась.
— Какая племянница?
Игорь вздохнул, но не повернулся.
— Лена, дочка моей двоюродной сестры Тамары, — пояснила свекровь. — Тихая девочка, непьющая. На дизайнера поступила. Общежитие не дали, мест не хватило. Вот я и подумала — у вас просторно, одна комната пустует.
— Женщина, куда тащить? — грузчик вытер пот. — Тяжёлый, блин.
— В спальню, — указала Людмила Ивановна.
Надино сердце ухнуло.
— В какую спальню? — Она шагнула вперёд. — В мою?!
— Ну да, там окна на юг, светло. Для учёбы самое то. Леночка, заходи!
Из-за спин грузчиков протиснулась девушка. Тонкая, в поношенных джинсах и растянутой кофте. Огромный рюкзак за спиной. В руке пакет из "Пятёрочки" — доширалак и сгущёнка торчат.
Лет семнадцать. Лицо красное, взгляд виноватый, в пол.
— Здравствуйте, — еле слышно.
Надя посмотрела на неё — укол жалости. Девчонка не виновата. Её использовали.
Но жалость сменилась яростью, когда Надя снова увидела свекровь.
— Людмила Ивановна, вы серьёзно?
— Абсолютно. Доброе дело делаем.
Надя развернулась к мужу:
— Игорь, ты в курсе был?
Он повернулся. Лицо бледное, взгляд бегающий.
— Да, мама вчера попросила... Лене некуда. На месяц, может, два. Учебный год начался, потом найдёт что-нибудь.
— На месяц?! — что-то взорвалось внутри. — ДВА? И ты решил без меня?! Даже не спросил?!
— Я думал...
— Ты ДУМАЛ?!
Надя никогда не кричала. Но сейчас не могла сдержаться.
— Надюша, успокойся, — Людмила Ивановна снисходительно. — У тебя три комнаты! Одну можно отдать. Девочке негде жить! На вокзале ночевать будет? Ты же добрая душа...
— Это МОЯ квартира! — выкрикнула Надя. — Я её купила! Я плачу! Каждый месяц! Пятнадцать лет ещё! И никто — НИКТО — не имеет права решать, кто тут будет жить!
Тишина.
Грузчики переглянулись. Лена сжалась у стены.
— Ну ты даёшь, — протянул лысый. — Родственницу нашу пожалела бы...
— Она мне НЕ родственница! — отрезала Надя. — Это родственница ЕЁ! Пусть к себе селит!
— У меня однушка! Тридцать два метра! Где я двоих размещу?!
Надя вздрогнула:
— Двоих?! Это кого еще двоих?
Людмила Ивановна осеклась, поняла, что проболталась. Но уже не отступала:
— Ну... у Лены же брат есть, Костик. Ему девятнадцать, тоже в город приехал, работу ищет. Я думала, через недельку его тоже к вам подселить, временно. Он тихий, непьющий...
— ВЫ ЧТО?! — Надя чувствовала, как у неё земля уходит из-под ног. — Вы хотели заселить сюда ДВОИХ посторонних людей?! Парня и девушку?! В МОЮ квартиру?!
— Ну они же родственники наши, брат с сестрой! Какая тебе разница - двое или одна?! — защищалась свекровь. — Что ты так взвилась?! Помогли бы людям встать на ноги!
— В моей квартире?! Без моего ведома?!
Игорь отвернулся к окну. Лена всхлипнула громче.
Надя поняла — если бы она сегодня промолчала, через неделю здесь появился бы ещё один "жилец". А потом, возможно, и третий.
— Не моя проблема! — отрезала она.
— Надя, будь человеком! — Игорь подошёл, положил руку на плечо.
Она резко отстранилась.
— Не трогай меня. И не рассказывай про человечность. Человечность — это когда спрашивают разрешения!
Развернулась к грузчикам:
— Всё, что принесли, выносите. Сейчас. Немедленно.
Мужики растерянно:
— Нам-то всё равно, только денег никто не вернёт...
— Ничего, заплачу! — Людмила Ивановна полезла в сумочку. — Не слушайте её!
— НЕТ! — Надя встала между ними и спальней. — Я собственник. Паспорт, документы могу показать. Если не выйдете, вызову полицию. За незаконное проникновение.
Грузчики замерли.
— Ты... полицию?! — задохнулась свекровь.
— Абсолютно.
Лысый почесал затылок:
— Слушайте, женщины, мы в такое не лезем. Не за эти деньги.
Подхватил чемодан:
— Пошли, Серёга. Тут разборки семейные.
Через минуту грузчики топали вниз, волоча багаж.
Дверь хлопнула.
Людмила Ивановна стояла посреди гостиной. Лицо багровое, губы трясутся.
— Ты... ты выгоняешь мою племянницу?!
— Я не пускаю незнакомых людей в свою квартиру.
— Это семейное дело!
— Нет. Это МОЯ квартира.
Лена тихо всхлипнула у стены.
— Пойдём, Леночка, — Людмила Ивановна схватила девушку за руку. — Видишь, какая тут хозяйка. Совсем совести нет!
Дверь снова хлопнула.
Надя посмотрела на Игоря.
— Ты серьёзно думал, что это нормально?
— Мама попросила... Ну не мог же я отказать.
— А меня спросить?
— Думал, согласишься. Всего месяц...
— Игорь, это моя квартира. Я её купила. Одна. До тебя.
— Вот опять! — он покраснел. — Твоя, твоя! А я кто? Гость?
— Ты муж. Но это не даёт права решать за меня.
— Мама права — ты бессердечная! Девочке помочь не можешь!
— Я могу помочь деньгами. Снять комнату. Но не пускать жить сюда без согласия.
— Знаешь что? — Игорь рванул к шкафу. — Мне тут не место! Всё твоё!
Швырял вещи в сумку. Надя молча смотрела. Внутри сжималось, но она не остановила.
— Ухожу к маме, — бросил он. — Там хоть ценят!
Дверь третий раз хлопнула.
Надя осталась одна.
Эту квартиру Надя покупала два года. Работала на двух работах, спала по пять часов. Деньги копила в конвертах. Отказывалась от отпусков, ресторанов, одежды.
Продала двушку старенькую, взяла ипотеку на двадцать лет. Купила трёшку. Новый дом, нормальный ремонт, большая кухня.
Это была её квартира, где она главная. Её достижение.
Игорь появился через полгода. Милый, внимательный. Через год расписались. Переехал из маминой однушки с двумя сумками.
Первые месяцы — счастье. Готовили вместе, смотрели сериалы, обнимались.
Потом Людмила Ивановна. Приходила всё чаще. Переставляла вещи, выбрасывала вещи, готовку критиковала - все как обычно. А Игорь молчал.
Надя терпела. Боялась ссориться.
Но сейчас что-то сломалось.
Надя села на диван. Руки тряслись. Не хотела разрыва. Любила Игоря.
Но когда увидела чужих в своей квартире — что-то сломалось. Это была последняя капля. Она копила, работала на износ, отказывала себе во всём.
Телефон — мама.
— С Игорем поссорилась.
Рассказала.
— Правильно сделала, — сказала мама. — Это твоя квартира. Любовь не должна быть за счёт границ.
Игорь не звонил три дня. Надя тоже не писала. Злость не прошла.
На четвёртый — смс: "Нам надо поговорить".
Встретились в кофейне. Игорь помятый — не выспавшийся, не выбритый, мятая футболка.
— Слушай, — начал он. — Я думал... Ты была права.
Надя молчала.
— Мама всю жизнь меня контролирует. Отец ушёл, когда мне пять было. Она одна растила. Я вырос — обязан ей. Должен слушаться.
Поднял глаза:
— Но у меня теперь ты. Семья. Я должен был посоветоваться. Это твоя квартира, твои деньги. Прости.
— Одних извинений мало.
— Знаю. Я снял Лене комнату в общежитии недалеко. Заплатил за семестр. Из своих.
— А мама?
— Поговорил серьёзно. Сказал — мы теперь своя семья. Свои правила. Она обиделась. Плакала. Но вроде поняла.
Надя искала фальшь. Не нашла.
— Попробуем ещё раз?
— Ладно. Но если повторится...
— Не повторится. Слово даю.
Через неделю позвонила Людмила Ивановна. Голос тихий:
— Надя... Прости. Погорячилась я. Привыкла решать за Игорька, теперь за тебя решаю.
— Понимаю. Но я не он.
— Знаю теперь. Ты сильная. Не позволяешь вытирать ноги. Правильно.
Лене дали общежитие. Людмила Ивановна приезжала раз в две недели — предупреждая. Не лезла с советами теперь.
Игорь изменился. Спрашивал мнение во всём.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ
ПИШИТЕ ВАШЕ МНЕНИЕ