На первом свидании с исландкой я полез доставать карту — она остановила мою руку: "Что ты делаешь?". Сигрун забрала свой чек и ушла к кассе. Я сидел один за столиком с картой в руках и не понимал, что произошло.
Это было три года назад в Рейкьявике. В Москве у меня было четыре отношения — все по стандартной схеме. Я думал, что понимаю правила. Встретил Сигрун на IT-митапе, и все правила перестали работать. Идеальная ли исландка жена? Сейчас расскажу сравнение подробно.
"Я плачу за себя" — первое свидание разрушило мою картину мира за 30 секунд
В субботу утром Сигрун написала: "Хочешь кофе сегодня в 15:00?". Без смайликов, без "если ты не занят". Как деловая встреча.
В России девушки ждали, когда я позову. Здесь она скинула адрес и исчезла до 15:00.
Пришла минута в минуту. Мы проговорили два часа — про переезд, работу, аналитику данных. Когда официантка принесла счёт, я потянулся к карте. Сигрун перехватила мою руку: "Стой. Что ты делаешь?".
Я растерялся: "Плачу за нас".
Она нахмурилась: "Почему за нас? Я заказала на 1200 крон, ты на 800. Я плачу свои 1200".
Забрала свой чек и ушла к кассе. Я остался сидеть один.
Когда вышли, спросил: "Я что-то не так сделал?". Она удивилась: "Наоборот. Просто я не понимаю, зачем ты хотел платить за меня. Если ты платишь — выглядит так, будто я должна тебе что-то взамен. Это некомфортно".
В Москве с Катей на первом свидании я потратил 7000 рублей. Она даже не полезла за кошельком — это было бы оскорбительно.
Прошло три года. Привык ли? Нет. До сих пор автоматически тянусь к карте — а потом останавливаюсь.
Она зарабатывает на 30% больше меня. Её родители спросили только одно: "Ты хороший человек?"
Сигрун — старший аналитик данных в банке, получает 890 000 крон (660 000 рублей после налогов). Я программист в стартапе — 680 000 крон (500 000 рублей чистыми).
В Москве я встречался с Катей два года. Когда она стала получать 160 000, а я 120 000 — её отец начал шутить: "Когда съедешь к ней на содержание?". Друзья Кати говорили, что она "тащит его на себе". Через полгода расстались.
Я встретился с родителями Сигрун через три месяца. Ужин в их доме. Отец Магнус спросил: "Чем занимаешься?". Я рассказал про стартап. Он кивнул: "Ты хороший человек?". Я растерялся: "Стараюсь". Магнус улыбнулся: "Тогда всё в порядке".
Ни слова про зарплату. Ни слова про квартиру.
Через год мы съехались — сняли двушку за 250 000 крон (185 000 рублей). Я предложил платить пропорционально зарплате. Сигрун покачала головой: "Нет. Пополам. Квартира общая".
Раздельный бюджет. Продукты по очереди. Счета делим пополам. У неё денег больше — это просто факт, как цвет глаз.
На вечеринке у её коллег спрашивали, какие книги читаю и куда хочу поехать. Про деньги — ни слова.
"Не трать 4300 рублей на неживые растения" — она вывела меня из цветочного и объяснила
За три года я ни разу не подарил Сигрун цветы.
Первый месяц отношений я зашёл в цветочный. Букет из пятнадцати роз — 5800 крон (4300 рублей). В Москве такой же — 2000 максимум.
Позвонил Сигрун: "Хочу купить тебе цветы". Пауза. "Подожди меня десять минут. Не покупай".
Пришла, посмотрела на цены, взяла за руку и вывела. На улице сказала: "Мне очень приятно, что ты подумал. Но цветы завянут через неделю. Это 5800 крон на помойку. На эти деньги мы сходим в хороший ресторан вдвоём. Что лучше — неживые растения или воспоминания?".
Я не знал, что ответить.
На её день рождения я спросил прямо: "Что хочешь?". Она скинула ссылку: "Вот эту книгу". Книга по machine learning за 4200 крон (3100 рублей). Я купил. Она обрадовалась больше, чем любая русская девушка дорогим духам.
На годовщину отношений я предложил дорогой ресторан. Сигрун покачала головой: "Там ужин 32000 крон — это 24000 рублей. Знаешь что лучше? Поехали к водопаду Скогафосс с палаткой. Бензин и еда 10000 крон, и у нас будет два дня наедине с природой".
Поехали. Ночевали в палатке, сидели у водопада с термосом кофе, смотрели на звёзды. Сигрун сказала: "Это лучший день в моей жизни". И по её лицу было видно — она не врёт.
Её подруга Анна на помолвку получила MacBook Pro за 280000 крон (210000 рублей) — старый тормозил, она дизайнер. Анна плакала от счастья: "Он знает, что мне нужно!".
Мой друг Максим в Москве подарил девушке кольцо за 450000 рублей. Она расстроилась: "У подруги камень больше". Через три месяца расстались.
Я полгода думал, что она меня не любит — пока не понял, что исландки любят по-другому
Первые полгода один вопрос не давал покоя: любит ли она меня вообще?
Сигрун не писала "Скучаю" каждые три часа. Не звонила "услышать голос". Утром: "Привет", душ, завтрак, работа. Вечером: "Как дела?", ужин, ноутбук, сон. Поцелуй перед сном — всё.
Никаких признаний. Никаких сердечек. Никаких "Я так скучала за восемь часов".
В Москве Лена писала по 40 сообщений в день. Если я не отвечал час — звонок с истерикой: "С тобой всё в порядке? Я думала, ты попал в аварию!".
С Сигрун была тишина. Комфортная, но пугающая.
Через шесть месяцев я не выдержал. Она сидела за ноутбуком, разбирала графики. Я подошёл и спросил в лоб: "Сигрун, ты меня вообще любишь? Или я просто удобный сосед?"
Она закрыла ноутбук, встала: "Послушай. Я переехала к тебе через четыре месяца — до этого я десять лет жила одна и мне это нравилось. Я познакомила тебя с родителями на третьем месяце — не делала этого ни с кем раньше. Я планирую с тобой детей. Ты серьёзно думаешь, что я всё это делаю ради прикола?".
Я молчал. Она продолжила: "Я не буду писать тебе сто раз в день. У меня работа. У тебя работа. Мы взрослые люди. Если я написала утром "Увидимся вечером" — значит увидимся. Зачем ещё двадцать сообщений?".
Она не проверяет мой телефон. Ни разу за три года. В России все четыре девушки хотя бы раз просили разблокировать телефон "просто посмотреть". Лена взяла мой телефон, пока я был в душе. Нашла сообщение от коллеги Алины: "Спасибо за помощь с отчётом!". Скандал на три часа.
Сигрун знает пароль от моего телефона. Но никогда не просила посмотреть. Я сам предложил: "Хочешь, дам телефон?". Она удивилась: "Зачем? Если бы не доверяла — не жила бы с тобой".
Она не ревнует. Совсем. У меня в команде три девушки. Раз в две недели ходим в бар после работы — вся команда. Сижу до полуночи, иногда до часу. Сигрун никогда не спрашивает: "С кем там? Почему так поздно? Скинь фото".
Я пишу: "Задерживаюсь, приду к часу". Ответ: "Ок, хорошо проведи время".
В Москве если задерживаешься — готовься к допросу. Катя требовала: "Скинь фото бара. Теперь фото компании. Кто эта девушка справа?".
Сигрун ходит в бар со своей командой каждую пятницу. Уходит в восемь, возвращается в полночь. Я отвечаю: "Окей". Всё.
Я спросил: "Тебе правда всё равно, что я до часу сижу с тремя коллегами-девушками?". Сигрун пожала плечами: "А что? Ты собираешься изменить мне в баре при восьми свидетелях? Если захочешь изменить — ты это сделаешь в любом случае. Контроль ничего не предотвращает. Он просто показывает недоверие".
Но один момент показал, что она любит.
Прошлой зимой я заболел гриппом. Температура 39,2. Сигрун пришла с работы, увидела меня, поставила градусник. Посмотрела на 39,2, взяла телефон, написала кому-то.
Через десять минут: "Я взяла больничный на три дня. Пока не станет лучше — я дома".
Я попытался возразить: "У тебя же презентация в пятницу". Она отрезала: "Перенесла. Лежи".
Три дня не отходила. Готовила куриный бульон — я не знал, что она умеет. Меняла компрессы каждые два часа. Ночью вставала проверять температуру. Сидела рядом с ноутбуком, работала удалённо, чтобы быть рядом.
Ни одного "Бедненький мой", ни одного "Как я переживаю". Просто делала.
Вот как исландки любят. Не словами — действиями. Сигрун не напишет "Скучаю" сто раз. Но она запомнила, что я люблю кофе со вторым молоком, а не с первым, который стоит ближе. Каждое утро берёт второй, дальний.
Когда у меня был дедлайн и я работал до трёх ночи пять дней подряд — она молча приносила чай каждый час. Не отвлекала, просто ставила чашку рядом.
Когда мне было плохо после увольнения друга — села рядом, положила руку на плечо. Сидели молча двадцать минут. Потом спросила: "Рассказать хочешь?". Я рассказал. Она слушала, не перебивала, не давала советов.
В России отношения — эмоциональные качели. Сегодня "Ты лучший!", завтра "Ты меня не любишь!". Лена могла заплакать, потому что я забыл поставить смайлик.
С Сигрун всё ровно. Предсказуемо. Поначалу казалось скучным — я привык к драме. Сейчас понимаю — это стабильность.
Но честно — иногда скучаю. Хочется, чтобы хоть раз позвонила: "Где ты, почему не отвечаешь?". Просто чтобы почувствовать, что нужен.
Хочется услышать "Я скучала", а не деловое "Как дела?".
Один раз сказал ей об этом прямо. Лежали в кровати: "Иногда хочется, чтобы ты чуть больше эмоций показывала. Написала, что скучаешь. Или хоть раз приревновала".
Сигрун повернулась: "Ты хочешь, чтобы я страдала без причины? Зачем переживать, если с тобой всё в порядке? Это трата энергии впустую".
Для неё эмоции — трата энергии. Для русских девушек — единственный способ показать любовь.
С эмоциональными качелями я устал. Со стабильностью иногда одиноко.
"Я хочу троих детей. Но зачем нам свадьба?" — она сказала это на втором году отношений
Сигрун 29 лет. Встречаемся три года. Она хочет троих детей. Слово "свадьба" не произносила ни разу.
Через полтора года отношений мы лежали на диване, она листала ленту соцсети. Остановилась на фото детей её подруги: "Смотри, какие классные. Я хочу троих. Двух точно, троих в идеале".
Я обрадовался — в России это намёк на предложение. Спросил: "И когда свадьба?". Она удивлённо посмотрела: "Какая свадьба? Зачем?".
Я не понял вопроса: "Как зачем? Дети же".
Сигрун нахмурилась: "При чём тут дети? Мы можем родить детей без свадьбы. Зачем нам штамп в паспорте? Мы и так вместе".
Я попытался объяснить: "Ну это же... стабильность. Ответственность".
Она: "Свадьба не даёт стабильности. Каждый второй брак в мире распадается. Штамп не мешает разводиться. Мы вместе, потому что хотим быть вместе — не потому что бумажка нас обязывает".
В Исландии 70% детей рождаются вне брака. Родители Сигрун расписались, когда ей было восемь лет — просто решили, что так удобнее с налогами. Её брат живёт с девушкой семь лет, двое детей. Не женаты.
На вечеринке у её коллег я разговаривал с Эйнаром — он работает программистом, встречается с девушкой пять лет, сын трёх лет. Спросил: "Планируете жениться?". Он пожал плечами: "Не знаю. Зачем? Мы и так семья. Если что-то пойдёт не так — свадьба не спасёт. Если всё хорошо — свадьба не нужна".
В Москве мама Кати через год отношений начала намекать: "Когда уже предложение сделаешь?". Через два года намёки стали прямыми вопросами. Я не был готов — мы расстались.
С Сигрун прошло три года. Я не знаю, серьёзные мы или просто живём вместе. Мы планируем детей, но не обсуждаем свадьбу. Для неё это нормально. Для меня — до сих пор странно.
Я спросил недавно: "Если завтра я захочу уйти — что тебя остановит?". Она ответила: "Ничего. Если ты захочешь уйти — уходи. Я не хочу, чтобы ты был со мной из-за штампа в паспорте. Я хочу, чтобы ты оставался, потому что хочешь остаться".
Логично. Но страшно.
"Купи сам, ты же мужик" — мама сказала, что это не жена. Иногда я с ней соглашаюсь
Не буду врать: иногда хочется по-русски.
Хочется, чтобы она встретила меня с ужином на столе — а не писала в 18:30: "Ты сегодня готовишь или я?". В России Лена готовила каждый вечер. Сигрун готовит раз в неделю, в остальные дни — моя очередь или заказываем.
Хочется, чтобы она спросила, какие шторы повесить в спальне — а не сказала: "Купи сам, если тебе не нравятся старые". В России Катя выбирала всё для квартиры сама. Сигрун говорит: "Квартира общая, решения общие".
Прошлым летом родители приехали в гости из Москвы. Мама увидела, как Сигрун собирается на работу в джинсах и свитере — никакой юбки, каблуков, макияжа. За завтраком Сигрун сказала: "Сегодня я задерживаюсь, сам разогреешь ужин". Мама молчала.
Вечером, когда Сигрун ушла в бар с коллегами, мама не выдержала: "Она тебе жена или сосед? Не готовит, зарабатывает больше, ходит по барам до ночи. Это не женщина — это мужик в юбке".
Я попытался объяснить про равенство, про культуру. Мама покачала головой: "Женщина должна быть женщиной. Она должна хотеть заботиться о муже, создавать уют, ждать дома. Твоя Сигрун живёт как холостяк".
Я не стал спорить. Но ночью не мог заснуть — потому что в чём-то мама права.
Иногда я чувствую себя соседом по квартире, а не мужчиной рядом с женщиной. Мы делим счета, готовим по очереди, принимаем решения пополам. Равноправие во всём. Но равноправие — это когда тебя не ждут, о тебе не заботятся, на тебя не опираются. Ты просто функция, которая готовит по чётным дням.
Мой друг Максим живёт в Москве с Аней. Приехал в гости, остановился у нас. Увидел, как мы с Сигрун моем посуду по очереди, делим продукты, отдельно платим за интернет. Вечером спросил: "Ты счастлив?". Я честно ответил: "Не знаю".
Максим рассказал про свою жизнь: Аня не работает последние два года — сидит с ребёнком. Он зарабатывает один, отдаёт ей всю зарплату, она распределяет. Готовит каждый день, встречает с ужином, гладит рубашки. Ревнует, звонит по десять раз, проверяет телефон. "Иногда я задыхаюсь от этого, — признался он. — Но зато я чувствую, что нужен. Что обо мне заботятся. Что я мужик, а не функция".
Со стороны его жизнь выглядит как тюрьма. Но он счастлив.
Моя жизнь со стороны выглядит как свобода. Но я не уверен, что счастлив.
С другой стороны: Сигрун никогда не устроит истерику из-за смайлика. Не потратит мою зарплату на сумку. Не заставит выбирать между друзьями и ней. Не будет требовать кольцо за 450 000. Не бросит, если я потеряю работу — потому что её стабильность не зависит от меня.
С русскими девушками я постоянно доказывал, что я мужчина. Зарабатывай больше, плати везде, решай всё, защищай, обеспечивай. Устал от этой гонки.
С исландками ничего доказывать не надо. Но тогда кто я?
Назад к русским я уже не смогу. Но с исландками иногда одиноко
Я не знаю, вернусь ли когда-нибудь к русским женщинам.
Не потому что они плохие. Просто я привык не платить за двоих. Привык не отчитываться, где я и с кем. Привык не доказывать свою мужественность деньгами. Привык к тишине вместо истерик.
Но я не привык к одиночеству внутри отношений.
Вчера вечером Сигрун сидела за ноутбуком. Я сидел рядом с книгой. Мы молчали два часа. В 23:00 она закрыла ноутбук: "Я спать. Спокойной ночи". Поцеловала в щёку и ушла в спальню.
Я остался сидеть один. Подумал: мы живём вместе три года, а я чувствую себя так, будто живу один.
Но потом вспомнил, как Лена звонила мне по двадцать раз в день и кричала, что я её не люблю. Как Катя проверяла телефон и устраивала сцены. Как я уставал от этого эмоционального шторма каждый день.
С Сигрун тихо. Спокойно. Предсказуемо. Одиноко.
Но я остаюсь.
Потому что тишина лучше шторма. А одиночество внутри отношений лучше, чем истерики каждый вечер. Идеальная ли исландка жена? Для меня - да.
Или я просто пытаюсь себя убедить.
Понравилось? Поставьте лайк, напишите коммент и поделитесь с близкими!